попятился, избегая смотреть на Сайласа, который больше не смел кричать, но всё ещё умоляюще бормотал что-то неразборчивое.
— Как-то нет желания… Лучше пойду домой, а ты просто пристрели его где-нибудь и всё.
Он уже был у калитки, когда Гай обернулся и заметил его отступление. Не дожидаясь его реакции, Йован поспешил исчезнуть за ближайшим поворотом, а там уже припустил бегом. И Аманду, и всех её прихвостней он ненавидел всей душой и в другое время, возможно, был бы не прочь пустить в одного из них пулю… В особенности в Сайласа, который вызывал скорее отвращение, чем ненависть.
«Но сегодня я не хочу видеть больше ни один труп. Слишком много убийств для моей незакалённой психики».
Он вздрогнул от громкого хлопка где-то далеко позади и с усилием отогнал неприятную мысленную картину, заставляя себя думать, что кто-то так сильно запахнул дверь.
Из бара доносились детские голоса. Ещё на подходе Йован услышал, как Энни убеждает брата, что голова Робина — не лучший вариант для украшения комнаты. Оуэн обиженно ныл и грозился больше никогда не есть на завтрак овсянку.
Вдруг их спор был прерван громким мяуканьем, вслед за которым раздался досадливый возглас вдовы.
Йован замер на пороге, не решаясь открыть дверь.
Он определённо не хотел в одиночку показываться старушке на глаза, не будучи уверенным, что сможет вести себя, будто ни о чём не подозревает. Без Гая, который отвлёк бы её внимание, было опасно заходить внутрь. Даже если Йован сумел бы скрыть страх и неприязнь, могла возникнуть ещё куча проблем. Вдова наверняка накинется с расспросами, потребует всё в подробностях рассказать и уж точно заметит, что действия были опасно поспешными, а он понятия не имел, чем эту спешку объяснить.
Он осторожно отошёл от двери и сел на ступеньку, надеясь, что его не увидели из окна.
«А если всё-таки увидели? Надо войти, иначе вдова заподозрит неладное».
После недолгой борьбы с собой он вскочил и протянул было руку, чтобы толкнуть дверь, но снова почувствовал, что слишком сильно волнуется.
Изнутри заскрёбся мистер Пушистая Попка, будто услышал или унюхал его присутствие.
— Энни, выпусти кота, — попросила вдова из кухни.
— Мне некогда, я кормлю Додо, — отозвалась девочка. — Пусть прыгает в окно, если очень нужно.
— Но там же осколки ещё не убраны! Оуэн, милый, открой ему.
Поняв, что мяться в нерешительности больше нельзя, Йован резко открыл дверь и провозгласил:
— Я вернулся.
— Ура! — обрадованно взвизгнул Оуэн. — А где Гай? Что вы делали?
Барный зал всё ещё имел страшный вид, но, по крайней мере, лужи крови исчезли. Мистер Пушистая Попка прыгнул на стол и принял такой важный вид, будто это он в одиночку вылизал полы.
Йован был уверен: неизменно, что бы ни случалось в доме — пожар, убийство, хоть рождение чёрной дыры — вдова первым делом отправлялась на кухню и готовила чай. Вот и сейчас она распахнула дверь, отчего помещение тотчас наполнилось тошнотворным запахом колдовских трав.
— Слава богу, ты цел! — воскликнула старушка. — Я так волновалась!
Старушка торопливо просеменила через зал и обняла его.
— Так вы и вправду убили Робина?
— Ага, — пробормотал Йован, с трудом заставляя себя обнять вдову в ответ. — Плодотворный денёк выдался. Избавились и от Гуда, и от зомбаков, и от Аманды, и…
Он осёкся, не закончив фразу.
«Так, секундочку… Знает ли она, что здесь произошло? Если Сайлас успел рассказать ей или ещё кому-то, то у нас проблемы. Скажу, что Гай отдал мне сердце — хрен она меня отсюда выпустит. А если совру и окажется, что вдова в курсе — то вообще катастрофа, она сразу поймёт, что мы её раскусили».
— И от проклятия, — докончила за него Энни. — Теперь ты уедешь домой, да?
В её голосе чувствовалась грусть.
Йован высвободился из объятий вдовы и подошёл к девочке, сидящей за барной стойкой. Она держала маленькую декоративную корзинку, заполненную ватой, в которой что-то шевелилось. Через секунду оттуда высунулся кукушонок и требовательно разинул клюв.
— Я назвала его Додо. Смотри, какой хороший. Похож на динозаврика, — сказала Энни, осторожно поднося к клюву пипетку с желтоватым раствором.
Мистер Пушистая Попка с хищным интересом поглядывал на птенца. Заметив это, Оуэн дёрнул его за хвост и погрозил пальцем.
— Конечно, мне нужно уехать, — вздохнул Йован. — Мама, наверное, с ума сходит. Но я обязательно вернусь следующим летом. Может быть, даже зимой. Привезу вам кучу подарков.
Энни улыбнулась — впервые после смерти родных.
— Приезжай зимой. А подарков не надо.
— Ещё как надо! — с жаром возразил Оуэн. — Я хочу этого, крота с щупальцами на носу. Но если крота не найдёшь, то можно хомячка. Я назову его Йован-младший.
Вдова рассмеялась и потрепала мальчика по волосам, взъерошив их до состояния ирокеза.
— Хоть снежного человека, только не называй в мою честь! — взмолился Йован.
Старушка тихонько присела рядом, некоторое время молча наблюдая за тем, как Энни кормит птенца, а потом вдруг спросила:
— А ты не хочешь остаться жить здесь?
— В смысле насовсем?
В этот момент снаружи раздались шаги, неторопливые и отчётливые, в которых так и слышалась некая важность. В дом вошёл Гай, держа на плече погнутое ружьё. При нормальном освещении было заметно, как сильно он испачкан кровью, причём на руках виднелись и свежие, не успевшие засохнуть брызги. Вдова испуганно ахнула, но не побрезговала тут же обнять его.
— Я так переживала за вас обоих, — запричитала она. — Когда мне сказали про смерть Аманды… А ещё этот Сайлас, прибежал в слезах и кричал, что пробрался в дом, натворил что-то ужасное и скоро его убьют. Ничего толком не смог объяснить, только рыдал и умолял защитить его семью…
Гисборн усмехнулся, похлопывая её по спине.
— Сайлас действительно вломился сюда, как последний идиот, да ещё напал на Йована с ножом.
На лице старушки появился такой ужас, будто перед ней не сидело доказательство того, что передряга закончилась благополучно.
— У него так тряслись руки, что он слегка поцарапал ему шею. А увидев кровь, запаниковал и сбежал, хотя порез был не глубже, чем от неудачного бритья, — с насмешливой ухмылкой закончил Гай.
«Неплохо выкрутился», — подумал Йован, облегченно вздохнув. Полуправда была куда безопаснее лжи.
Пока Гисборн в общих словах пересказывал произошедшее, вдова бурно выражала весь спектр эмоций жестами и тихими возгласами. Раньше Йован видел в таком поведении трогательную искренность, а теперь каждое движение и слово старушки внушали неприязнь. Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание наконец-то направлено не на него, он незаметно прошмыгнул к лестнице. На второй этаж, похоже, пока
