Михаил Степанович глянул в окно, шевельнул беззвучно губами, закончил едва слышно: Лет пять прошло. Жил себе, жил, и тут вдруг на мосту вижу — Оля моя. Внучка. Умом понимаю, не может того быть, за столько лет, а вот… Не выдержал, остановился. Ну, дальше ты знаешь.
— Так что не забивай голову. Ничего ты мне не должна. Лучше пойдем, усадьбу покажу.
Они прошли по толстому ковру к расположенной в конце коридора двери.
— А здесь у меня уголок для отдыха, — Михаил Степанович отворил неприметную дверь. Оля с любопытством заглянула в довольно большую комнату. Бросилось в глаза обилие разномастных тренажеров, стопка гимнастических матов в углу. Громадная боксерская груша висящая посредине.
— Сам–то давно эти глупости забросил. Так, иной раз, со скуки, приезжают ребятишки. Кому что. Помогаю. И мне не скучно. — Пояснил хозяин и повернулся, собираясь продолжить экскурсию.
Оля заинтересованно глянула на инвентарь: — А меня научить можете?…
— Ты опять? Ну, как еще объяснять? Кому что дано, тому то и дано. Ты — женщина. Хоть пять лет тебе удар ставь, все одно, мужик, ежели хоть немного тренирован, перешибет. «Никита» и прочие — это киношное. А если и бывают такие, что с мужиками на равных работают, так, прости, не женщины они, а мужебабы. Природа сотни тысяч лет гены подбирала. А мы хотим ее враз переломать. Я ведь тебе говорил. — Укоризненно, как маленькой, повторил дед.
— Выходит мне теперь так и жить, зная… захочет кто–то об меня ноги вытереть, и все опять повторится? И подонки те, и пьяный мясник?… А я отомстить хочу. Страшно. Что — б запомнили! Навсегда! — С ненавистью прокричала Оля, и заплакала.
— Жизнь — штука несправедливая… — пробормотал старик, нерешительно погладив ее по коротким волосам. — Но тебе эта сентенция сейчас не поможет, — решительно закончил он и повысил голос. Все, все, не плач. Давай так, — он вновь достал телефончик. Потыкал в кнопки, дождался ответа.
— Геннадьевич? Привет, Миша тебя… — Ну, ясно, ты мой номер видишь, это я по стариковской привычке. Не могу привыкнуть, что высвечивается. Никакой, понимаешь, конспирации. — Нужны твои ребятки. Человека три, четыре. — Произнес он в трубку, когда абонент отозвался.
— Кто? Да, без разницы. От них ничего и не потребуется. Так… постоять, посветить мордой.
— Есть? Тогда через часок пусть к тысячной больнице подъедут и ждут у входа.
— …На чем? Да все на той же. Сам знаешь, не люблю я эти «Мерседесы» разные. На своем Росинанте и буду. — Дед выключил телефон, закончив беседу, повернулся к насторожившейся Оле. — Одевайся. Съездим, пообщаемся с этим коновалом. — Нет, сейчас. Никак в другое время нельзя, — отмел он слабые попытки перенести встречу. — Я и людей позвал. Неудобно.
Ольга огорченно вздохнула, но отправилась одеваться.
Модная стрижка, белоснежные волосы, стильная куртка, джинсы не самой простой фирмы. Чуть портил общее впечатление громадный шарф, укутывающий лицо, однако рассматривать внимательно пассажирку было некому. «Жигуленок» неторопливо протарахтел по заснеженным улицам города и наконец возле центрального входа в городскую больницу.
Михаил Степанович выключил двигатель, и коротко надавил на сигнал. Тут же синхронно распахнулись дверцы огромного черного джипа, стоящего в сторонке. Четверо мужчин, в одинаковых костюмах и белоснежных рубашках, выбрались из салона заморского автомонстра.
Оля c интересом уставилась на «бодигардов», решив было, что сейчас должен появится сам объект столь шикарной охраны. Но «люди в черном» захлопнули дверцы, неторопливо двинулись прямо к автомобилю Михаила Степановича.
— Привет, дядя Миша, — поздоровался один из них, когда здоровяки приблизились.
— Здравствуй, Славик, — Старик выбрался из салона и нисколько не смущаясь наряда, продолжил. — Задача вам, сынки, следующая. Есть тут, в больничке, один врач, хе—хе, как говаривали в старые годы, космополит — вредитель. Мне с ним по душам поговорить надо. А ваша задача настроить на серьезный лад. Чтобы проникся… Фамилия эскулапия… — дед почесал бровь, припоминая. — Ага, Потапкин. Вот этот, Тапкин, мне и нужен.
— Сотым?
— Бог с тобой, Славик, что ж я, тать, что ль? Ни какого членовредительства, я просто поговорить хочу. — Простецки подмигнул дед. Ты не смотри, что я на бармалея похож. В душе–то я может белый и пушистый.
— Да я чего… — совсем по–детски смутился Вячеслав. — Я так просто.
— Такя просто, — охотно согласился дед: — Ты пошутил, я посмеялся… — Ну, вперед, — он открыл дверцу, помог Оле выбраться из машины. — Пойдем, Оленька,
— Внучка моя, Олей звать, — не оборачиваясь, представил он девчонку заинтересованно рассматривающим хрупкую фигурку телохранителям. — Прошу, как говорится, любить и жаловать. — Ничего, вроде, такого не сказал старик, но взгляды бойцов дернулись, уперлись в спину возглавляющего движение пенсионера.
Едва Оля, под руку с Михаилом Михаил Степановичем вошли в здание, как охрана неуловимо перестроилась, взяв опекаемых в «коробочку». Они едва успели миновать фойе, а старший группы, неведомо каким образом успев выяснить, где в настоящий момент находится врач, двинулся к нужному кабинету. Возле дверей с кривовато висящей на ней табличкой ожидали приема несколько пациентов в больничных халатах.
—
Мужчина в порядком измятом белом халате, раздраженно поднял голову, суетливо прикрыв тумбу стола: — Нет приема. Рано еще. — В голосе звучало раздражение. Легкий запашок спирта в воздухе подсказывал, что опохмелка была в самом разгаре.
По мере того, как кабинет наполнялся людьми, круглая физиономия с косо сидящими на носу позолоченными очками изменилась. Раздражение сменилось легкой тревогой. В два быстрых, неуловимых для глаза шага, преодолев пространство до стоящего у окна стола, охранники сдернули врача со стула, уложили на пол, ткнув лицом в пыльный линолеум. Сверху на лежащего ничком эскулапа посыпались какие–то мелочи. Сувениры, календарики, баночки с карандашами.
Михаил Степанович пропустил Ольгу вперед и, прикрыл за собой дверь.
Пораженная сценой Оля застыла у порога.
— Присаживайся, — Указал дед на застеленное клеенкой кресло. Кивнул охране, предлагая вернуть объект в вертикальное положение.
— Тапкин? — коротко поинтересовался он у толстяка.
— Па—па—та—пкин, — закивал головой врач. Попытался дернуться: — А, в—в чем, собственно?…
— Дело, молодой человек, в том, что примерно месяц назад к вам поступила пациентка. Беда случилась. Порезали ей лицо какие–то сволочи… Ну, об этом после. А дежурил в больнице, в ту ночь, хирург, который, свято исполняя клятву, оказывал ей первую помощь. Оля, будь добра, покажи гражданину результат работы.
