– Твой товарищ – женщина?
– Какая женщина? – показалось, он замер.
– Та, что была с тобой возле озера. Когда сожгли лагерь ГУПРУДы.
Реакция последовала неожиданная.
– Была бы она со мной, не попал бы в засаду, – спокойно сказал он. – Нет, это другой человек, мужчина.
– У него радиостанция?
– Нет у него радиостанции.
– Что ему передать?
– Что видишь, то и передай. Скажи, стражник ко мне пришел.
На улице таяло, ветер показался теплым и весенним, может, оттого, что я сразу взял быстрый темп. Я шел вдоль уреза воды, песчаными и щебенистыми откосами и лишь когда на пути встречались обрывы, забирался наверх. От снега было светлее, однако скользко, особенно не разбежишься. Вниз я ходил всего на километр, дальше не бывал и местности не знал, а река петляла, но срезать меандры не решался, поскольку мог пропустить сдвоенный приток – ручьи и маленькие речки попадались чуть ли не на каждом повороте.
Через два часа мне начало казаться, будто уже проскочил спаренное устье, что-то недоглядел в потемках и теперь иду неизвестно куда, ко всему прочему откосы и берега становятся все круче и гуще. По берегам – темные пихтачи, изрезанные сухими логами. На четвертом часу бесконечного кружения наткнулся на речной перекресток, с левого и правого берегов впадали в одну точку сразу две речки, образуя широкий плес – все не то! И чувствовал, – начинаю суетиться и едва держусь, чтоб не повернуть назад. У нас с раненым охотником были слишком разные понятия слова «не далеко», для меня это пять-семь километров, а для него больше пятнадцати, потому как примерно столько я уже прошагал.
Наконец, впереди наметился какой-то просвет, и скоро я вышел на длинную каменистую косу.
Слившиеся в одну речки оказались шумными, порожистыми, так что не заметить и проскочить мимо было бы трудно. Я повернул вдоль берега левой, и к счастью, искомый третий ручей, впадающий в нее, оказался в полукилометре. Горы были где-то уже близко, потому что среди леса стали появляться поляны замшелых курумников и мрачные надолбы останцев. Сначала между деревьев замелькал неясный огонек, потом «дежурно» залаяла крупная собака – ну, наконец-то!
Заимка оказалась на берегу каньона, по дну которого бежал ручей, под прикрытием темного кедровника желтела новая изба с маленькими окошками, откуда лился настоящий электрический свет! Навстречу мне выскочила овчарка, но не залаяла – остановила предупредительным рыком, обнюхала руки, ноги и вдруг развернувшись, бросилась на крыльцо, прыгнула на дверь и заскулила. В темном проеме возникла женщина с белой шалью на плечах, но голос был низким, старушечьим.
Овчарка с тоскливым повизгиванием закрутилась у ее ног.
– Кто там? Кто ты?
– Я с заимки, тут не далеко… – начал было говорить, но старуха перебила.
– Говори, зачем явился?
– Ко мне пришел стражник, тяжело ранен…
Она перешагнула порог, закачалась, ища руками опору, и я подумал, сейчас в обморок упадет от такого известия, но вдруг понял – да она слепая!
Старуха нашла перила, сказала не дрогнувшим, холодным голосом.
– Знаю. Но он опоздал, здесь никого нет.
– Что ему сказать?
– Его лишили пути! А он все равно пошел через перевал! – гневно заговорила слепая. – Так будет с каждым, кто не повинуется року.
– Но он ранен, нужна помощь!
– Да, это печально, – проговорила старуха. – Доживет до восхода – жить будет. Иди назад и передай: собаку я пошлю, но ему отказано.
Я вообще уже ничего не понимал и еще пытался объяснить ситуацию.
– Он потерял много крови, ранение проникающее, его надо доставить в больницу. Внутреннее кровоизлияние…
– Иди! – с ледяным спокойствием прикрикнула она. – Передай, что сказала. Ему отказано!
Я пошел назад своим следом, собака сначала увязалась за мной, а потом и вовсе обогнала и потрусила впереди. Через некоторое время она исчезла в пихтачах и изредка, на открытых местах был виден лишь ее след.
Уж не та ли овчарка, что в одиночку ходила на Манарагу?
Весь обратный путь я шел со смешанными чувствами и старался ничего не анализировать и не гадать, что будет дальше, поскольку устал до дрожи в ногах, засыпал на ходу и явь, смешанная с дремой, рождала невообразимые фантазии. К своей заимке я подходил уже на заре, то и дело протирая лицо снегом, чтоб не рухнуть где-нибудь под дерево и не уснуть.
Изба окончательно выстыла, но раненый лежал по-прежнему открытый, бледный, со спекшимися губами, в одной футболке с мокрыми пятнами от растаявшего снега, не спал и был в сознании. Сразу бросилось в глаза, что бороды нет и чисто выбритые, проваленные щеки поблескивают от крема или какой-то мази.
– Передал? – спросил он, не поднимая век.
– На заимке уже никого не было, только слепая женщина. – Я сразу же стал набивать печь дровами.
– Она послала собаку?
– Послала… Но велела передать, тебе отказано.
– Что?! – он привстал. – Отказано? Мне – отказано?!
– Так сказала.
– Ну, старая ведьма! – взъярился раненый. – И сюда влезла! Будто она решает, кому отказать, а кому нет!
Остановил себя, лег и повернулся к огню.
Береста вспыхнула под дровами ярко, осветив пол избы, а в окнах заалело от восхода, и в этом красном пламени лицо охотника преобразилось, ожило, и я неожиданно еще раз узнал его, причем сразу и безошибочно.
Это был тот самый чекист с ранней сединой, один из тех, кто беседовал со мной в томском Управлении КГБ, а потом вышел проводить из здания. Говорил какие-то добрые слова, успокаивал – в общем, душевный человек, «добрый» следователь…
Вчера, при свечке, он показался мне белобрысым, к тому же борода сильно меняла облик, но и признав в нем поджигателя и занимаясь перевязкой, я как-то не особенно вглядывался: никак не думал, что у него откроется еще одно лицо!
Теперь понятно, этот охотник выслеживал меня, журналы нес, порадовать хотел, но вчера сам угодил в ловушку. И если так, то кто же стрелял в него? Выходит, только «каркадилы»! Только они сейчас хозяйничают в горах и держат под контролем зону от Манараги до перевала, только их охрана и разведка рыщет и сидит в засадах по рекам, долинам, тропам и прочим горным путям.
Но все, кто против «каркадилов» – автоматически мои друзья…
– Наконец-то восход, – перебил мои размышления чекист. – Пожалуйста, открой мне солнце.
Я тут же вспомнил слепую старуху и выдернул пробку из угла: багровый, дымчатый диск заполнил все отверстие и сразу поблек огонь в печи.
– Ура! – сказал раненый и вскинул руки. – Я встретил тебя!
У меня кожу свело на макушке: сказано было так проникновенно, величественно и одновременно просто, что я увидел перед собой настоящего солнцепоклонника – крамольника! В этот час вокруг был полный штиль, погода поворачивала на мороз, но я лицом ощутил легкое дуновение ветерка – необычного, видимого, больше похожего на дыхание, хотя в избе ничто не колыхнулось, как бывает от ворвавшегося сквозняка…
