Англичанин высоко поднял брови, француз сомнительно улыбнулся…
— Вы им верите?
— О! Теперь это наши преданные друзья… Впрочем, вы услышите речи…
Англичанин серьезно спросил.
— Это дорого будет стоить?
Генерал Хвалынский пожал плечами.
— Мы не выйдем из сметы… Но результаты вы увидите…
На откормленном лице француза появилась жестокая черта.
— Имейте в виду, что на этот раз мы не выйдем из сметы ни на один сантим…
Генерал Хвалынский вежливо поклонился.
— Мы это помним, monsieur.
Из угловой комнаты вышел субъект с распорядительским значком, перемигнулся с генералом и сделал знак румынскому оркестру.
Оркестр замолк.
И сразу водворилась та напряженная тишина, которая предшествует какому–либо событию.
Даже неугомонные пьянчуги у бара замолчали.
Из глубины второй гостиной выступил худой субъект в черном сюртуке и встал в ораторскую позу.
Распорядитель зычно провозгласил по–французски:
— Представитель II Интернационала скажет слово.
Среди наступившей тишины раздался слегка скрипучий, картавящий голос:
— Если бы мир знал, если бы знала истерзанная Россия, что вот в этих стенах, вдали от голодающих и поедающих друг друга крестьян, выковывается вечный союз между великим русским народом и его зарубежными друзьями, то я вам ручаюсь, господа, что весь русский народ встанет, как один человек, против деспотов–большевиков… Второй Интернационал, — повысил голос оратор, — должен сыграть мировую роль в деле защиты интересов всех классов. Мы прежде всего должны объявить собственность священной.
— Но — тут голос оратора достиг вершины пафоса, — нужно очень торопиться, господа! Пока в России еще не ликвидирован голод. А к этой ликвидации уже приняты меры. Вспомните слова великого русского преобразователя: промедление смерти подобно!
Оратор замолк и хитрыми глазами оглядел аудиторию.
После секунды молчания раздались жидкие аплодисменты.
Оратор поклонился с большим чувством и отошел.
Англичанин серьезно произнес:
— Он хорошо говорил… Но сколько это будет стоить?
У француза глаза сделались совсем жадными.
Раут продолжался. Опять бар заработал на славу.
Пока верхушки белой эмиграции весело проживали иностранные субсидии под соусами разных «внутренних и внешних» выступлений против ненавистной советской власти, эмигрантская «середина» далеко не благоденствовала.
От пышного стола доставались лишь крохи, собственные сбережения таяли, как лед на солнце.
Жизнь в «международном центре», как называли теперь Константинополь, становилась все дороже и дороже…
Сюда нахлынуло из Европы множество авантюристов со всевозможными проектами «использования страны возрождения полумесяца».
И в этой пестрой, жадной до жизни толпе международной разбойничьей банды — невольно терялась средняя белая эмиграция, которая умела до сих пор у себя на родине лишь проживать готовые деньги да жить на чиновничьем казенном содержании — военного или иного какого–либо министерства.
Да, пришлось нелегко!
И надо было спешно выбираться из положения. Иначе грозила нищета в чужом городе!
Идею дал, как всегда, глава эмиграции:
— Генерал Хвалынский!
Ему уже давно надоели эти люди, которые решительно негодны были для конспиративных работ по контр–раз–ведке.
— Как дорвутся до вина — пиши пропало!
Куда их девать — этих «профессионалов револьвера» — людей, которых с детства, с школьной скамьи корпуса и до самой войны учили только одному:
— Как нужно убивать людей!
Был собран совет, который должен был решить вопрос утилизации этих оставшихся без дела — профессиональных убийц.
Решено было «для усиления средств» «Защиты родины» открыть… кафе–шантан.
Эга идея всех привела в восторг.
— Во–первых — это весело…
Всегда музыка, пение, обнаженные бабенки на эстраде, вино и т. д.
— Во–вторых — это выгодно…
Масса заезжих богатых иностранцев скучает, деньги им девать некуда и т. д.
— В-третьих — это необходимо для… конспирации…
Почему именно кафе–шантан необходим для конспирации — этого никто, в сущности, понять не мог…
Но решили, что это необходимо.
Главное, что при таком деле можно было занять решительно всех — от старцев, убеленных сединами и украшенных орденами и до младенцев.
— Что может быть эффектней — метр-д'отель с Анной на шее… — говорил один действительный статский, метивший на этот пост. — Какой шикарный укор родине! Смотрите! Кого вы потеряли…
Субсидировать дело для начала взялся все тот же предприимчивый генерал Хвалынский из «секретных сумм».
Было снято шикарное помещение на главной улице Перу, собраны все те же многострадальные румыны и цыгане, которые кочевали по неизвестным им самим причинам за белой эмиграцией.
Открылась запись в конторе на самые разнообразные должности: официантов, кельнеров, барменов, швейцаров, судомоек, артисток, певцов, музыкантов, билетеров, контролеров, кассиров и т. д.
Целый выводок элегантных дам эмиграции записался в кельнерши, им понтировали гвардейцы — кельнерами.
Полковник Пузырев оказался знатоком кухни и взялся за шефство в этой области.
Ротмистр князь Налимов на своем веку выпил несметное количество коктейлей.
И потому он объявил себя бармэном…
Его долго убеждали выкраситься «под негра» для шика, но благородный князь не согласился.
— Не хочу марать честь рода!
Нашлись певцы и певицы, танцоры и танцовщицы.
Генерал Хвалынский благосклонно принял на себя обязанности антрепренера.
И выдумал шантану громкое название:
— «Царская стоянка»"!
На торжественном открытии с приглашением иностранных гостей чуть не выпили всего погреба сами… И лишь вовремя принятыми мерами пресечения было спасено от гибели в день открытия столь полезное и выгодное предприятие.
Как бы то ни было, а «Царская стоянка» заработала и на время заткнула многие эмигрантские дыры.
И совершенно неожиданно для самих учредителей оказала им услугу именно в том пункте, который вызывал самое большое сомнение.
На этот «огонек» пошла вся темная конспирация, которая давно бродила около эмигрантских субсидий.
В отдельных кабинетах начались таинственные совещания, появились личности неизвестного происхождения, но за деньги на все готовые.