— Дедушка! — прервал его раздумья голос внука. — Ты слышишь?
— Что? — отнял руки от лица старик.
Далеко в море рокотал мотор. Туман приподнялся над водой, его длинная бахрома утончалась, светлела, становилась всё выше.
— Какой-то корабль! — радостно проговорил Эйдзи, приподнимаясь над бортом.
Кодама внимательно всмотрелся, напрягая свои по-стариковски дальнозоркие глаза: вдали вырастал серый корпус пограничного катера с красным флагом на корме.
— Это, это, — голос деда задрожал, — это жизнь нашего рода, внучек!..
4«Ирука-мару» возвращался в Номуру полный рыбы. Три дня экипаж болтался в море, но им все же повезло. Саваде казалось, что даже мотор работает ровнее и как-то охотнее, хотя, конечно, не в пятьдесят сил, которые он имел, когда был новым. Все шесть человек команды чувствовали себя приподнято, да и какой рыбак не радуется улову. Правда, семь частей добычи достанется амимото Сибано, за пользование ботом, сетями, всем необходимым для рейса. Но так везде, и в этом отношении Сибано не хуже других. Да и в самой команде не все получат равную долю. Больше причитается сэндо, чуть поменьше боцману, еще меньше ему, мотористу, а то, что останется, — трем остальным. Так тоже везде, по всему Хоккайдо. Но эти трое, которые получат меньше всех, тоже рады — иначе ведь они не имели бы ничего. Да и рыбаки они ещёсовсем неопытные — пришельцы, ищущие работу, каких немало скитается по побережью.
А в доме Кодамы Саваду встретила плачущая дочь старика. Она рассказала об исчезновении отца и больного сына. Механик попытался успокоить её, говорил, что в тумане их могло отнести далеко и они в конце концов доберутся до дома. Только этой надеждой она и жила.
Ближе всех из рыбаков «Ирука-мару» Савада сошелся с Оямой, с ним рядом он спал на нарах барака и замолвил за него словечко, когда амимото комплектовал команду. Ояма был низкорослый, вся его тщедушная фигура свидетельствовала о слабосилии. Да еще постоянный кашель. Амимото взял его на пробу, а потом просто забыл о нём.
Ояма, подобно механику, перебрался на Хоккайдо в поисках работы. Раньше он жил в Кёто. На окраине этой древней столицы Японии, славящейся на весь мир старинными храмами и памятниками, целый район из века в век занимали ткачи, мастера шелкоткачества, известного под названием «нисидзин». Они изготовляли роскошные одежды с причудливыми изображениями птиц, сложными орнаментами, родовыми гербами. В этих одеждах щеголяла придворная знать, все те высокородные, кого носили в роскошных паланкинах, кто разъезжал в сверкающих автомобилях.
— Вот все удивляются, Савада-сан, — монотонным голосом рассказывал Ояма, — что я такой щуплый и слабый, как травинка, выросшая в темноте. Так откуда же мне было взять силу? Вы знаете, как мы жили? В нашем домишке всего одна комната. Посередине стоит станок. Есть такие деревянные, «Джакаро Тебата». Я к нему был приставлен с семи лет. Сначала заправлял челноки, помогая отцу. С четырнадцати лет сел за станок сам. С утра до ночи он не умолкал ни на минуту. Отца сменяла мать, мать — я. У станка ели, у станка спали. Отец тоже кашлял кровью — это беда всех ткачей. Потом ослеп — это тоже часто случается с нашим братом. Так откуда же сила? Её забирал «Джакаро Тебата»… У нас тоже был хозяин, вроде здешнего амимото. Он давал нам шелк, нитки, а платил, сколько захочет. Мы всегда были у него в долгу…
— А почему же вы уехали, Ояма-сан? Не выдержали?
— Что вы, почтенный, я человек несмелый, сам бы никуда не поехал, но жить стало совсем плохо. Амеко завезли свои товары, и мода пошла другая, американская. Говорят, — понизил голос Ояма, — даже во дворце его величества теперь ходят в европейской одежде. Подумать только! Ну, хозяин и отказал нам, говорит, нет покупателей, а в убыток он торговать не хочет.
— Да… — посочувствовал механик. — У каждого своё горе.
— Я не жалуюсь, Савада-сан. Спасибо вам за помощь. Теперь я работаю на свежем воздухе. Может, и кашель пройдет? — с надеждой спросил он.
— Будем спать, — не ответил на его вопрос Савада. — Завтра рано в море, сэндо не любит, когда мы приходим позже, чем он.
Лежа на жесткой циновке, Савада перебирал в памяти свою недолгую рыбацкую одиссею. Пока ему везло: устроился на работу, рыба идет неплохо, ещё два-три рейса — и он сможет уехать домой. Хватит рисковать каждый день: любой шторм шутя утопит развалюху, на которой они плавают.
Самый опытный среди команды — сэндо — потомственный рыбак. Говорят, он знал лучшие времена, имел шхуну. Её реквизировали в войну, и сэндо, гордившийся независимостью от амимото Сибано, стал его покорным рабом. Именно рабом, иначе не назовешь. Но сэндо — рыбак отменный. Если бы не он, они никогда не поймали бы столько рыбы. На судне сэндо — хозяин, повелитель, не терпящий даже намека на возражение. Боцман — равнодушный ко всему человек — пропивает на берегу всё, что заработал. Остальные два матроса — безгласные, покорные существа. «Загнанная мышь отваживается кусать кошку», но к ним эта пословица неприменима. А он сам? Разве он не смирился? Да, смирился. Ну, а что он может сделать? Для всех он здесь пришелец, которому повезло занять место, предназначенное другому — тому, кто всю жизнь отдал морю. Нет, ещё два-три рейса, и надо подаваться домой… Он даже написал жене, что через неделю-другую приедет. В последний раз «Ирука-мару» так трепало штормом, что они уже отчаялись увидеть землю. Но боги оказались милостивыми и не допустили гибели рыбаков. И вот уже три дня команда лихорадочно конопатила, ремонтировала свою посудину. Работали, не жалея сил: пока они на берегу, им ничего не заплатят.
Господин амимото Сибано лично осмотрел «Ирука-мару» после ремонта и сделал вывод, что судно ещё в хорошем состоянии и команда до конца сезона сможет неплохо заработать на его доброте и благосклонности.
* * *
Но амимото Сибано кривил душой. Неделю назад он по делам ездил в Саппоро и, как обычно, вечером отправился в ресторан «Мангэцу» — «Полная луна». Этот ресторан нравился Сибано по многим причинам. Цены там были высокие, и поэтому клиенты из низов его не посещали. Ресторан был уютный, в старом добром духе, в нем редко появлялись американцы. Это тоже поднимало в его глазах Сибано. Амимото не против оккупации вообще, — это дело правительства, — но иметь дело с подвыпившим амеко и нарваться на скандал — кому приятно? Господин амимото даже на коротких расстояниях предпочитал пользоваться такси — центр города буквально кишел американскими военными, как гнилое дерево червями. Наконец, в ресторане «Мангэцу» были такие гейши! Особенно одна из них, упитанная, с нежной, гладкой кожей, с лицом, как полная луна. Сибано специально днем звонил в ресторан и заказывал её на вечер. Для своих удовольствий амимото не жалел денег. Он вынужден жить в такой паршивой деревушке и в Саппоро бывает реже, чем ему хочется. А деньги… Он, например, не рассчитывал в этом сезоне на «Ирука-мару», а старая развалина дала доход больший, чем другие.
