— Куда же ты пропал?
Сергей в это время был в комнате один и мог разговаривать свободно, никого не стесняясь.
— Никуда. Сижу здесь и работаю.
— И не можешь позвонить?
— Могу, конечно.
— Так в чем же дело?
— Ты все уже забыла. Ты так легко ко всему относишься. Ты же знаешь, в каком настроении я остался в тот вечер. Ты: — словно прорвало Сергея.
— Ну конечно, как всегда, во всем виновата я, — не дала договорить ему Юля. — Извиняюсь.
— Да нет же, Юленька. Разве я в чем-нибудь тебя виню? Да и вообще, разве в этом дело? — обескураженный и даже несколько шокированный ее бодрым настроением, смутился Сергей. — Ты завтра уедешь на дачу?
— Скорее всего, в субботу.
— Не уезжай. Завтра я буду в Москве и очень хочу видеть тебя.
— Когда же ты приедешь?
— Прямо с утра. Привезу пленку.
— Как? Уже есть снимки? — живо заинтересовалась Юля.
— Еще нет, но сегодня будут. Мы свое дело, кажется, сделали.
— Бочкарев уже докладывал шефу?
— Пошел еще раз лично во всем увериться и будет звонить.
— Поздравляю, на сутки опередили сами себя. Что ж, где Кольцов — там победа. Иначе не скажешь, — почти серьезно проговорила Юля.
— А днем ты будешь на месте? — не обратил на ее тон внимания Сергей.
— Днем я буду в НИИ.
— Я боюсь, если вдруг задержусь, то в КБ тебя уже не встречу.
— В таком случае я приду прямо к тебе.
— Я буду ждать тебя. Очень буду ждать, — сказал Сергей и положил трубку, потому что в этот момент зазвонил другой телефон, внутренний, и необычно возбужденный голос Зарубы сообщил:
— Можешь к чертям выбрасывать все свои перерасчеты. Бочкарев уже доложил, и шеф уже дал команду на взлет!
— Откуда же он звонил? — не поверил Сергей.
— С командно-диспетчерского. Там связь получше, чем наша.
— Да я давно уж ничего не высчитываю…
— Тогда чего там торчишь? Ну что ты за человек?! Тут живое дело, мы все ходим, приплясывая, техники последний лист обшивки на место ставят — и можно в воздух. А он от ватмана оторваться не может, въелся в него — как клещ в собачье ухо. Вот увидишь, без тебя Володька взлетит! — пригрозил Заруба.
— Что вы, братцы! Побойтесь бога! Бегу! — мгновенно заразился общим воодушевлением Сергей. — Все бросаю и бегу!
Он быстро рассовал по несгораемым шкафам чертежи, схватил с вешалки фуражку и выбежал на лестницу. Момент, которого они так долго ждали, к которому готовились так упорно, наступил. Сергей прыгал через три-четыре ступеньки, не чувствуя своего веса. Но ясно чувствовал, как наполняется легкостью все его большое и сильное тело. И не только тело — светло и радостно стало на душе. И наступила эта легкость совсем неожиданно. Ее принесли два звонка: один из Москвы, другой из ангара. Они были совсем разные. А слились в одно прекрасное настроение, и появилось такое ощущение, будто ему самому предстояло сейчас взмыть в фиолетовую вечернюю мглу на стремительном, с треугольным, как письмо с адресом полевой почты, крылом истребителе.
Когда Сергей выбежал на поле, легкий тягач уже вытаскивал самолет из ангара. Рядом с ним, поддерживая его за плоскости, шли Бочкарев, Кольцов-младший, Заруба, Окунев и еще несколько человек. Тягач выкатил самолет, отцепил буксир и укатил. А самолет остался стоять на дорожке, нацелившись приемником воздушного давления, как пикой, на розовую полоску вечерней зари. Залюбовавшись им, Сергей невольно вспомнил свои танки, когда они, уставив в небо стволы орудий, замирали на исходном положении перед началом ночных стрельб. Но танки, даже незамаскированные, казались вросшими в землю. А истребитель и с неработающим двигателем выглядел несущимся в заоблачную высь. Зажглись огни взлетно-посадочной полосы. Мгла раздвинулась, стало совсем празднично.
— Я думаю, Владимир Дмитриевич, инструктировать вас больше нет необходимости, — обращаясь к Кольцову-младшему, спросил Бочкарев.
— Все ясно, товарищ полковник, — заверил Бочкарева Владимир. — Выйти на рубеж полигона и заснять его с заданных высот. Я боюсь, товарищ полковник, только того, что с такими заданиями скоро всякую классность потеряю.
— А вы не бойтесь, — успокоил его Бочкарев.
— Приходится, товарищ полковник. Это же не работа — курорт.
— Будет, Владимир Дмитриевич, непогода.
— Обещаете? — усмехнулся Владимир и взглянул на светящийся циферблат своих часов. — Однако пора. Разрешите готовиться?
— Пожалуйста. Мы вас тут подождем, — кивнул в знак согласия Бочкарев и, уже обращаясь к Сергею, продолжил: — Шеф, выслушав мой доклад, так засуетился, что только и успел сказать: замечательный подарок летчикам ко Дню авиации. И бросил трубку. Наверняка начал названивать Ачкасову… — Бочкарев добродушно рассмеялся.
— Вряд ли он его сейчас найдет… — засомневался Заруба.
— Шеф? Владимира Георгиевича? Да я уверен, что он еще и Алексею Кузьмичу доложит.
— А о чем докладывать-то? — вмешался в разговор Жердев. — Добро бы завтра. Сегодня-то о чем?
— Ну это вам кажется, что не о чем. А Александру Петровичу, если он на самом деле решил проинформировать начальство, и в час не уложиться. А впрочем, я на его месте тоже не стал бы торопиться, — признался Бочкарев. — Сколько раз так было: вроде бы все проверишь-перепроверишь, а потом окажется:
— Вы накаркаете, Юрий Михайлович! — предупредил Окунев.
— Чего уж там, — вздохнул Заруба. — Ясно, что се волнуемся. Моя жинка еще утром звонила, сказала, что она и то сегодня спать не будет. Одному Володьке, кажется, хоть трава не расти. Вот нервы!
— Да, у него закваска погуще нашей, — согласился Бочкарев.
Прошло еще несколько минут, и на поле в сопровождении техника снова появился Владимир. Но теперь он уже был облачен в высотный костюм. Он направился прямо к «носорогу», так в шутку он называл свой истребитель. Но прежде чем забраться в кабину, повернулся к конструкторам и приветливо помахал им рукой. Вся группа ответила ему тем же.
Потом Владимир сел в самолет. Техник убрал лестницу. Владимир захлопнул откидную часть фонаря. И почти сразу же запустил двигатель. Под хвостовой частью фюзеляжа метнулся сноп ослепительно белого пламени, и истребитель небыстро и плавно начал выруливать на взлетную полосу. Там, развернувшись антенной локатора в сторону леса, он замер. Гул работающего на полных оборотах двигателя превратился в могучий рев. Конструкторы не слышали переговоров Владимира с руководителем полетов. Но, очевидно, разрешение на взлет он получил сразу, потому что истребитель вдруг устремился вперед и, с каждой секундой набирая скорость, умчался в ночное небо. Скоро он совершенно растворился в темноте. И только горячее пламя турбины еще долго светилось вдали.
