Понимал Тараска отлично однако и то, что поиски несуществующего куста помогут оттянуть время. А там, может, Серьга появится...
Мальчик принял вид сосредоточенно думающего человека, и даже лоб почесал для пущей убедительности.
Кутура не выдержал паузы.
— Ну, вспомнил?
— Не... Я когда в лес зашел, солнце только-только поднималось...
— Ты брось крутить, оголец! Как бы ты в темноте тушенку заприметил?
— Да дуру он гонит! — вмешался опять Кутура. — Нету моего больше терпенья. Тягаем его к старшому.
И Кутура схватил мальчика за ворот рубашки.
— Сыночек, да скажи ты им! — запричитала, мать, но полицаи ее и слушать не стали. Кутура поволок сопротивлявшегося Тараску, а Рябой оттолкнул цеплявшуюся за него мать.
— Я не помню! — сквозь плач кричал мальчик.
— Вспомнишь, как миленький, — злорадно предсказал Кутура. — У нас и не такие язык развязывают!
Мать заплакала, бессильно опустившись на скамейку, потом рванулась снова вслед за сыном, но Кутура отшвырнул ее. Тараска стукнул что было силы полицая головой в живот, хотел вырваться, но получил такой удар по шее, что утратил всякую способность к сопротивлению и уже покорно поплелся за своими врагами.
Старшого дома не оказалось. Кутура и Рябой до его появления, — а он обещался, как сказали домашние, — быть скоро, заперли Тараску в амбар, крепкий, из толстых кругляков, уже не раз выполнявший функции тюрьмы.
В амбаре было темно. Свет проникал только в неширокую отдушину, прорезанную в бревне. Отверстие было так мало, что в него могла пролезть только рука. Тараска влез на бочки и заглянул в отверстие. Кроме веток двух яблонь, ничего не было видно. Потолок в амбаре был сколочен из крепких широких досок, уходящих под углом кверху и сходившихся там наподобие шалаша. Выбраться через потолок нечего было и думать. Мальчик присел на бочку.
И тут он услышал голос брата.
— Тараска, ну что ты, оглох или уснул там?
Тараску словно пружина подбросила.
— Серьга, я здесь! — сдавленным голосом вскрикнул он и в какие-то доли секунды подскочил к отверстию в стене.
Брата однако видно не было. Тараска даже решил разочарованно, что все это ему приснилось. На всякий случай позвал еще:
— Я здесь, Серьга!
— Знаю, — послышался глухой ответ. — Не кричи громко, а то услышат. Рассказывай, что с тобой приключилось. Мама плачет, про какую-то тушенку твердит, я так ничего и не понял...
— А как ты узнал, что я здесь?
— Нюрка бабки Авдотьи видела, как тебя полицаи вели. Она и сказала, когда я из Щербиничей пришел.
— Серьга, слушай! — срывающимся голосом заговорил Тараска. — Я в лесу погреб нашел, в нем столько всякого добра — ужас! И консервы, и ящики какие-то, и одежда. Я взял немножко тушенки, так полицаи меня зацапали. Откуда они узнали что я банки принес?
— А про склад они чего знают?
— Ничего не знают, я не сказал...
— А сам-то запомнил то место?
— А как же!
— Ну, говори где, только тихо...
— Не поймешь ты, Серега. Там ничего приметного нет, хотя и от деревни недалеко. Так запрятано, что и подумать никто не может...
— Ладно, сиди, мы тебя выручим. Я сейчас к партизанам рвану. А ты про погреб как можно дольше не говори. Если в комендатуру поведут, пообещай показать. Да только подольше ищи. Поводи их подольше по лесу.
* * *
Бузу, старшего полицая, Кутура нашел у деда Костерки. Буза встретил его без восторга — знал, что подчиненный без дела искать не станет. Но, увидев извлеченную Кутурой из кармана банку тушенки, сразу переменился.
— Что это? Откуда? — крутя банку в руках, принялся старшой расспрашивать. — Надо же, советская, довоенная...
— Натальин выродок из лесу принес. Говорит, нашел. Ну мы его пока в амбар заперли — похоже врет.
Бузу банка заинтересовала до крайности. Он крутил ее, подбрасывал в руке, без конца рассматривал этикетку, словно что-то вспоминая.
— Говоришь, в амбар заперли? — рассеянно спросил он. — Это хорошо...
Банки воскресили в его памяти день... Возможно, в этой банке ключ к загадке, которая мучит его уже два года...
* * *
Было то осенью сорок первого. В село пришел из Щербиничей Пантелеймон. Все дивились на его чудную одежку: черная форма, белая повязка на рукаве, на груди автомат. Тогда-то все услышали слово «полицай».
— Я есть представитель германской власти, — хвастливо объяснял всем Пантелеймон. — И у вас будем брать самых достойных в полицаи...
Прошлое у Пантелеймона было темным. Но автомат, болтавшийся на его шее, невольно внушал, если не уважение, то страх.
Потом стала ясна цель прихода Пантелеймона. В его задачу входило создание полицейской группы в селе.
Уговорить ему удалось четверых. Пантелеймон соблазнял благами и преимуществами, которые будут у полицаев по сравнению со всеми прочими, а главное — грозил:
— Не видите, как немец прет! Такая силища. Советской власти капут. Кто с немецким командованием соглашаться не будет, того — фьють!
...Выехали поутру на телеге, запряженной двумя лошадьми. Пантелеймон велел вести себя тихо: в лесах полно выходивших из окружения вооруженных советских солдат, а немцы, стремясь на восток, только в крупных населенных пунктах оставляли более или менее многочисленные гарнизоны.
— Жахнут из пулемета — и амба, — поучал Пантелеймон.
Двигались поэтому, по возможности не производя шума, сами чутко ловя ухом каждый посторонний звук. Изредка, правда, фыркали лошади, да поскрипывали колеса телеги.
Выросший в лесу, Буза различал любой шорох. Именно ему почудился в глубине лесной чащи какой-то неясный металлический не то скрежет, не то стук. Остальные однако ничего подозрительного не услышали. Остановили лошадей, долго прислушивались.
— Почудилось, — махнул рукой трусоватый Егор: ему не хотелось углубляться в сторону от дороги ни на шаг.
Но Пантелеймон цыкнул на него. Вполголоса отдавая приказания, он распределил группу так, чтобы двигаться на посторонний звук с разных сторон. Лошадей привязали к дереву у обочины дороги.
Буза оказался в центре вместе с Пантелеймоном. Медленно, бесшумно крались они сквозь чащобу, стараясь не сломать ни сучка. И вдруг Буза, шедший чуть впереди, замер: прямо перед ним виднелись неясные очертания кузова машины. Она не могла быть немецкой: чего фашистам ховаться по лесам? Пантелеймон показал Бузе рукой, чтобы тот затаился. Но Буза и сам боялся шелохнуться.
От машины теперь не доносилось ни звука. Похоже, что она была брошена. Может, пацаны какие по ней лазали?
Бесшумно продвинувшись еще на несколько метров, полицаи снова остановились.
— Эй, кто тут есть, выходи! — вдруг громко выкрикнул Пантелеймон.
