— Са… — протянул удивленный Оданака. — Даже не верится.
— Мне тоже не верилось, — устало проговорил Умэсита. Было видно, что воспоминания ему тягостны. — Теперь всё понятно. Позднее руководство осудило это как левацкий загиб отрыв от масс.
— Отрыв от масс… — задумчиво повторил Оданака. — А ведь правильно, оторвались. Вот мы, например, что сделали? Работаем на базе, но живем-то в деревне. Мне уже приходилось слышать, что после земельной реформы крестьянские союзы не нужны: не за что бороться. Кто такие слухи распространяет? Помещики, кулаки… Сколько разных кооперативов появилось! И по выращиванию свиней, и по продаже молока, и многие другие. А кто в них наживается? Опять же — помещики и кулаки. Они же и крестьянами руководят. А молодежь? Тебе бы, Эдано, заняться этим делом, за тобой бы все молодые пошли.
— Староват я для молодежи, Оданака-сан.
— Молодежь впечатлительна. Тебе легче подойти к ней, чем другим. К тому же ореол камикадзе… Романтично. Не отмахивайся, мы должны всё учитывать. Не падайте духом, товарищ, — обратился Оданака к Умэсите. — Завтра приезжает представитель Центрального совета профсоюза рабочих, обслуживающих оккупационные войска. Наша база, оказывается, единственная, где нет профсоюза. Напрасно мы медлили, сколько времени потеряли.
* * *
Представитель Центрального совета, вежливый человек с интеллигентным лицом, говорил тихо, внушительно, как и подобает представителю столь высокого органа.
Собрав инициативную группу, он лично со всеми познакомился, внимательно расспросив каждого о его жизни и работе. Потом произнес короткую речь:
— То, что на этой базе нет до сих пор отделения нашего профсоюза, недоразумение, в котором повинны мы. Профсоюзу приходится работать в трудных условиях. Отдел труда штаба оккупационных войск весьма близко к сердцу принимает каждую забастовку. Недавно генерал Макартур направил правительству директиву, в которой потребовал лишить права на забастовки рабочих и служащих государственных и общественных учреждений. А ведь их союз насчитывает более двух с половиной миллионов человек. Понимаете, уважаемые? Правительство уже издало указ, в котором удовлетворило требование американского командующего. Оно заявило. «Письмо Макартура стоит выше всех законов».
Он помолчал, поправил галстук и так же тихо продолжал:
— Поэтому сами понимаете, что нашему профсоюзу приходится действовать в особых и чрезвычайно сложных условиях. Создание отделения на вашей базе, как я полагаю, не встретит возражений у командования, но мы должны быть гибкими и предусмотрительными. Какое мнение у вас о составе комитета?
Речь эта не вызвала энтузиазма у собравшихся, но и возражать ему никто не стал. В состав комитета первыми были выдвинуты Оданака, Сатоки и Эдано. Представитель аккуратно записал фамилии, потом несколько минут изучал список.
— Я убежден, что собравшиеся здесь наметили в комитет наиболее достойнейших из вас… Но… — замялся он, — я вижу среди них Оданаку-сана. Я отношусь с полным почтением к Оданаке-сану, но уважаемый кандидат состоит в коммунистической партии. Поймите меня правильно, лично я не считаю это достаточным поводом для отвода кандидатуры, хотя американское командование весьма недоброжелательно относится к коммунистам и могут возникнуть непредвиденные трудности.
Заметив, что собравшиеся заволновались, представитель чуть повысил голос.
— Повторяю — я отношусь с уважением к Оданаке-сану и его убеждениям. Позже, когда отделение союза будет создано, вы, если захотите, сможете избрать его советником комитета, хотя, повторяю, это вряд ли понравится командованию. Согласны?
Посовещавшись, рабочие согласились с этим мнением.
* * *
Представитель Центрального совета профсоюза оказался прав: известие о создании отделения профсоюза на базе не обрадовало, но и не огорчило полковника Дайна. Он даже самодовольно усмехнулся, когда представитель вежливо пояснил, что эта база — единственная, где ещё нет профсоюза.
— Пожалуйста, — небрежно заявил Дайн, — я не возражаю Мы, американцы, сторонники демократии, так как представляем самую демократическую страну мира. Но, — в голосе полковника послышались металлические нотки, — надеюсь, что в составе руководства профсоюза не окажется подрывных элементов. Этого требует безопасность вверенной мне базы, а также интересы вашей же страны.
— Конечно, господин полковник, — поспешил успокоить Дайна представитель. — Деятельность профсоюза будет регламентироваться соглашением между нашим Центральным советом и командованием американских оккупационных войск.
Вежливо поклонившись, он вышел из кабинета. Дайн снял телефонную трубку и позвонил контрразведчику:
— Тут у меня был тип из профсоюза, он создает у нас отделение. Проверьте, нет ли в составе комитета красных.
— Слушаюсь, сэр!
Положив трубку, полковник усмехнулся, вспомнив слова профсоюзника: «Ваша база — единственная, где ещё нет профсоюза». Как он об этом не подумал раньше? Но всё равно можно будет похвастать перед коллегами на первом же совещании в штабе. Пусть знают, что к нему, Дайну, профсоюзники решили обратиться только в последнюю очередь. А почему? Потому что знают: полковник Дайн не какая-нибудь мямля из тех, кто надел армейские штаны только в войну или, чего хуже, оказался в армии после того, как прозвучал последний выстрел.
* * *
Вечером, ложась спать, Эдано Ичиро долго размышлял. Собрание и выборы в комитет, в составе которого он оказался, оставили неприятный осадок. Не так всё он себе представлял. Он готовил себя к борьбе, а что вышло? Ему вспомнились слова бывшего капитана, а ныне бизнесмена Уэды: «Нас выпустили из клетки, как баранов». Всё получилось так, словно человек готовился поднять тяжелый, непомерный груз, а ему подложили пузырь, окрашенный под металл.
Дома тоже не всё шло нормально. Дед и сын в последнее время как-то отдалились от него. А ведь они самые близкие для него люди, его родная кровь… Надо учиться у товарищей. Но даже Оданака не стал таким близким, как Савада. А отец? Наверное, очень занят: от него пришло только одно письмо, в котором он сокрушался, что не сможет прибыть на похороны Намико. Значит, действительно не мог — отцу Ичиро верил беспредельно. А Савада? Почему он не ответил?..
Утром дед, Сэцуо и Акисада почувствовали, что в Ичиро наконец-то произошла долгожданная перемена.
— Вот что, дедушка, — категорически заявил он. — Хватит тебе возиться с кухней. Подбери служанку по своему вкусу.
— Правильно, внучек, — согласился дед, — стар я стал, но, может быть, тебе надо подумать о новой хозяйке? Ты молодой, да и Сэцуо нужна материнская ласка.
