Я никогда не видел столь чудного мужского наряда – изукрашеного пуще, чем у девок… И на лицо парень видный. Такие девушкам нравятся. Только злой. Может, которой и понравится, но, думаю, не всякой…
Я смотрел на происходящее будто со стороны, ещё не зная, как себя повести. А княжичу Сивалу тем временем подали кнут. И он, зло ощерившись, слегка пощелкивал кнутовищем, приноравливаясь. А я удивился: никак, он меня поучить решил?
Ну, нет! Избивать себя в угоду высокородному хлыщу не дам!
Лишь только княжич пустил кнутовищем змейку, пытаясь концом достать меня, я тут же выпустил магический жгут, захлестнул и рванул оружие из неумелых рук. Не знаю, понял ли кто, что я применил магию? Со стороны должно было выглядеть, что я поймал конец и за него выдернул кнут.
Высокородный остолбенел. А я рассматривал отнятое. Богатая вещь! Рукоять сделана из незнакомого мне дерева и вся усыпана мелкими чёрными каменьями. Шероховатая причудливая вязь из камней помогала лучше удержать кнут в руке. Кожаный хлыст будто вырастал из рукояти – нигде никакой конец не торчал, не топорщился… Гибкие хорошо выделанные полоски заплетались плотной хитрой косицей. Хороший мастер вещь делал! Только на самом конце хлыста обнаружился железный плоский кругляш.
Вроде, княжич себя благородным считает, а вот не постеснялся подлянку в открытую использовать! Этой маленькой железкой не только искалечить, но и до смерти убить можно. У бойцов считалось низким использовать такие приспособления.
В сердцах я рванул железяку из кожаной оплетки, а сам кнут отшвырнул в сторону. И уже не удивился, когда княжич взбеленился, но всё же не ожидал, что тот за меч схватится. Такой же сверкающий дорогой отделкой, под стать хозяину.
Может, княжич считал себя хорошим мечником, а, может, думал, что вооруженный человек всегда уделает безоружного? Но мне уклоняться и уходить от меча в сторону не составляло никакого труда, а вот его Светлость пыхтел, как самовар. Видать, не больно-то его на тренировках гоняли, даже для человека княжич был довольно медлителен.
Я прыгал и маневрировал, а сам ломал голову: что дальше-то? Княжич вспыльчив и злопамятен – я и раньше это слышал, только пропускал мимо ушей. Где я и где сын князя?.. Мне и в голову не могло прийти, что знакомство может начаться сразу с конфликта.
Можно ли было предотвратить столкновение? О том, чтобы не заступиться за Лийсу, даже мыслей не возникало. Как ни прикидывай варианты, а ссоры с Сивалом не было возможности избежать. Судя по репликам Грахиаша и других, они изначально готовили стычку княжича с оборотнями. И высокородный простак примитивно повёлся, как щенок.
Отклоняться и уходить от меча столь неумелого бойца я мог сколь угодно, а вот княжича уже ни злость не поддерживала, ни крики свиты – парень потел и задыхался. Я оглянулся на своих. Напряжённые лица. Оборотни не обманывались озвученной причиной ссоры, нас с детства готовили к предвзятости со стороны людей. Рыжая макушка Лийсы терялась за плечами Тариса и Сувора.
Так… прыжок вправо. Ага, со стороны казарм показался двусотник. Спешит – значит, его уже оповестили о княжеской «забаве».
И так неповоротливый, княжич совсем замедлился, дыша со свистом, истекая потом. И злость ему не помогала… Чем-то всё закончится? И вряд ли чем-то занимательным. Так и есть…
Княжич повернулся к двусотнику и засипел, держась одной рукой за грудь, а другой, бросив изукрашенный меч, указал на меня:
– Взять…Арестовать!
Двусотник, озабоченно оглянувшись на меня, вытянулся:
– Какое основание указать для ареста, ваше Светлейшее Высочество?
Никак, Весёлый пытался умаслить спесивца? А парню-то обращение польстило. Лицом посветлел и приосанился. Да толку-то? Княжич к лести привычен, одним великоречивым поименованием его не пронять. Задумавшись на краткий миг над причиной ареста, Сивал насупился и встрепенулся, озаренный мыслью:
– Бунт… Этот оборотень бунтовал против князя!
Весёлый огорченно взглянул на меня. Грахиаш же светился – радовался гад.
Я оглянулся на своих, а они уже боевым клином выстроились… Ишь ты! А Лийса-то перед Форратом место заняла. Освобождённая от поддержки иллюзии сила проявила себя, и, значит, правильно мы всё с её хвостом сделали.
М-да… Уж если меня в бунте обвинили, то не стоило остальных за собой тащить. И пользуясь поднявшейся суетой, крикнул своим:
– Лийсу спрячьте. И сами в случае чего уходите. Приказ!
Часть 4. Лорд Лесной
В тюрьме
Конвоировали меня солдаты из десятка Тацины под командованием самого десятника.
Солдаты угрюмо молчали, направляясь за казармы. Там находилась гауптвахта, где ещё вчера содержался Грахиаш.
Тацина немного неразборчиво и, кажется, непотребно ругался себе под нос. И уже громко витиевато выругался, когда нас догнал посыльный с указанием: посадить «бунтовщика» в камеры замка. Солдаты ещё больше помрачнели. Я же недоумевал. Что такого? Чем камеры замка хуже гауптвахты?
Я совершенно не имел никакого представления о местах тюремного заключения. До этого и видел только солдатскую гауптвахту.
Как-то мы с друзьями добрались до крепкого бревенчатого здания за казармами. Задней стеной здания служила уже сама крепостная стена, огораживающая замковый комплекс. Небольшие окна были забраны железными решётками. Толстая деревянная дверь укреплена широкими железными полосами, воссоздающими рисунок решёток.
Наши кружения возле здания увидел один из десятников – Шарут дружил с Тациной и неплохо к нам относился. Добродушно усмехаясь нашему любопытству, Шарут провёл нас внутрь здания. Объяснил предназначение гауптвахты, показал, в каких комнатах содержатся провинившиеся солдаты. Была комната и для провинившихся офицеров. От остальных её отличало немногое. Кровать, а не нары, как у солдат. Постель была помягче и снабжена одеялом, чем солдат также не баловали. Да из окна был виден кусочек дорожки, так что можно было развлекаться, наблюдая, кто по ней проходит. Тогда как из окон солдатских камер можно было полюбоваться только на камни крепостной стены.
В полной уверенности, что увижу нечто, напоминающее гауптвахту, я спокойно следовал за десятником.
Вход в тюрьму скрывался за неприметной дверью возле лестницы для слуг. За дверью находилась площадка, с которой также шла лестница, освещённая горящими факелами, но уже вниз.
Я с любопытством вертел головой. В деревне внизу под избой располагался только погреб. А тут, смотри-ка, ещё один этаж – только не наверх, а вниз ведёт. О, похоже, что и не один…
Эх, какой же я… несмышленый! Таким и другими эпитетами погрубее я крыл сам себя, когда зашёл в камеру, оказавшейся тесной ловушкой.
Три стены были каменными, четвёртой служила двойная решётка из толстых железных прутьев, каждая из которых запиралась на прочный замок. Камера была меньше, чем каморка Янселя. Ничего здесь не было. Только стены, решётка и каменный же пол. Даже гнилой соломы не было. Если лечь на пол, то я едва поместился бы в длину, а плечи почти упирались в стены.
Ага, ляжешь, если не побрезгуешь загаженным полом. Тут
