— Войди туда! — показала она, приподняв портьеру, — это моя молельня; никто не заподозрит твоего присутствия. Оставив дверь отворенной, ты услышишь все, что будет говориться. Иди, Мари, иди, умоляю тебя, нельзя терять ни минуты.
Герцогиня, почти испуганная волнением Жанны, наклонилась и поцеловала ее.
— Успокойся, — заверила ее Жанна, — я хорошо себя чувствую; иди, иди скорее!
И портьера опустилась за Марией де Роган.
Жанна дю Люк стояла с минуту, не двигаясь с места; она сложила прекрасные руки и подняла к небу полные слез глаза.
— О Боже мой! — прошептала она. — Неужели ты посылаешь мне новое испытание? Да будет воля твоя, Небесный Владыка! Однако я ведь столько выстрадала!
Отерев глаза рукой, она тихо, но твердо пошла к перегородке, за которой послышался новый и более явственный стук.
Графиня нажала пружину, отворявшую секретную дверь.
Портрет ее мужа сейчас же повернулся, открыв темную глубь подземелья, которому эта дверь служила таинственным входом.
На пороге неподвижно стояли два замаскированных человека с обнаженными шпагами, и между ними нежное, слабое, почти детское существо без маски, с мертвенно бледным лицом и лихорадочно горевшими глазами. Графиня дю Люк в ту же минуту узнала Диану де Сент-Ирем.
Жанна ждала ее, невозмутимая и холодная.
— Входите, графиня де Сент-Ирем, — произнес один из ее стражей, — и думайте о данной вами клятве. Мы ждем вас здесь; если вы забудете обещание, мы сумеем напомнить. Идите! — прибавил он, слегка подвинув ее вперед.
Девушка машинально повиновалась и тихо вошла в комнату.
Картина опять стала на прежнее место, но дверь осталась приотворенной.
Женщины стояли друг перед другом: Жанна — спокойная, гордая и полная благородства; Диана пристыженная, трепещущая, с бешеной злобой в душе, как раненая тигрица.
Минуты с две они молчали.
Графиня дю Люк опустилась в кресло и указала другое девушке.
Та подошла шагов на пять, но не села.
— Так это ты, Диана? Наконец после долгой разлуки ты вспомнила друга, — сказала она кротким голосом и тоном дружеского упрека. — Но зачем эта мужская одежда? Отчего ты пришла через потайную дверь? Разве дом мой не открыт для тебя во всякое время, как было открыто всегда мое сердце, дорогая подруга счастливого детства? Может быть… тебя кто-нибудь притесняет? Не пришла ли ты просить у меня покровительства и убежища? Может быть, враги преследуют тебя своей ненавистью? О! Тогда, я жалею тебя, мое бедное дитя! Потому что скрытая ненависть заставляет страдать хуже, чем явная; говори, чего ты ждешь от моей дружбы?
— Графиня… — проговорила девушка.
— Графиня! — повторила в изумлении Жанна. — Как! Разве я стала графиней для тебя, Диана? Не полагаешь ли ты, что вследствие долгих месяцев твоего невнимания я стала меньше любить тебя? Что незаслуженные несчастья, разбив мою будущность, могли сделать меня бездушной женщиной и закрыть мое сердце для дружбы? Если так, ты ошибаешься, Диана. Я очень несчастна, моя жизнь теперь будет одним вечным отчаянием; но я люблю тебя по-прежнему; наша дружба так искренна; это одно из сладких воспоминаний, которые мне остались от прошлого.
— Графиня…
— Опять? Ты должна очень страдать, чтобы говорить со мной таким образом, дитя мое! Сядь здесь, возле меня, доверь мне твои горести, как мы доверяли когда-то друг другу все наши детские огорчения. Я страдаю сама слишком много, чтоб не сочувствовать несчастью тех, кто мне дорог. Приди, Диана, приди, мой друг, я счастлива видеть тебя!
И она протянула ей руку с доброй улыбкой.
В девушке как будто произошла внезапная перемена. Искренне или продолжая играть роль, она вдруг горько заплакала, упала на колени перед графиней и вскричала душераздирающим голосом:
— О, графиня! Теперь мне стало ясно, что я презренная женщина. Ваши упреки проникают мне в самое сердце. Я, негодное существо, которому вы протянули руку помощи, которое вы подняли до себя и для которого были нежной сестрой, — я изменила вам, низко изменила! Я украла у вас ваше светлое счастье, я опозорила вас в глазах единственного человека, которого вы любили и который был для вас всем… Я сделала из него своего любовника, увлекая его в западню и опьяняя своими бесстыдными ласками, потому что я не люблю и никогда его не любила! А все это было из зависти к вашему полному счастью. О! Прогоните меня, графиня, потому что, повторяю вам, я самое гнусное существо, потому что теперь, когда все это совершено… Признаться вам? Сознавая всю подлость моего поведения, я не раскаиваюсь в преступлении и даже почти радуюсь, видя, что вы плачете. Прогоните же меня, графиня, потому что я не заслуживаю ни малейшего сострадания. В моем сердце не было и нет раскаяния! Я пришла не за тем, чтобы молить у вас о прощении!
— Зачем же вы здесь в таком случае? — спросила кротко графиня.
— Не знаю. Я пришла, потому что меня принудили к этому, потому что какие-то неизвестные люди, демоны, у которых я во власти, открыли, не знаю, как, все зло, которое я вам причинила, и приказали идти и во всем вам признаться. Я исполняю их волю, потому что боюсь их!
— Если вы не желаете от меня ни сострадания, ни прощения, отчего же вы у ног моих?
— Потому что я виновата, графиня. Но теперь, признавшись в своем позоре, я встаю.
Она действительно встала и стояла перед графиней, насмешливая, вызывающая, мрачная, как злой гений.
— В свою очередь я буду не менее откровенна с вами, Диана. Все, что вы сейчас мне сказали, я давно уже знаю. Ваша неумолимая ненависть, ваша низкая зависть мне были не неизвестны, как и все ваши тайные козни. Я знаю, что за мои благодеяния вы отплатили мне самой черной неблагодарностью. Я знаю, что если на моем горизонте никогда не взойдет больше солнце, то вы одна причиной этого.
— И вы меня проклинаете, не так ли, графиня?
— Нет, Диана, я вас пожалела.
— О! — вскричала она, закрывая лицо руками. — Недоставало только этого последнего унижения!
— Да, бедное дитя, — продолжала графиня тоном кроткого сострадания, — я жалею вас. Страдание не научило меня ненавидеть. Я напрасно старалась изменить ваши дурные наклонности и не могу сердиться на вас. Может быть, если бы вы родились богатой, счастливой, как это случилось со мной, вы были бы добрее и более сострадательной. Отняв у меня любовь единственного человека, которого я любила, вы разбили мне жизнь, это правда! Но что касается позора, так не обманывайтесь, вы опозорили не меня, а одну себя; несмотря на ужасный удар, на неизлечимую рану, нанесенную мне, я только еще выше поднялась от этого несчастья; я любима, уважаема всеми, кто меня знает, так как все понимают, что я не виновата и никогда не была виновата. Но вы, безумная, бедная девушка, что вы приобрели своим преступным поступком? Ничего, кроме угрызений совести. Идите, Диана! Продолжайте творить против меня все, что творили до сих пор; мне положительно все равно! Я не питаю к вам ни ненависти, ни презрения. Прощаю вам и забываю о вас.
