— Прошу прощения, — сказал Кэртыо, чуть ли не в первый раз открывая рот, — я ничего не знаю о вашем деле. В чем вас обвиняли?
— В убийстве, — сказал капитан Уикс, — и я не отрицаю, что нанес удар. И не было бы смысла отрицать, что я побоялся идти на суд, иначе зачем бы я был здесь? Но дело в том, что это был форменный бунт. Спросите Билли. Он знает, как это было.
Кэртью глубоко вздохнул; он испытывал странное, почти приятное чувство от сознания, что погружается глубже в поток жизни.
— Ну, — сказал он, — что же вы хотели сказать?
— Вот что я хотел сказать, — продолжал капитан решительным тоном, — я слышал все, что говорил мистер Гадден, и думаю, что он говорил со смыслом. Мне очень полюбились некоторые его идеи. Он здраво рассуждает насчет товаров, и я думаю, что мы могли бы с ним столковаться. Затем вы оба джентльмены, и это мне нравится, — заметил капитан Уикс. — И, наконец, скажу вам, что мне надоело крейсировать в кэбе, и хотелось бы взяться за мое старое дело. Так вот мое предложение. У меня есть небольшие деньги, которыми я могу рискнуть, — фунтов сто наберется. Затем моя старая фирма доверит мне товар, и рада будет случаю; им никогда не случалось терпеть за меня убытки; они знают, чего я стою как суперкарг. И напоследок, вам требуется умелый капитан для вашего судна. Ну, вот он — я! Я плавал на шхунах десять лет. Спросите Билли, умею ли я управлять шхуной.
— Высший класс, — сказал Билли.
— А насчет моего характера, как товарища по кораблю, — заключил капитан Уикс, — справьтесь у моей старой фирмы.
— Но послушайте, — воскликнул Гадден, — как же вы устроите это дело? Вы можете разъезжать в кэбе, не возбуждая подозрений, но попробуйте явиться на шканцы, милейший, и вас живо сцапают,
— Я буду скрываться до последней минуты, — возразил Уикс, — и приму другое имя.
— А как же с формальностями? Какое другое имя? — спросил Томми, несколько смущенный.
— Я еще сам не знаю, — ответил капитан с усмешкой. — Посмотрю, какое имя в моем новом удостоверении, то и будет хорошо для меня. Если удастся купить, хотя и никогда не слыхал о такой сделке, то всего лучше у старого Киркона; он сделался чем-то вроде фермера по дороге на Бонди; он продаст мне свое.
— Вы говорите так, как будто имеете в виду судно, — сказал Кэртью.
— Действительно, имею, — отвечал капитан Уикс, — и судно хоть куда. Шхуна «Мечта» — такого ходока вы еще не видывали. Она обогнала меня однажды у острова Вознесения, делая два узла, пока я делал один, а ведь «Милочка Грэс» был такой корабль, которым я гордился. Я рвал на себе волосы. С тех пор «Мечта» сделалась моей мечтой. Это было в старые дни, когда она носила еще синий флаг. Грант Сандерсон был ее владелец; был он богат и взбалмошен, и схватил наконец лихорадку где-то на Флай-Райвер и умер. Капитан привез тело обратно в Сидней. И что же? Оказалось, что Грант Сандерсон оставил кучу завещаний и кучу вдов, а которая настоящая — никто не мог решить. Каждая вдова начала дело против всех остальных, а на каждом завещании имелась подпись стряпчего, длиной в вашу руку. Мне говорили, что это было одно из самых запутанных дел, какие только случались когда-нибудь; сам Лорд Камергер не мог ничего разобрать, и Лорд Канцлер тоже, и все это время «Мечта» гнила да гнила себе в Глеб-Пойнте. Ну, теперь дело кончено; выбрали одну вдову и одно завещание — должно быть, кинули орла и решку — и «Мечта» продается. Ее уступят дешево; очень уж долго гнила.
— А ее вместимость?
— Хватит с нас. Больше не понадобится. Сто девяносто тонн, без малого двести, — ответил капитан. — Она достаточно велика для нас троих; всего бы лучше нам взять еще помощника, хоть оно и жалко, когда можно нанять туземцев за полцены. Затем, нам нужен кок. Я могу взять неопытных матросов, но не следует идти в море с новичком-коком. У меня есть на примете подходящий человек: лихой малый, мой старый корабельный товарищ, зовут Амалу. Стряпает отлично, да и всегда лучше брать туземца, он не удерет, вы можете вертеть им как угодно, и он не умеет вступиться за свои права.
С того момента, когда капитан Уикс вмешался в разговор, к Кэртью вернулись интерес и доверие; этот человек (что бы он ни сделал) был, очевидно, добродушный и дельный малый: если он одобрял предприятие, предлагал участвовать деньгами, вносил опыт и мог с одного слова решить проблему товара, то Кэртью готов был стать во главе. Что касается Гаддена, то его кубок был полон, он помирился с Востоком за шампанским, тост следовал за тостом, было предложено и принято единогласно переименовать шхуну (когда она будет куплена) в «Почтенную Поселянку», и до наступления сумерек фактически была учреждена «Островная Торговая Компания „Почтенной Поселянки“».
Спустя три дня Кэртью стоял перед стряпчим, все еще в своей бумазейной паре, получил полтораста долларов и пытался довольно робко просить нового снисхождения.
— Я имею шансы на некоторый успех, — сказал он. — Завтра вечером я надеюсь быть совладельцем корабля.
— Опасная собственность, мистер Кэртью, — сказал стряпчий.
— Не в том случае, когда собственники работают на ней сами и сами отправляются в плавание, — был ответ.
— Я допускаю, что предприятие может оказаться выгодным, — заметил стряпчий. — Но разве вы моряк? Я думал, что вы были на дипломатической службе.
— Я опытен в управлении яхтой, — сказал Норрис, — и мне приходится делать, что могу. В Новом Южном Уэльсе не проживешь дипломатией. Но я хотел поговорить с вами вот о чем. Мне невозможно будет явиться к вам в следующую четверть; мы намерены предпринять шестимесячное плавание среди островов.
— Очень жаль, мистер Кэртью, но я и слышать об этом не могу, — возразил стряпчий.
— Я рассчитываю на те же условия, что прошлый раз, — сказал Кэртью.
— Условия совсем не те, — отвечал стряпчий. — Прошлый раз мне было известно, что вы в колонии, и все-таки я отступил от инструкций. На этот раз, по вашему собственному признанию, вы собираетесь нарушить условие, и я предупреждаю вас, что если вы исполните свое намерение, и я получу доказательство этого (настоящий разговор я согласен считать конфиденциальным), то мне придется исполнить мой долг. Будьте здесь в следующую четверть, иначе вы перестанете получать пособие.
— Это очень жестоко и, как мне кажется, довольно глупо, — возразил Кэртью.
— Это не мое дело. Я только исполняю инструкции, — сказал стряпчий.
— И вы так понимаете ваши инструкции, что они запрещают мне честно зарабатывать хлеб? — спросил Кэртью.
— Откровенно говоря, — сказал стряпчий, — я не нахожу в этих инструкциях ничего насчет честного заработка. Я не имею основания предполагать, что мои клиенты думали о нем. Я имею основание предполагать только одно — что они желают, чтобы вы оставались в колонии, — и догадываться о другом, мистер Кэртью… догадываться о другом.
