Белесый взял Алика за ноги и затащил в кусты, начал забрасывать валежником.
— Обожди, — остановил его бородатый. — Обшмонай это чучело. Ничего не оставляй в карманах, даже лотерейного билета.
Без особой охоты белесый подчинился. Через минуту он подал голос.
— Ого! Капуста. И немало для такого ханурика.
— Бери, в хозяйстве сгодится.
Белесый не удержался, чтобы не пересчитать деньги.
— Потом, потом, — остановил его Борода. — Сперва дело кончай.
Сунув пачечку зелененьких в карман, тот нагнулся было за очередной веткой, как в глаза ему бросилось подозрительное шевеление ветвей. Без сомнения там кто-то был! Он ринулся к своему напарнику.
— Атас! — выдохнул ему в ухо и грубо увлек за собой. Бородатый до этого сидел на все той же поваленной березке. Рюкзак лежал у его ног. Он уже собирался обсыпать белесого ругательствами, как из кустов раздался голос:
— Рюкзак не трогать, «пушку» на землю! Самим лечь!
Но белесый перекинулся через березу, успев схватить рюкзак и сдернуть туда же бородатого. Хлопки выстрелов заставили его распластаться за деревом, но лишь на долю секунды. Бородатый навалился на него как-то слишком неловко. «Летальный исход, без вскрытия...» — с неуместной иронией мелькнула мысль. Но так ли это — времени определять не было. Выхватив у бородатого из кармана куртки пистолет, он, почти не глядя, выстрелил дважды в сторону прозвучавших выстрелов и откатился в сторону. Затем, петляя, бросился бежать. Вслед ему снова загремели выстрелы. Он опять пальнул на их звук и резко изменил направление. Сделав несколько скачков, затаился, прислонясь к старой, черной у комля березе. Бежать было опасно: он не знал, с какой стороны его могли подстеречь. Тихонько вынул из рукоятки обойму. Три патрона, четвертый в стволе. Это все, на что он мог рассчитывать для собственного спасения и товара, ради которого двое уже ушли в мир иной. О третьем он ничего не знал...
* * *
— Шеф, душа с меня вон, сейчас не могу...
Конопатый состроил кислую рожу и, поканючив таким образом, объяснил причину:
— Заказана на вечер тачка. Дело есть. Ребят надо сегодня в аэропорт забросить.
— Дело есть... Больно вы деловые со своими ребятами. Что они, на автобусе доехать не могут. А что прикажешь с этими чучелами делать? — Усатый колебался, видимо, будучи не совсем уверенным в целесообразности и правомерности им же самим затеянного.
— Да запрем их здесь, а на выходе дядю Пашу поставим.
— А если их хватятся, искать начнут?
— Да кто их хватится за ночь, этих недоделанных? Посидят на цепочке ночку, а я завтра с ранья — как штык. И провернем все, как полагается.
— Ладно, черт с тобой, — усатый сдался. — Умеешь уговаривать. У меня тоже сегодня дела в городе есть. А где твой дядя Паша?
— Счас сгоняю за ним. Туда-сюда.
— Мне нужно домой, — сказал Тенгиз. Лицо его потемнело под почти черным загаром. — Завтра я готов с вами ехать, черт бы вас побрал, а сегодня мне надо домой.
— Приторчи ты, недоумок! Ну-ка, тащи браслеты, надо их стреножить.
Конопатый сбегал к машине и притащил пару милицейских наручников, которыми бандиты сковали рука об руку Тенгиза и Костю.
— Так, уже лучше. А теперь — пошли вниз! — Усатый откинул доски пола, обнаружив квадратный люк и лестницу, уходящую в подземелье. Впрочем, особенно глубоко там не было — обычный деревенский подпол. Косте и Тенгизу пришлось подчиниться, по той хотя бы уже причине, что конопатый, вернувшись от машины, принес кроме наручников еще одну железку — пистолет, которым ненавязчиво поигрывал, переводя с Кости на Тенгиза и в обратном порядке.
В погребе было сыро и темно. Где-то в углу попискивали встревоженные крысы. Тенгиз и Костя, ставшие неразлучными по причине наличия скрепляющего их стального механизма, присели на наваленные у стены грязные доски. Пахло гнилой картошкой и крысиным дерьмом. Совсем неуютно...
— Эй, ну как там устроились? Поворкуйте, познакомьтесь! Ха-ха-ха! — Усатый заглядывал в люк и смеялся довольно ненатурально. Похоже, он был не в восторге от того, что согласился на предложение своего напарника. Идея с погребом была явным перебором.
— Ладно, туши фары, — буркнул Костя. — Когда-нибудь сочтемся...
— Сиди и не вякай. Будешь голос подавать — закрою крышку. Тогда вам будет еще интимней.
По шуму подъехавшей машины пленники поняли, что вернулся конопатый. Послышались голоса входящих, и сверху заглянул некто третий. В квадрате люка нарисовалась толстая харя с маленькими глазками, обрамленная короткими волосами с сильной проседью. Большего из подпола разглядеть было невозможно.
— Во-от они, — изрекла харя, шлепая толстыми губами большого рта. — Сидят миленькие и не трепыхаются. Дети подземелья.
Скованные а-дной цепью.
Связанные а-дной целью... —
слыхали такую песенку, арестанты?
В подвале молчали. Тенгиз, стиснув зубы, смотрел куда-то в темноту подземелья. Костя, вытянув ноги, устроился поудобней и прикрыл глаза. «А ведь как раз сейчас Татьяна ждет меня», — подумал он. Но вряд ли это обстоятельство могло послужить для бандитов уважительной причиной для условно-досрочного освобождения...
* * *
Темно-синяя «жучка» — «шестерка», пылившая по проселочной дороге, была забита до отказа. Сзади сидели Тенгиз с Костей, оставшиеся неразлучными по той же причине — наручники. Тенгиз, сидевший у дверцы, был прикован за правую руку, Костя — он был посредине — за левую. Справа от Кости сидел дядя Паша, туша весом не меньше центнера, но жирной не кажущаяся: вес набирался за счет костей и мышц. Тенгиз был мрачнее тучи. Губы его шевелились, посылая кому-то неслышные, и неизвестно на каком языке произносимые, проклятья. У Кости лицо побледнело и осунулось, бессонная ночь давала о себе знать. Дядя Паша мирно дремал, раскинув огромные ручищи, полуобняв Костю. Конопатый сосредоточенно смотрел на дорогу, крутя баранку, стараясь объезжать многочисленные колдобины и ухабы неухоженного грейдера. К нижней его губе прилипла сигарета. Весь он был настолько поглощен своим занятием, что окружающее для него словно отсутствовало. Усатый, сидевший с ним рядом, был хмур. Сегодня уже сама идея поездки казалась ему нелепой. Он не представлял, с чего начинать поиск, за что зацепиться.
Они обогнали рейсовый автобус, когда Тенгиз вдруг дернулся на своем месте. Задремавший было Костя открыл глаза.
— Смотрите! — воскликнул Тенгиз. — В автобусе наш бугор едет. Алик! — Тенгиз повернулся на автобус, оставшийся позади в клубах пыли. Усатый встрепенулся:
— Точно? Ты его точно узнал?
— Куда еще точней! Он у окна сидит, сзади. Не понимаю, что ему тут понадобилось. Через пять дней только решили собраться сюда снова. Они решили, у меня отпуск кончился...
