— Привязал к веревочной лестнице камень, бросил в воду. Видите, до сих пор булькает.
Туриев протянул руку, Плотников отскочил, закричал:
— Не двигаться! Продырявлю в момент!
— Как только вы это сделаете, — сюда спустятся мои товарищи. Вы разве не видели, как на плато поднялся целый взвод милиции? Группа захвата. Если не договорюсь с вами и Заровым, вам крышка.
— Вы лжете… Всего час, как я спустился в подземелье, может, за это время люди и поднялись. Рассредоточились наверное, и ждут вашего сигнала, а вы его подать не сможете, — хихикнул Плотников, — и сюда никто не спустится, — всех перестреляем. Или нет… Мы просто уйдем. Спустятся — никого нет, найти же нас в чреве плато просто невозможно.
«Спустился из трещины в куполе». Наше вам!.. Не на того напали, как говорят умные люди.
Борис никак не мог смириться с тем; что допустил оплошность, утратил бдительность, так глупо попался. Его ввело в заблуждение отсутствие каких-либо следов в тех пещерах, через, которые он прошел.
— Будущее в ваших руках, следователь. Каждый, как говорится, является кузнецом своего счастья и творцом своей судьбы.
— О чем это вы?
— Не так уж трудно догадаться, Туриев… Если бы Заров хотел вас убрать, вы давно ушли бы в мир иной. Однако он распорядился только об одном: не спускать с вас глаз. Вы ему нужны…
— Заров не поделился с вами соображениями, для чего?
— Он поделится с вами. Ждать недолго, — Плотников посмотрел на часы, — через два часа он будет здесь. Представляю, как он удивится: Туриев — в подземном цирке! Сюда дорогу никто, кроме Зарова и меня, не знает. Я тоже ломаю голову над тем, как вы сюда попали… Кроме шуток, вы на этот вопрос ответить не хотите? Скажете Зарову.
— Это мы еще поглядим, кто кому и о чем скажет.
— Вы еще угрожаете? — глаза Плотникова уставились в Бориса. — В вашем-то положении. Хо-хо!
— Положение прекрасное: убивать меня никто пока не собирается… Товарищи мои идут за мной по меткам и на поверхности, и в подземелье. Так что будем ждать… Они могут проникнуть в подземелье и со стороны старого мазара. Поднимут плиту с начертанным на ней овалом — и тут как тут. Об этом пути мы тоже знаем, — вдохновенно продолжал сочинять Туриев, — я не воспользовался той возможностью потому, что был один и не хотел рисковать… Мне ведь не было известно распоряжение Зарова не стрелять в меня. Так что мною руководила благоразумность.
— Хорошо… Я вижу, вы не лишены юмора. Прекрасная черта. Я тоже люблю повеселиться… — Плотников махнул рукой. — Можете сесть, в ногах правды нет. Спуститься по стене не могли, для этого нужно специальное снаряжение. Вы вошли сюда из этого проема, — Плотников показал пистолетом на заваленное отверстие в стене. Так… Но каким образом очутились внутри? — С упрямством шизофреника повторял одно и то же Плотников.
— Бо-о-льшой секрет!
И чего это Плотников так уцепился за вопрос, откуда он, Туриев, здесь ваялся? Ни Зарову, ни Плотникову, видимо, неизвестны те пещеры, в которых побывал Туриев. Если бы Плотников имел о них представление, он не спрашивал бы столь дотошно.
Туриев, сидя на «своем» камне, внимательно изучал лицо Плотникова. Сухощавое, почти без морщин, как говорится, вполне интеллигентное лицо. Лоб, слегка сдавленный у висков, нависает над глазами мощными надбровными дугами. Крючковатый нос придает лицу какое-то птичье выражение. Глаза, глубоко сидящие и подвижные, глядят этакими буравчиками. Судя по прическе — коротко постриженные волосы ежиком — Плотников сравнительно недавно побывал в парикмахерской. Гладко выбритые щеки предательски выдают его далеко немолодой возраст — покрыты склеротическим румянцем. А вот губы его отдают синевой. Н-да, мотор, видимо, барахлит. Борис смотрит на Плотникова и силится вспомнить, где и когда слышал словесный портрет человека, похожего на Павла Андреевича Плотникова. Когда же это было и где? Такова работа следователя: в прилагаемых обстоятельствах нередко приходится искать возможные аналогии в прошлом, каким бы далеким оно ни было.
Итак, словесный портрет человека, похожего на Плотникова. А может, просто рассказ или воспоминания кого-то о ком-то? Если это был рассказ, то в нем обязательно фигурировало бы родимое пятно размером с миндаль, расположенное почти на срезе подбородка. Яркое пятно. Да, да… Это пятно…
Вспомнилось море, душный вечер, Туриев и Мирзоева возвращаются домой из городского парка. Ксения Акимовна говорит о своей дочери, Валентине:
— Красивая у меня дочка… Не подумайте, что хвалюсь как мать. Я далека от этого. К тому же говорят: не родись красивой, но счастливой. Вышла Валя по любви… Поначалу жили хорошо, но сейчас… Знаете, алкоголь губит светлые головы… Так и с Валиным мужем случилось: запил, уехал к своим родителям в Баку, не пишет, не звонит, Валя к нему поехала выяснять дальнейшие отношения… А какие могут быть отношения с мужем-алкоголиком? А ведь Валя могла бы стать счастливой. Сватался к ней один очень самостоятельный мужчина, богатый, но старше на пятнадцать лет. Ну и что? Отказала. Сказала так: лоб у него обезьяний, да родимое пятно на подбородке, словно несбритая часть бороды. Фотограф Линский, конечно, недолго в холостяках ходил, женился на Доре Штурман… Но потом что-то такое случилось, Лева Линский из нашего города исчез. Куда подевался, никто по сей день не знает. Может, хорошо, что моя Валя не вышла за него? Бог с ним, богатством. Деньги прахом уходят…
Заров и Линский были знакомы со времени войны. Почему нельзя подумать, что они были связаны не просто узами дружбы или тесного знакомства. Если не изменяет память, Заров и Линский исчезли из приморского города почти одновременно. Когда Туриев расспрашивал Мирзоеву о друзьях-товарищах Зарова, она если и упоминала, то Линского. И эта родинка на срезе подбородка: «словно недобритая часть бороды».
Туриев равнодушным тоном произнес, отведя взгляд от лица Плотникова:
— Большой секрет, Лева, — сказал и скосил глаза на Плотникова. Тот вытянул вперед голову, стал похожим на большую, обиженную дрофу.
Борис хмыкнул, давя в себе смех. Павел Андреевич, словно принюхиваясь, приблизился к Борису и сдавленно прошептал:
