господин может обрушить на них всю свою злость.
– Сними одежду! – приказал он.
Ребекка поднялась и сбросила домашний халат. Осман снова уставился на ее выпирающий белый живот, потом подошел ближе и положил на него руку.
«Двигайся, мой дорогой, двигайся», – повторяла про себя Ребекка, и дитя, услышав ее молитвы, шевельнулось.
– Боже, он живой! – воскликнул Осман, вытаращив глаза на живот. – Оденься!
Пока Назира помогала Ребекке надеть халат, Осман гневно теребил бороду, обдумывая сложившуюся ситуацию. А потом громко выкрикнул, и все аггагиры ввалились к нему с перепуганными лицами.
– Возьмите эту женщину, – приказал он, показывая на Назиру, – и порите ее плетью до тех пор, пока аль-Джамаль не скажет, где скрывается ее сестра.
Два аггагира схватили Назиру под руки, а Муман Дигни рванул платье на ее шее, разорвал его до колен. Потом они согнули ее в три погибели, и аль-Нур стал хлестать ее плетью по голой спине.
– Ай! Ай! – завопила Назира, пытаясь выпрямиться, но аггагиры крепко держали ее с обеих сторон. – Ай!
– Постойте, мой господин! – отчаянно вскрикнула Ребекка, не в силах больше выносить этот ужас. – Я расскажу вам все.
– Стойте! – приказал Осман. – Говори.
– К нам пришел какой-то незнакомец и увел аль-Захру с собой, – соврала Ребекка. – Думаю, они поехали на север, в сторону Метеммы и Египта, но не могу быть уверенной. Назира не имеет к этому никакого отношения.
– А ты почему не поехала с ними?
– Вы мой господин и отец моего будущего сына, – тихо ответила Ребекка. – Я оставлю вас, только когда вы убьете меня или выбросите на улицу.
– Бейте эту старую шлюху! – взмахнул Осман в сторону Назиры, уже не думая о своем белокуром сыне с голубыми глазами.
Однако Ребекка напомнила ему о нем. Обхватив руками живот, она запричитала во весь голос:
– Я чувствую, как он бьется во мне, он встревожен! Если вы не отпустите эту несчастную женщину, которая для меня как мать родная, я не смогу выносить вам сына и благополучно родить его.
– Стоп! – закричал Осман, задохнувшись от ярости. Он был раздавлен, унижен и жаждал крови.
Выхватив из ножен меч, он бросился вперед. Назира зажмурила от ужаса глаза и втянула голову в плечи, но халиф изо всей силы ударил мечом по каменной колонне, высекая из нее сноп искр.
– Отправьте этих женщин в далекую мечеть в оазис Гедда! – взревел он. Это было самое отдаленное место в пустыне, где под пристальным надзором мулл коротали свои дни религиозные отшельники и ученики, посвятившие себя изучению священного Корана. – Если она родит мне дочь, убейте всех троих, а если родится мальчик, приведите обратно ко мне и проследите, чтобы они были живы и здоровы, в особенности мой сын.
Пять месяцев спустя Ребекка родила своего первенца, лежа на ковре в монашеской келье. Назира суетилась вокруг нее, а за дверями кельи в томительном ожидании стояли муллы мечети, почтительно склонив головы. Разрешившись от бремени, Ребекка приподнялась на локтях и посмотрела на сияющую от радости Назиру с младенцем на руках.
– Ну что? – выдохнула она. – Мальчик? Господи, пошли мне сына!
Назира заклохтала как старая курица и поднесла ребенка поближе к Ребекке.
– У тебя маленький жеребенок, – показала она на крохотный пенис. – Видишь, какой он упругий? Можно даже яйцо разбить о его кончик. Пусть теперь остерегаются все особы в платьях и юбках.
Муллы тоже обрадовались этому событию и в тот же день отправили послание в Омдурман, а через двадцать дней в мечеть явились двадцать самых верных аггагиров Османа Аталана, чтобы лично препроводить молодую мать и ребенка в священный город. А когда они подъехали к воротам дворца, халиф вышел им навстречу, сияя улыбкой. За прошедшие пять месяцев от его ярости не осталось и следа, но он все же сохранил присущую ему сдержанность, не допуская чрезмерной слабости – стоял в воротах, положив руку на эфес меча, и самодовольно покачивал головой.
Аль-Нур спешился и взял у Ребекки младенца. Он был завернут в хлопчатобумажную ткань, а личико прикрывала тонкая вуаль, защищавшая от палящего солнца и уличной пыли.
– Всемогущий Аталан, принимайте своего сына!
Осман строго посмотрел на него.
– Я сам должен удостовериться в этом.
Он взял ребенка и положил его на левую руку, а правой развернул пеленки. Потом долго смотрел на крохотное существо с совершенно голой головой, на которой пробивались первые золотистые волоски. Его кожа напоминала верблюжье молоко с небольшой примесью кофе, а глаза походили на воды Бахр-эль-Азрака. Затем Осман распахнул нижнюю часть пеленок, и его суровое лицо мгновенно озарилось благодатной улыбкой.
Младенец, овеянный прохладным ветерком с реки, заерзал и выпустил тоненькую желтоватую струйку, пролившуюся на белоснежную джиббу всемогущего халифа.
Осман застыл на мгновение и разразился оглушительным хохотом.
– Теперь я вижу, что это действительно мой сын! Если он написал на меня, то так же бесстрашно написает и на моих врагов. – Он высоко поднял младенца и торжественно провозгласил: – Это мой сын Ахмед Хабиб абд-Аталан. Подойдите к нему и засвидетельствуйте свое почтение.
Аггагиры по очереди подходили к младенцу и, сложив руки в традиционном приветствии, славили Ахмеда и желали ему всяческих благ, а тот радостно болтал в воздухе ножками и таращил на них глаза. За все это время Осман ни разу не посмотрел на двух стоящих поодаль женщин, но, передав младенца аль-Нуру, сказал как ни в чем не бывало:
– Отдайте ребенка матери и скажите, чтобы она возвращалась в свои покои в гареме и ждала там моего благоволения.
За прошедшие с того момента восемнадцать месяцев Ребекка виделась со своим господином три или четыре раза, в остальное же время наблюдала за ним, когда он выезжал из дворца или возвращался. И, едва переступив порог, приказывал аль-Нуру принести ему Ахмеда и не спускал его с рук несколько часов, отдавая только на время кормления.
Малыш быстро рос и радовал своих родителей. Ребекка находила в его облике смутные черты своего отца и даже Эмбер, что еще больше усиливало ее тоску по сестре. Сейчас у нее осталось только два близких человека
