Макговерн предложил Ларошу сесть, и тот опустился на стул, метнув в мою сторону косой взгляд. У него были карие, глубоко ввалившиеся глаза. Вдруг он улыбнулся мне и вытащил из кармана трубку. Теперь он показался мне моложе, хотя волосы на его висках уже тронула седина.
— Ладно, — сказал Макговерн. — Давайте кончать с этим делом. Итак, вы все еще убеждены, что ваш отец мог принять какую-то радиограмму от Брифа?
Я кивнул.
— Почему?
— Мне бы хотелось выслушать Лароша, — сказал я вместо ответа.
— Разумеется. Но сначала скажите, что вселяет в вас такую уверенность? Вы жили вместе с отцом?
— Нет.
— Тогда почему вы так убеждены в его рассудке?
— Потому что я — его сын. Сын всегда знает, болен отец или здоров. Моему отцу было известно, что дело в Львином озере. И в Брифе…
— Что вы сказали? — вопрос Лароша прозвучал как хлопок, и в комнате вдруг наступила тишина.
— Ладно, оставим пока вашего отца, — быстро проговорил Макговерн. — Пришла пора послушать, что случилось в действительности. Давай, Берт, расскажи ему все как было.
Ларош немного помолчал, облизывая губы, потом сказал:
— Ну что ж… так, наверное, будет лучше.
«А он нервничает», — подумалось мне.
— Ладно. Вечером четырнадцатого сентября мы взлетели. Примерно в половине седьмого, в страшной спешке. Начинался шторм, озеро Разочарований волновалось. До квадрата С2 было полчаса лету, но не успели мы покрыть и половины пути, как видимость резко ухудшилась Кончилось тем, что мне пришлось буквально прыгать с озера на озеро. Только самые маленькие из них я мог видеть целиком, остальные же казались просто водными пространствами, почти неразличимыми из-за дождя и темноты. Летел я только по компасу, а место приземления искал, летая кругами над самыми кронами деревьев. Темнота и дождь лишили меня всяких ориентиров. Потом налетел снежный шквал. Я как раз был над каким-то озером. Выбирать не приходилось, пришлось идти на посадку. Самолет задел верхушки деревьев, ударился о поверхность воды и вдруг врезался в скалу. Мы налетели на нее правым крылом, самолет рвануло в сторону и еще раз швырнуло на камень, теперь уже бортом. Я ударился в стекло лбом и потерял сознание…
Когда он очнулся, самолет наполовину затонул. Лароша контузило. Он пополз назад, в фюзеляж, где обнаружил бесчувственного Бэйрда. Тот был изранен обломками самолета.
— Поль тоже был ранен, — продолжал Ларош, прикрыв глаза. — Я сделал все, что мог. На скале не было дров для костра. Через двое суток шторм утих, тогда я поймал в воде бревно и на нем отбуксировал обоих раненых к берегу. Там я разжег огонь, соорудил шалаш и принес кое-какие продукты с борта самолета. Еще через двое суток опять начался шторм с северо-восточным ветром, и наутро самолет ушел под воду. Ветром задуло костер, а развести новый я не смог: все спички промокли. К ночи умер Бэйрд. Еще сутки спустя — Бриф. Тогда я пошел на запад. Я знал, что рано или поздно выберусь к железной дороге. Полз пять суток и днем двадцать пятого числа дотащился до 203-й мили, где строители делали насыпь. Вот и все.
— Вы перенесли на берег радио? — спросил я.
— Нет, передатчик утонул вместе с самолетом.
— Погребли покойных?
— У меня не было сил. Но я пытался найти их потом, дважды летал с пилотом из Пор-Картье. Куда там! Здесь буквально тысячи озер.
— Тысячи. Но Львиное озеро одно, — сказал я и вновь почувствовал, как нарастает в комнате напряженность. — Вы знали, что это именно оно, не так ли? Эта скала в середине…
— Шел снег… — пробормотал Ларош.
— Когда вы разбились — да. Но потом… Разве вы больше не видели скалу? Она имела форму льва, не правда ли?
— Не знаю. Я не заметил.
— Но вы читали документы и помните содержание радиограммы, которую принял отец.
— Он просто фантазировал, — вмешался Макговерн. — Давайте допустим, что все правда и Бриф выходил в эфир, упоминая Львиное озеро. Вы знаете, где оно?
— К востоку от озера Атиконак.
— Черт возьми! Нам это известно. Место катастрофы мы определили с точностью до тридцати миль. Но озера не нашли. Как сказал Берт, там их тысячи.
— А Львиное одно, — упрямо повторил я. Ларош спрятал глаза и принялся набивать трубку.
— Вы не знаете, каково там, в тайге, — тихо сказал он вдруг. — Снег, туман, и столько надо было сделать…
— Так мы ни до чего не договоримся, — подал голос Макговерн. — Львиное озеро упоминается в книге Дюмэна и в газетных статьях, написанных… тем, кто выжил. — Тут он быстро взглянул на Лароша. — Так назывался их последний лагерь в девятисотом году. Ваш отец мог об этом читать. Там умер ваш дед. Вот почему…
— Да как вы не поймете! — взорвался я. — Мой отец был радиооператором…
— Очень жаль, но это беспредметный разговор. — Макговерн взглянул на часы и поднялся. — Мне пора. Спасибо, что приехали и поговорили с нами, однако поймите: ваш подход к делу слишком пристрастен.
— И вы не будете ничего предпринимать? — спросил я.
— А что я могу сделать? Призвать к возобновлению поиска? Для этого надо убедить власти, — президент компании покачал головой.
— Но ведь прежде вы искали вслепую! — воскликнул я. — А теперь у вас есть ориентир. Если б вы попытались найти озеро… — Я повернулся к Ларошу: — Ради бога, растолкуйте хоть вы ему! Или вы предпочитаете, чтобы этих людей никогда не нашли?
Ларош вздрогнул и поднял на меня глаза.
— Берт дважды летал туда, — сказал Макговерн. — Хотя ему велели оставаться в больнице. И он не смог найти озеро. Я понимаю вашу досаду и разделяю ее. Получив сообщение Леддера, я начал было надеяться… — Он отвернулся и пожал плечами, давая понять, что разговор окончен. — Ваш самолет летит в Монреаль?
Я кивнул. Мне больше не хотелось спорить.
— Сегодня вечером туда вылетает одна из машин с нашего аэродрома. Билл, ты сможешь договориться, чтобы этого парня взяли на борт?
— Конечно, — ответил Лэндс. Макговерн повернулся к Ларошу. — Если ты на колесах, подбрось меня до города. Я опаздываю. — Он подхватил свой портфель. — Спасибо вам, Фергюсон. Дайте знать, если я вам понадоблюсь.
— Ну что? — проговорил Билл Лэндс, когда за Макговерном захлопнулась дверь. — Здесь, на Севере людей в беде не бросают. Не пойму, на что вы рассчитывали.
Он ушел и вернулся через десять минут.
— Самолет отправляется в половине девятого вечера. — Лэндс вывел меня на улицу, и мы зашагали по плоской гаревой площадке, похожей на русло высохшей реки. Вдалеке тоскливо завыл гудок локомотива. — Поезд с припасами, — пояснил он. — Пошел к Железной Голове. Я завтра тоже туда, слава богу.
