— Подожди меня здесь десять минут, а если я не вернусь, отправляйся в отель «Сесил», — сказал я Амину и взобрался на деревянный причал.
Пристань и ее окрестности казались совершенно безлюдными. С улицы доносились слабые звуки трамвайных звонков и гудков клаксонов, но здесь царила тишина. Пройдя до конца пристани, я оказался в узком проходе между двумя навесами, заваленными рангоутами, якорями и прочим подобным хламом. И тут передо мной неожиданно выросла высокая темная фигура, и резкий голос произнес:
— Какого черта вы делаете здесь — выслеживаете нас? — Это был О’Кив, с пистолетом в руке, направленным мне в живот.
Глава V. СХВАТКА НА НАБЕРЕЖНОЙ
— Какого черта вы суете свой нос в мои дела? — вновь рявкнул он, и его глаза сердито сверкнули из-под пенсне.
— В ваши дела? — Я постарался придать голосу оттенок изумления. — Я даже не знаю, кто вы.
— Ложь! Вы только что прибыли с «Гемпшира». Я видел, как ваша лодка отплыла от его борта через пару минут после нас.
— Ну и что? — приняв уверенный вид, парировал я. — Почему вы считаете себя единственной персоной, у кого могут быть основания поскорее очутиться на берегу?
— Кто это? — спросил фальцетом чей-то голос, и из темноты появился Закри-бей.
— Я не знаю, — проворчал О’Кив и, махнув пистолетом в сторону открытой площадки, где свет от судов в бухте позволил бы лучше разглядеть меня, добавил: — Давайте-ка взглянем на вас.
У меня не было выбора, и я повиновался, сжавшись от мысли, что случится, если они узнают меня, а при виде глушителя на конце пистолета О’Кива меня охватила паника — хлопок выстрела не услышат не только на улице, но даже на другом конце пристани.
А Закри-бей обладал достаточным влиянием среди египетских властей, чтобы замять любое дело, если оно примет нежелательный оборот.
О’Кив несколько секунд вглядывался в мое заросшее бородой лицо и затем воскликнул:
— Ей-богу, вы человек, обнаруживший тело убитого сэра Уолтера Шэйна.
— Совершенно верно, — согласился я.
— Вы были в его группе, не так ли? Ваше имя Джулиан Дэй. Ей-богу, я вспомнил.
Он внезапно сунул свободную руку в карман брюк, вытащил оттуда складной нож и протянул мне.
Это был мой нож с выгравированными инициалами «Дж. Д.» До сих пор я даже не хватился его, забыв, вероятно, на полу каюты О’Кива утром, когда спешил скрыться от стюарда.
— Вероятно, именно вы взломали мой сундук, пока я завтракал.
— Вы заблуждаетесь, честное слово, — солгал я. — Это мой нож, но я одолжил его стюарду, а тот, видимо, забыл его у вас.
— Сказки! Вы почему-то заподозрили меня в причастности к смерти сэра Уолтера и решили сыграть роль детектива-любителя.
— Чушь, — запротестовал я. — У меня срочные дела в Александрии. Я должен увидеться с другом. Если бы я остался на корабле, то разминулся бы с ним. В этом все дело.
— Вы с ним разминетесь в любом случае, — зловещим тоном произнес О’Кив.
В следующий момент он быстро заговорил по-арабски, обращаясь к Закри:
— Вряд ли он что-то обнаружил, но о чем-то наверняка догадывается. И если даже этот дурень не представляет большой опасности, лучше не рисковать. Пуля все уладит, а тело мы затащим под один из навесов.
Небрежность, с которой он говорил об убийстве, была вполне характерна для него. Мое лицо заливал пот, и мне с трудом удалось подавить желание крикнуть Амину.
Тут заговорил Закри-бей, тоже по-арабски:
— Я бы не стал стрелять здесь. Сторож может найти тело, а лодочник знает, что он высадился вслед за нами. Вряд ли нас станут подозревать, но в процессе расследования мы можем оказаться в центре внимания, а это нежелательно.
Данная мне отсрочка была продиктована отнюдь не милосердием, однако я благословлял за нее Закри-бея.
— Что вы предлагаете? — спросил О’Кив.
— Передать его в руки полиции.
— Но это позволит ему рассказать о нас все, что он знает.
— Он не заговорит, — фальцетом захихикал Закри-бей. — Мы возьмем его в иммиграционный лагерь и продержим всю ночь, распорядившись, чтобы с ним никто не разговаривал. Завтра я добьюсь аннулирования разрешения на его пребывание в Египте. Это не проблема. Ближайший корабль в Англию заберет его, и дело с концом.
— Отличная идея, — воскликнул О’Кив, переходя на английский, и рявкнул в мою сторону: — Идемте. Направо! Кругом!
— Какая идея? — невинно произнес я, едва не задохнувшись от приступа гнева.
— Подбросить вас до полицейского участка, — тихо сказал О’Кив.
Он стоял в двух футах от меня и чуть двинул стволом пистолета, приказывая идти вперед.
Думаю, ему как-то передались мои чувства, потому что в тот момент, когда я прыгнул, его тело напряглось. Но прежде чем его пистолет приглушенно кашлянул, я отскочил в сторону, и не успел он выстрелить еще раз, как я рукой схватился за ствол. Он попытался освободить оружие, но я ногой ударил его в пах. Жалобно вскрикнув, он пошатнулся и, падая, увлек меня за собой.
На земле мы продолжали бороться за пистолет. На моей стороне было преимущество молодости, но он был высок, жилист и необычайно силен для своего возраста, и я никак не мог вывернуться из-под него. И тут Закри-бей закричал своим людям:
— Мустафа! Гасан! Тааля! Игри! Игри!
В этот момент зубы О’Кива глубоко впились мне в запястье. Я вскрикнул от боли и выпустил пистолет. В следующий момент на фоне звездного неба я увидел его руку с пистолетом, нацеленную мне в висок, однако успел уклониться и изо всех сил ударил его прямо в лицо.
От удара он рухнул плашмя, судорожно нажав на спусковой крючок. Пистолет вновь кашлянул, прежде чем выпасть из руки, но пуля прошила доски ближайшего навеса, никому не причинив вреда.
Поднимаясь с колен, я увидел приближающегося Закри, и одновременно в отдалении раздался топот ног. Пухлый, изнеженный Закри был мало приучен к потасовкам, но в тот самый момент, как я отступил в сторону и подставил ему подножку, из-за угла появились двое арабов. Не успел Закри рухнуть в грязь, как я стремглав бросился к пристани.
С леденящими душу криками арабы рванулись за мной. Слыша за спиной их тяжелый бег, я понял, что они окажутся у лодки прежде, чем мы успеем оттолкнуть ее от пристани. И тут меня осенило, что, кроме тех, что живут на берегу моря и зарабатывает себе на жизнь нырянием за монетами, мало кто из арабов умеет плавать.
— Амин! — крикнул я, хотя до лодки было не менее тридцати ярдов. — Отчаливай! — И нырнул вниз головой в воду у пристани.
Боже мой, как она воняла! В ней, должно быть, копилась вся гадость еще с времен, когда здесь в золоченой барке проплывала со своими любовниками Клеопатра. Вода больше напоминала масло, вдобавок я коснулся дна, подняв клубы липкой тины, тут же окутавшей меня. Но, оказавшись на поверхности, понял, что замысел удался.