меня что-то не будет устраивать. Таким образом, мне ненавязчиво предлагали компромисс — ОБ закрывает глаза на мое странное поведение в последние месяцы и не инициирует расследование, чем я там занималась, а я взамен поступаю к ним на службу.
Я взяла время на размышления, поскольку оказалась в очень щекотливом положении. С одной стороны ОБ — с другой бизнес Марты, владельцем которого я стала. Как скоро Артель прознает про мои связи с ОБ, если еще не прознала? Что мне делать с лабораторией и учеными? Всех распустить? Сдать всех ОБ? Отказать ОБ? Что делать со всеми теми нелегальными аспектами, про которые я была в курсе?
Обо всем этом я и размышляла после встречи, но чашу весов склонил один единственный аргумент. У меня было дело, с которым я не справлюсь самостоятельно даже при наличии лаборатории. И сейчас я была готова дать свой ответ.
— Софи, — моментально откликнулся Эрик. — Как все прошло?
— Плафон вернулся на свое место, и Грон принял мои извинения, — усмехнулась я. — Я согласна, Эрик.
— Приняла решение? — после небольшой паузы уточнил Ван. — Ты хорошо подумала? У тебя еще есть время.
— Я хорошо подумала, — кивнула я. — Но у меня есть одно условие.
— Тааак, слушаю.
— Вы поможете мне попасть в Эрзар и найти там Сорина. И тогда я подпишу контракт с ОБ.
Сорин.
Я смотрел на искрящийся камень в своей руке, подарок Грона, и медлил. Что там сказал настоятель? Это желание исключительно для меня? Хочу-ли я использовать его вот так?
Я вернулся в Эрзар, но родной дворец, воздух, наполненный знакомой магической силой, и радость встречи с семьей не принесли облегчения. Мне было плохо. Меня никогда не предавали люди, которых я любил, а сейчас я себя чувствовал именно так. Софи предала меня. Но ведь это была не она. Тогда, в тронном зале она едва ли была той Софи, что я знал. Природный аромат сандала и амбры практически не ощущался, заглушенный страшной вонью отравы Гереры. Еще в его лаборатории мы почувствовали этот смрад. Кажется, Софи получила новую дозу, превышающую все предыдущие.
И, наверное, ее поведение было закономерно для человека, который не может чувствовать ничего, кроме злости. Или нет? Или да? Тот удар со спины, страшнее удара в сердце, тот ошейник, как плевок в лицо. Она все помнила, абсолютно все, и использовала это, чтобы унизить меня, чтобы растоптать. Я буквально дышал ее ненавистью, но разве настоящая Софи могла так поступить со мной?
Однако, доводы разума не помогали. Почему ТАК больно? Я метался по своим покоям, порываясь вернуться в Альдерию, посмотреть ей еще раз в глаза, Ван уже должен был исцелить ее. Но не мог. Не мог даже представить ее лицо, не мог разделить ее на Софи до и Софи после. Что, если та отрава лишь обнажает и умножает настоящие чувства. Вот какой я в ее глазах? Знакомый паренек с посттравматическим синдромом?
Хотя, я такой и есть. Чуть не разрыдался там на грязной плитке, когда нащупал ошейник. Нахлынули воспоминания, паника вперемешку с яростью. Любого другого я бы разорвал на месте за один только намек, но Софи… Почему она?!
Зарычав от отчаянья, я зажмурился и сжал камень:
— Забыть, хочу все забыть. Плен, Кайла, Софи, хочу все забыть, пожалуйста.
— Думаешь, это решит твои проблемы, сынок? — гулкий бас заставил меня распахнуть глаза.
Я стоял в огромном, пустом, каменном зале, теряющим очертанья в непроглядной темноте, а передо мной на простом каменном троне сидел Грон. То, что этот коренастый, бородатый мужчина именно Грон Могучий, не вызывало сомнений — он был весьма похож на статую, что мы видели в монастыре.
— Думаю, да, Пресветлый, — я низко поклонился. — Я не справляюсь.
— Первая любовь, она такая, — усмехнулся бог. — Страдания из-за женщины святы, зачем же их забывать. Они закаляют наши сердца и делают нас мужчинами.
— Я… я не знаю, я хочу забыть плен, исцелиться, — слова давались с трудом. — Я болен. Мне так кажется.
— А мне кажется, ты кое-о-чем забыл, мой мальчик, — пророкотал Грон, и на меня повеяло такой силой, что я замер.
— О чем же? — только и сумел спросить.
— Ты забыл, что ты хищник, Сорин, сын Санаяна. Твой зверь молод, силен и неглуп. Как и ты сам, — каждое слово бога падало веско, как чеканная монета. — Без чего хищнику не выжить? Что делают хищники, когда им грустно, плохо, одиноко? Отвечай!
— Они…охотятся, — выдохнул я, задрожав.
— Правильный ответ, — удовлетворенно кивнул Грон. — Они охотятся. Не страдают, жалея себя, не таят обиду на заблудшую душу, не прощают врагов, не желают забвения, скрываясь от бед. Так что, подумай еще раз, чего ты хочешь, гуар. Скажи мне, чего ты хочешь на самом деле? И тогда я исполню твое желание.
— Я хочу… — теперь я улыбался, — я хочу знать, где сейчас находятся раболовы, пленившие меня!