IV
Харсту принадлежал фамильный особняк в фешенебельном Мейфейре, но, пожалуй, куда больше он гордился не особняком, а огромным великолепным парком и не жалел на его содержание никаких денег. Парк был ухожен и причесан, как модный щеголь перед выездом на прием. Ожидая Джонни Симмонса, Харст, негромко напевая, с удовольствием прохаживался между рядами развесистых буков. Мелкозернистый белый песок приятно шуршал под ногами. К полудню погода разгулялась, но дождь, ливший целую ночь, все еще напоминал о себе — тяжелые капли, скатываясь с листьев, с глухим стуком падали на песок.
Вчерашний звонок взбудоражил Фрэда Харста, всколыхнул в памяти события военных лет, когда он впервые увидел Джонни Симмонса — блестящего молодого офицера ВВС США. Был тот умен, образован, а вдобавок красив и хорошо сложен, что в жизни тоже немаловажно.
В двадцать один год Симмонс имел уже чин майора, был штурманом лолка. Мундир его украшали три боевые награды. Войну Джонни закончил в Японии, и командование направило его в академию. А это означало: еще несколько годиков — и ты генерал.
Перед отлетом в Штаты Симмонс с группой офицеров поехал в Хиросиму. Посмотреть, что там наворотила атомная бомба.
«Мы вернулись люди как люди, — рассказывал Харсту знакомый американец, тоже участвовавший в той поездке, — а Джонни — с мозгами набекрень».
По возвращении в Штаты Симмонс незамедлительно подал в отставку и выступил в газетах с гневными разоблачительными статьями.
«Потрясающая бессмыслица! — негодовал Симмонс. — Нам твердят: «Месть за Пирл-Харбор!» А кому? Населению двух городов, в которых нет даже военных объектов. Между тем русские уже разгромили Квантунскую армию и тем самым поставили японских генералов на колени».
Но это было потом. А впервые Фрэд Харст встретил Джонни в мартовскую ночь 1945 года.
…Английские и американские самолеты базировались на аэродроме Бари в Италии. Проводились так называемые «челночные операции». Союзники помогали югославским партизанам. Чтобы взять больше на борт оружия и продовольствия, экипажи до минимума сокращали запас горючего. Сбросив грузы на парашютах в горах партизан, пилоты не возвращались на свою базу, а шли к русскому аэродрому. Там их заправляли бензином и маслом, загружали оружием и боеприпасами, и летчики по пути в Бари снова навещали партизан. Точно так же поступали и русские. В Италии их командование имело своих представителей.
Лейтенант Королевских военно-воздушных сил Фрэд Харст считал, что ему страшно не повезло. Друзья и приятели его, бывшие годом постарше, стали летчиками-истребителями, оседлали быстрокрылых «мустангов».
А молодой лейтенант Фрэд Харст «пилил» на толстяке С-47 американского производства. Правда, по тем временам это была неплохая воздушная лошадка, но она создавалась конструктором Сикорским не для военных целей и потому не имела никакого вооружения. Это значит — лети и думай: вот-вот появится «наци», а ты даже порцию свинцовых пилюль влепить ему не сможешь…
Однажды, уже под вечер, командование союзников в Бари получило тревожную радиограмму командира одного из партизанских отрядов: «Гитлеровцы зажали нас в горной долине. Боеприпасы на исходе. Если ночью не подбросите, утром нас уничтожат».
— Ваш штурман не имеет опыта ночных полетов, — сказал экипажу командир полка, — вместо него с вами полетит американец, толковый парень. Правда, у него репутация «красного», но, полагаю, за один полет он при всем желании не сможет вам затуманить мозги, ребята…
Лететь пришлось в сложных метеоусловиях Ветер гнал по небу многоярусные облака. Похожие на айсберги, они час от часу все плотнее сбивались в сплошную беспроглядную массу. Наконец в небе не осталось ни единого «оконца». Однако Джонни Симмонс и в самом деле оказался штурманом хоть куда. Вывел самолет точно к «воротам» — в долину, стиснутую горами. На карте она выглядела похожей на каменное корыто с зазубренными краями. Пробив сплошную облачность, экипаж увидел сигнальные огни партизан.
Мешки следовало бросать с предельно малой высоты, чтобы ветром их не отнесло к гитлеровцам. А «корыто» такое короткое, что за один заход выбросить грузы просто не удавалось. Пришлось взмывать вверх, делать круг и снова вслепую снижаться, рискуя каждую секунду врезаться в скалы.
Боши тем временем вызвали по радио истребители, и, когда массивная туша транспортника в третий раз уже подмяла верхний слой облаков под себя, ударили автоматические пушки и крупнокалиберные пулеметы «мессершмиттов» На головы пилотов посыпались осколки вдребезги разбитого остекления, и в тот же миг по гулкому фюзеляжу будто железными прутьями хлестнули: очередь пулемета прошила дюраль насквозь.
Чувствуя безнаказанность, боши принялись забавляться, играя с обреченным самолетом, как кошки с мышью. Очередь, затем крутой вираж — и так один за одним нападали «мессеры». Упал замертво бортмеханик, ткнулся головой в передатчик радист, не успев отстучать свою последнюю радиограмму. Голова его прижала черную пуговку ключа, и в эфир полетело бесконечное тире. Как предсмертный стон.
Командиру экипажа пуля пробила руку, задев кость. Наспех перевязав его, Джонни Симмонс сел за штурвал на левое сиденье. В тот же миг самолет дернулся, будто запнувшись обо что-то твердое, — снаряд угодил в правый мотор. Один, без помощи Джонни, Харст не сумел бы его удержать.
Плохо стали слушаться рули поворота и высоты. Правый мотор выключили — мог загореться бензобак. Все понимали: смерть неизбежна.
«Рискнем?» — знаком предложил Джонни, ткнув рукой в пол кабины.
«Была не была!» — кивнул ему Харст.
Оба начали тихонько отжимать штурвалы от себя. Израненный самолет осторожно полез в плотную спасительную мглу.
— Почему же они нас сразу не прикончили, Джонни? — спросил на другой день Харст, встретив американца на аэродроме.
— Я думаю, тут две причины, Фрэд, — раздумчиво произнес Симмонс. — Или они изрядно глотнули шнапса перед вылетом, покуражиться спьяну захотелось, или… — Не договорив, он показал рукой на стоянку русских самолетов. — Гляди, те же самые С-47, купленные у нас по ленд-лизу…
Под ярким весенним солнцем на зеленых фюзеляжах пузатых транспортных машин поблескивали прозрачным плексигласом колпаки. Из них предостерегающе высунулись черные рыльца крупнокалиберных пулеметов, установленных на турелях.
— Боши могли принять нас за русских, — развивал свою догадку Симмонс. — А русские научили их остерегаться даже транспортников. Может, потому «мессеры» и били с дальних дистанций: ждали ответного огня.
