Но Гамлета дома не оказалось. Гамлет был занят хлопотами по устройству двух белых, неожиданно пришедших к ним в деревню со всеми пожитками, оружием и продовольствием.
Хозяйка радушно угостила Кида прохладным кокосовым молоком, предоставила в его распоряжение одеяло из козьих шкур и предложила отдохнуть после утомительного пути, пока вернется Гамлет. Хотя Гамлет и был где-то совсем рядом, Кид не решился отрывать его от хлопот как по прирожденной своей деликатности, так и потому, что боялся нечаянно досадить белым. Он еще ни разу в жизни их не видел, но уже успел узнать о них от хозяйки много удивительного, таинственного и устрашающего.
Так он прождал около двух часов и не заметил, как уснул. Он проснулся в третьем часу от тишины, воцарившейся кругом, и догадался, что все, очевидно, ушли на похороны Яго, который долгие годы был известен человечеству, как человек дрянной и глупый, а вчера, ко всеобщему удивлению, вдруг был посмертно причислен к лику святых. Он подождал еще немного, и так как Гамлет все еще не появлялся, а выходить из хижины было слишком жарко, стал лениво размышлять о том, кто они такие эти белые; почему у них такой некрасивый цвет кожи; почему они не красят свои лица в черный цвет, что он, безусловно, делал бы, будь он на их месте; почему у них на каждой ноге по две ступни (предполагались под вторыми ступнями ботинки); почему они не носят, как все нормальные люди, ожерельев и браслетов и не взбивают волосы в красивые прически; откуда они явились на Землю — с Луны или Солнца; что они будут делать в Новом Вифлееме и как их приняли люди Нового Вифлеема?.. За этими мыслями он не заметил, как снова задремал…
Нужно сказать, что переход Егорычева и Смита на жительство в Новый Вифлеем по-настоящему обрадовал только Гамлета Брауна и юного Боба Смита, того самого, который накануне бегал по поручению мистера Фламмери на Северный мыс за спиртом. Фламмери со своим обидным недоверием к его умению бегать и упорным стремлением сделать из него светски воспитанного курьера не понравился Бобу. Зато добродушный усатый однофамилец Боба произвел на него самое благоприятное впечатление.
Следует отметить, что кочегар ответил ему не меньшей симпатией. Он очень скучал по своей семье. В Лондоне у него среди четырех его сынов был и лихой парень по имени Боб, тех же примерно лет, что и его далекий чернокожий тезка и однофамилец. Между нами говоря, Сэмюэль Смит подарил вчера Бобу от собственного лица три великолепные ленты. И если мы об этом раньше не упомянули, так только потому, что сделан был этот подарок в полном секрете. Кочегар боялся, что Фламмери с Цератодом развезут по этому поводу целое дело.
Остальные обитатели деревни предпочли бы, чтобы белые со своими скорострельными мушкетами и непонятными работами и правами, как бы занятны и щедры эти люди ни были, поселились где-нибудь подальше, не смущая их покоя и привычного строя деревенской жизни.
Но законы гостеприимства так глубоко были в крови островитян, что никто из них и не подумал обнаружить свое недовольство.
Решено было, что впредь до того, как нежданным новоселам будет сооружено подобающее жилище, они будут проживать в походившей на среднерусский овин или ригу высокой хижине с очень крутой, доходившей почти до самой земли двускатной крышей, в которой мужчины Нового Вифлеема спокон века собирались для обсуждения общинных дел и культурного времяпрепровождения. Она так и называлась: Большая мужская хижина. Здесь обычно хранились черепа особо прославившихся предков, причудливо раскрашенные деревянные, глиняные и кожаные маски, надевавшиеся во время пасхальных магических плясок, барабаны, обтянутые козьей кожей, сухие, гладко обструганные бревна из розоватого дерева, издававшие при ударе колокольный звон, и огромные, метра в три с лишним длиною, бамбуковые трубы. (Сейчас трубы, барабаны и бревна-колокола были взяты на похороны Фрумэна.) Голые нары из бамбуковых жердей тянулись вдоль обеих стен этого первобытного клуба.
Гамлет собрался было закатить по случаю новоселья соответствующее угощение, но Егорычев отговорил его, вскрыл несколько банок рыбных консервов и сам угостил Гамлета, Боба Смита и еще человек пять-шесть островитян, которые поступились своими повседневными делами, чтобы поглазеть, как будут устраиваться белые.
Консервы пришлись островитянам по вкусу. Они одобрительно пощелкивали языком.
— Вы хороший человек, сэр! — сказали они и разошлись по домам.
С гостями остались лишь Гамлет и Боб Смит, который, будь на то его воля, никогда не расставался бы со своими новыми друзьями. Гамлет собрался сбегать домой, чтобы отдать кое-какие распоряжения хозяйке, но вернулся с полдороги, волоча за собой упиравшегося Розенкранца Хигоата.
— Пусть он повторит, что он мне только что про вас, сэр, наговорил! — сказал он, глядя на Хигоата ненавидящими глазами. — Ну, чего ты молчишь? Говори!..
— Только отцу Джемсу! — прошипел Розенкранц, пытаясь высвободить руку. — Мне запретили говорить это кому-либо, кроме отца Джемса!
— А мне ты сказал? — Ты старейшина!
— Это наши гости. Гости важнее старейшин!
— Отпусти меня к отцу Джемсу! Слышишь, отпусти! Отпусти! — заорал Розенкранц и попытался укусить Гамлета. — Вот сожгу море, тогда пеняй на себя!
— Боб! — сказал Егорычев. — А ну, быстренько за водой! Через минуту мальчик, пыхтя, приволок большой бамбук, полный воды. Егорычев наполнил водой банку из-под консервов.
— Спирт! — сказал Егорычев Смиту.
Из вещевого мешка кочегара появилась литровая бутылка, в которой хранился весь спиртовой запас Священной пещеры. При мысли о том, как вытянутся физиономии Фламмери и Цератода, когда они хватятся, что остались без спирта, Смит повеселел: кончилась их черная и белая магия!
Щелкнула зажигалка, вспыхнула чадящим желтым пламенем первая подвернувшаяся щепка.
— На! — сказал Егорычев Розенкранцу. — Ты грозишься поджечь море, заставь загореться хотя бы эту капельку воды.
Розенкранц зажмурил глаза в священном ужасе перед собственной чудотворной силой и поднес лучину к поверхности воды. Вода и не думала загораться.
— Ничего, — сказал Егорычев, — попытайся еще раз!
Но и вторая попытка вчерашнего чудотворца осталась безрезультатной.
— А теперь, — сказал Егорычев, — попробуй-ка ты, Гамлет!
И он сделал над банкой несколько движений чуть наклоненной раскупоренной бутылкой.
Как нам уже известно, Гамлет был еще накануне предупрежден Егорычевым, что зажигание воды никакое не чудо, и все же ему, несмотря на его растущее доверие и уважение к этому желтобородому доброму и веселому юноше, стало чуть-чуть не по себе, когда так быстро представилась возможность проверить это на собственном опыте. Ему пришлось сделать над собою серьезное усилие, чтобы скрыть охватившее его волнение и встретить испытание так, как это полагается уважающему себя человеку. Лицо его выражало полное спокойствие, и только рука еле заметно дрожала, когда он поднес горящую лучинку к воде, покрытой ржавыми жирными пятнами томата, и над нею поднялся невысокий голубоватый огонек.
