Этот жил с чего-то другого, поскольку за дефектную пушнину почти ничего не получил бы. Такое чувство, будто охота для него – прикрытие, как бы официальная причина находиться в безлюдных местах.
Я прошел всю избу по периметру, отыскивая следы пребывания гостя и под кроватью, в дальнем углу нашел полупустую мабуту – парашютную сумку: то ли спрятали, то ли запихнули подальше от глаз. Охотник не просто мимо проходил, рассчитывал пожить здесь, коль вещи оставил!
Конечно, рыться в чужих вещах плохо, но мне необходимо было знать, что за странный человек ко мне подселился. «Каркадилы» могли таким образом перекрыть дальние подступы к зоне своих интересов на Урале и контролировать все передвижения людей. Если этот неумелый промысловик их человек, то мне придется уходить отсюда немедленно.
Сверху в мабуте лежала свернутая суконная куртка, которые выдают лесорубам как спецодежду, две футболки, тельняшка – все чистое, в лесу не ношенное. Бритвенный прибор с помазком, завернутый в вафельное полотенце (великая роскошь для охотника, просто интеллигент какой-то!), банка бездымного пороха «Сокол», дробь «тройка» в мешочке, капсюли в коробочке, шесть фабричных круглых пуль двенадцатого калибра. Под боеприпасами – продукты: пластмассовая фляжка с подсолнечным маслом, чай, кусковой сахар, немного леденцов и еще два матерчатых мешочка с сухарями – около килограмма. В общем-то не густо, если собрался промышлять до конца сезона, то есть, до глубокого снега.
Не исключено, еще где-то зимовья есть, так прошел бы, раскидал продукты, чтоб везде был запас – так делают охотники. Но почему-то не верилось, что этот такой предусмотрительный. Да и сухари подрумяненные, из формованного (значит, купленного в магазине) черного, мягкого хлеба, то есть, резали и сушили при высокой температуре специально, а обычно для таких целей идет зачерствевший. И сушат его где-нибудь на печи, полатях или полках, отчего сухарь получается костяно-твердый и не крошится в рюкзаке.
Обыскивая сумку неизвестного, тешил тайную надежду, что он курит и есть запас табака, но даже спичек не нашел, а сигареты у меня кончились еще у Манараги.
Я уложил вещи в обратном порядке, как было, но когда запихивал куртку, тяжеловатой показалась. Развернул и обомлел: два номера журнала «Наш современник». С романом «Слово»!
И хоть ты в обморок падай, хоть щипай себя, чтоб проснуться, хоть проверяться беги к психиатру – лежат! Уже читанные, немного распухшие и потертые, особенно первый, где мой портрет есть, давно по рюкзакам ходил. Второй, с продолжением, поновее, но роман дочитан, каждая страница отделяется легко, много раз переворачивали…
Гость-то какой забрел – мой читатель!
Я еще не научился воспринимать мир, каков он есть, еще мучил поиск причинно-следственных связей, стремление к анализу, самокопание; в общем все хотел поверить алгеброй гармонию. Смириться бы сразу с тем, что его величество случай, судьба занесла сюда этого человека, ну, бывают же совпадения! Смириться да порадоваться, что сижу в такой безвестной глухомани и держу в руках свой первый напечатанный роман – должно быть приятно. А я, будто ворчливый, страдающий манией преследования старик, придираюсь ко всяким мелочам…
Убрал мабуту на место, печь растопил, за водой сходил, принес из кладовой последний кусок солонины, варить поставил – из головы не выходят журналы. Проверил избушку, где неизвестный художник ваял жертвенные жезлы Святогора – ничего не тронуто, может, никто не заходил. Но не может быть случайности! Этот ловец пришел на заимку, точно зная, что я окажусь здесь, и два номера «Нашего Современника» положил в мабуту, отлично понимая, что вещи проверят и найдут. Но зачем это надо ему? А что если это мой знакомый, или даже близкий человек, например, Володя Федосеев? Каким-то образом узнал, где я зимовать собрался, взял отпуск и поехал сделать мне приятное, а заодно поохотиться…
Глупость! Федосеев умеет белок стрелять, бритву в тайгу не берет, да и как он узнает о заимке, географическое положение которой даже мне не известно?!
Бежать отсюда, пока не заявился неизвестный «читатель»? Но что толку? Если здесь нашел, от него не убежишь.
Тогда буду ждать – без паники, хладнокровно, как хозяин положения. А там поглядим, кого принесет нелегкая. В любом случае надо заготавливать мясо и клюкву – не зиму пережить, а завтра поесть.
На следующий день потеплело, ветер с юго-востока пригнал мокрый снег – лосиная погода, можно неслышно подойти к зверю на верный выстрел. После неудачной охоты на рыжего «медведя» я стал сомневаться в убойной силе Олешкиного подарка. А на зиму надо валить не теленка, как в прошлый раз, а хорошую жирную корову и бить не по лопатке, а в шею. Поржавевшие инструменты в избушке оказались острыми, из толстой кедровой клепки я вырезал приклад со специальным отверстием, чтоб вставлять рукоятку кольта, и спустился в речную пойму.
Первые лосиные наброды подсек в полукилометре от заимки, вдоль ивняка. Звери кормились ночью и на день ушли в крепь, куда и зимой, по большому снегу не залезешь. Ближе к обеду подрезал свежую тропу, оставленную стадом из семи голов: зашли в пойму часа два назад, со стороны белков – заснеженных вершин невысоких лысых гор, и потому ходовые, голодные, не отстаивались, набродили повсюду, так что следов не распутать. А мокрый снежок все валил, под ногами уже хлюпало и оставалось надеяться только на удачу. От заимки далеко не уходил, помня, что потом придется вытаскивать на себе мясо, исхаживал наугад не широкую пойму – от реки до материкового берега. А когда светлого времени оставалось в обрез, возле горелого кедровника, за узким болотцем, из сухой, забитой снегом высокой травы вдруг передо мной вздыбился сугроб.
Я отпрянул от неожиданности и пока разобрал, где у залепленного снегом лося голова, и где зад, поднялся еще один, в пяти метрах от меня. Целил в шею и попадание было, поскольку зверь опрокинулся на бок, но в это мгновение снег вокруг будто взорвался, стадо вскочило разом и в тотчас скрылось в ивняке. И бык, которого я стрелял, убежал вместе с ним, оставив на месте кровяную лепешку!
Отец учил не бегать сразу за подранком, а дать ему время, чтоб он в горячке прошел какое-то расстояние и лег. Поневоле курить я бросил и теперь страдал от волнения особенно мучительно – хотя бы маленький бычок, пару раз затянуться! Через двадцать минут пошел лосиными следами: долго выжидать тоже было опасно, снег идет и вот-вот сумерки.
Шагов через сто нашел первые брызги крови, потом еще, еще: все, этот бык мой, с голоду не умру! Скоро будет первая лежка, и лучше бы не пугать…
Подождал еще немного, чтоб уж наверняка лег, вроде и снежная завеса опадает, посветлело – вот бы до темноты успеть шкуру снять!
