— Я вижу, Сергей Дмитриевич, у вас тоже появилась своя версия, — сказал он.
— И кажется, самая неприятная, — мрачно ответил Сергей.
— Какая же?
Сергей протянул Бочкареву схему.
— Я так и понял. Но страха не испытываю, — ответил Бочкарев.
— Это просчет, Юрий Михайлович. И очень серьезный.
— Просчета нет, Сергей Дмитриевич. И я не понимаю, почему вам так хочется поднять вверх руки?
— Тогда почему так получилось, что почти половина целей не попала на эти снимки? Если это не просчет, то что же?
— Я вас тоже спрошу: а почему вдруг не взлетают самолеты, над проектами которых работали, и кропотливо работали, десятки опытнейших специалистов? Почему, бывает, не срабатывают системы, которые перед запуском были выверены и перепроверены? Вы считаете, что тоже из-за просчетов? Так нет! И тысячу раз нет, Сергей Дмитриевич! В наш век ЭВМ и компьютеров просчитаться трудно. Я бы даже сказал, почти невозможно. Другое дело — чего-то не учесть. Мы ведем постоянную, жестокую борьбу с природой и далеко не всегда, не из каждого поединка, выходим победителями, потому что еще не умеем, не научились предвидеть все те сюрпризы, которые она нам готовит.
— Пусть будет по-вашему, — не стал спорить Сергей. — Что же мы не учли здесь?
— Не знаю, — категорически ответил Бочкарев и добавил: — Пока не знаю. Будем искать и найдем. Во всяком случае, я от своей версии не отказываюсь.
— И я тоже не отказываюсь, — добавил Окунев. — Испытания только начались, и спешить с выводами нечего.
— Надо еще проверить, с какой высоты этот бес снимал, — заметил Заруба.
— Я, между прочим, об этом тоже подумал. На малых высотах определить точное расстояние до земли на глаз практически почти невозможно, — услышал Сергей чей-то чужой голос. Он обернулся и только сейчас увидел в комнате Жердева. Представитель авиации сидел за маленьким столиком, стоявшим возле окна, и курил. Он, конечно, слышал весь разговор конструкторов, но до этого момента своего мнения не высказывал.
— Вы считаете, что все это могло случиться из-за ошибки испытателя? — сразу насторожился Сергей.
— Вполне.
— И вы такое допускаете, Юрий Михайлович?
— Во всяком случае, не исключаю! — решительно заявил Бочкарев. — Вот теперь настало время сомневаться абсолютно во всем, проверять и перепроверять решительно все. И начинать надо, что называется, от печки. И тогда тот самый сюрприз, о котором я только что говорил, может обнаружиться как раз там, где его ждали меньше всего. Я помню, как мы неделю искали дефект в самом первом варианте «Совы». Всю размонтировали, разобрали по винтику, все проверили. Собрали снова, установили, а на экране опять те же помехи. И знаете, что же в конце концов обнаружилось? Рядом, совсем в другой системе, работал вибропреобразователь. Он и давал фон. Но так как он работал постоянно, выявить какую-либо закономерность в появлении помех мы просто не могли. И уж только потом кто-то обратил на это неудачное соседство внимание. Так что искать будем терпеливо, настойчиво и, я повторяю, от печки!
— А где, между прочим, Владимир? — спросил вдруг Окунев. — Наверное, в первую очередь надо было бы с ним потолковать.
— Пошел отдыхать. К себе пошел. У него же ночью вылет, — ответил Жердев.
— Потолковать, конечно, следует. И потолкуем, — согласился Бочкарев. — Но надо, очевидно, и помочь ему. Надо установить у него на борту прибор, который точно зафиксирует высоту съемки.
— Он зафиксирует, а я проконтролирую. А что вы скажете, если мне самому подняться в воздух? — обвел присутствующих взглядом Сергей.
Предложение было неожиданным, да и не совсем обычным.
— Вы хотите участвовать в испытаниях? — переспросил Бочкарев.
— Хотя бы при испытании, — поправил Сергей и улыбнулся. Ему вдруг стало весело от мысли о том, что через день-два спарка унесет его, как в печную трубу, в мягкую темноту безлунного ночного неба.
— А что вам это даст? Вы же ничего не увидите.
— Да и кто тебя туда пустит? — резонно спросил Окунев.
— Если медкомиссию пройдет, слетать может, — ответил Жердев. — А вот что ему там делать, этого я не знаю.
— И я не знаю, — признался Сергей. — Но чувствую, что лететь стоит. Вы же сами, Юрий Михайлович, учите: от печки, от печки танцевать надо. А где она, наша печка? Разве не там?
— Я в принципе не возражаю, — согласился Бочкарев. — Я просто думаю, какую можно извлечь из этого наибольшую практическую пользу. Давайте думать все. Придумаем. А вы тем временем проходите комиссию.
Поздно вечером, почти перед самым вылетом Владимира, когда практически уже никто этого не ждал, неожиданно позвонили из Москвы. Звонил Кулешов. Он обстоятельно расспросил Бочкарева о том, как был устранен дефект дешифратора, о предстоящем испытании и попросил сделать дополнительно серию снимков специально для него с высот, на сто и двести метров выше заданных.
Бочкарев заверил Кулешова, что все будет выполнено, и проинформировал о содержании разговора всю группу. Владимира в это время уже облачали в летные доспехи, и Заруба и Окунев поспешили к нему передать дополнительное задание. Поговорить об этом позднем звонке тогда ни у кого не было времени. Но Сергей невольно отметил про себя, что Александр Петрович, очевидно, о неудаче первого испытания мыслит в одном с ним плане.
Когда на Сергея надели противоперегрузочный костюм, он вдруг совершенно отчетливо почувствовал запах солярки. И рассмеялся в душе. Сработал рефлекс, почти забытые ассоциации. Ведь сколько лет было так: надевал комбинезон и садился в танк. И сразу окунался в атмосферу масел, краски, топлива. Воспоминания развеселили его. А в целом операция по облачению в высотника выглядела очень даже не просто. Сергей вспотел, пока влез в синтетическую оболочку, протиснул голову в трехслойный гермошлем не без помощи опытных техников, пристегнул лямки от парашюта, кислород для питания, приладил на себе плечевые ремни:.
К самолету его провожали всей группой, словно он отправлялся на побитие какого-нибудь очень ответственного рекорда. Теперь, кажется, и Бочкарев был рад, что осуществится это, так неожиданно задуманное, мероприятие. А ведь чуть не сорвалось. Уперлись врачи: не понравилось давление. Не то чтобы оно оказалось плохим, но как раз у тех границ, определив которые, медики обычно советуют человеку отдохнуть. И то, что Сергей сумел настоять на своем и убедить их разрешить ему отправиться в полет, сейчас вызывало у Остапа самую большую радость.
— Ну, ты молоток! — то и дело повторял он, одобрительно похлопывая Сергея по спине.
