Ответив на эти вопросы, сэндо замолчал, бросая настороженные взгляды на капитана. Его всё время мучила мысль: «Успел ли «рыбак» выбросить в море своё снаряжение? Что известно советскому офицеру?»
Но лицо капитана было невозмутимым, он спокойно задавал вопросы, внимательно выслушивал ответы. Сэндо приходилось встречаться с офицерами морской охраны у себя на родине, но те вели себя иначе. Поэтому спокойствие и вежливость советского пограничника пугали его.
— Ну что ж, — подытожил капитан. — На сегодня хватит. Мы ещё поговорим с вами. Уведите!
— Смотри-ка, ещё запирается, — удивленно проговорил лейтенант-переводчик. — Ведь вы же могли сразу его прижать, товарищ капитан!
— Мог бы, — усмехнулся тот. — А зачем? Выдавливать из него признания по капле? Он сам всё выложит. Пусть подумает. Поговорим с другими членами команды. Люди в ней разные, это и по документам видно.
Боцман, ответив на обычные вопросы, ничего не добавил к показаниям сэндо. Даже подробности аварии и задержания «Ирука-мару» он как следует не помнил.
— Как же так, вы же боцман? — удивился капитан.
Моряк опустил свою крупную узколобую голову, густая краска пробилась сквозь стойкий загар на лице.
— Простите, господин офицер. Ничего не помню… Я был пьян.
— Пьян? Боцман?!
— Меня угостил сэндо. Разве я посмел бы сам.
— И часто так случалось?
— Нет, господин офицер, первый раз. Я, признаться, люблю выпить — человек одинокий, но пью на суше. Если бы не сэндо…
Боцман поднял голову и вытянулся:
— Всё, господин офицер. Клянусь богами!
Савада волновался. Поверят ли ему? Как им доказать, что он друг?..
Сдерживая волнение, он ответил на первые вопросы: кто, откуда, сколько лет…
Вдруг капитан отложил бумаги в сторону и покачал головой:
— Такой опытный механик — и вдруг авария с мотором…
— Авария? — переспросил Савада. — Никакой аварии не было. Сам заглушил мотор и поджег тряпку с маслом.
— Зачем?
— Это длинный рассказ. Разрешите курить? Спасибо, у меня есть махорка.
Долго слушали капитан и лейтенант исповедь механика.
— О «рыбаке» подробнее знает Ояма, наш матрос, только очень боязливый он человек. Жизнь и нищета его замучили. Вам, наверное, это не понятно, — закончил он.
— Вы забыли русский язык, Савада-сан?
Савада смутился:
— Не совсем, господин капитан. Но я уже давно не говорил по-русски, да и знал его слабовато.
— В каком лагере вы находились? Кого помните из советских офицеров?
— Мы строили школу и дома под Хабаровском, Офицеров помню всех: майора Попова, капитана Гурова. Это такие люди, господин капитан!..
Следователь помолчал, перебирая бумаги на столе, потом поднял глаза на Саваду и чуть улыбнулся:
— А как поживает госпожа Кодама?
Савада опешил. Такого вопроса он не ожидал. Дочь старика Кодамы, которую он видел немногим более суток назад?.. И тут же мелькнула догадка:
— Скажите, пожалуйста, господин капитан, старик и внук у вас?
— Да!
— Поверьте, они не преступники, просто несчастные люди.
— Знаю. Да их и не в чем обвинить. На море был густой туман. Старик выбился из сил, внук болен. Так тоже бывает.
Глаза Савады затуманились, и он, не стесняясь, протер их кулаком:
— Простите за назойливость, но внук жив?
— Да. Операция прошла удачно, и мы скоро передадим их. Признайтесь, Савада-сан, ведь это вы говорили старику, что русские лечат бесплатно?
— Я? — по привычке переспросил Савада. — Да. Но ведь я сказал только правду. Умница старик! — не удержался он. — Никогда бы не подумал… Вот так старый Кодама!.. Ведь мы уже считали их покойниками.
Когда следователь и переводчик остались вдвоем, лейтенант возбужденно спросил:
— Как вы думаете, Николай Дмитриевич, таких, как этот механик, много в Японии?
Капитан поднялся из-за стола, подошел к окну, за которым распростерлась необъятная водная ширь. Там, за морским простором, находилась страна, откуда прибыли на «Ирука-мару» такие разные её жители.
— Не знаю, честно говоря, сколько их там, — ответил он. — Этого точно не знает и их правительство. Но я уверен — с каждым днем у нас становится всё больше друзей в Японии.
— Я ему как-то сразу поверил, интуитивно!
— Интуиция вещь неплохая, только полагаться на неё особенно нельзя. Саваде я тоже верю, но не мешает всё же запросить Хабаровск.
* * *
Сэндо и на втором допросе продолжал врать. Выслушав его ещё раз, следователь достал из тумбочки стола тяжелую коробку.
— Вот что, сэндо, — произнес он спокойно. — Отрицанием вы только ухудшаете свою участь. Учтите, только чистосердечное признание может вам помочь. В нашем распоряжении достаточно фактов и свидетельских показаний, изобличающих вас в намерении высадить шпиона на советский берег. Мне только интересно знать, что вам за это обещали. Тот же амимото Сибано? Или вы лично связаны с американской разведкой? Если нет, то вас подло обманули.
— Меня? Обманули? — облизал пересохшие губы сэндо.
— Да. Видите эту коробку? Она была у вас в кубрике. Ваш «рыбак» запрятал её там. Если бы вы его высадили, через сорок пять минут «Ирука-мару» пошел бы на дно вместе со всей командой. Ясно?
— Не может быть.
— Почему же? Подойдите к столу, — открыл крышку коробки капитан. — Как видите, устройство несложное.
Сэндо посерел и обмяк.
— Мерзавцы! — прохрипел он. — Я всё расскажу, господин капитан…
Когда в кабинет ввели «рыбака», следователь со скучающим видом выслушал его, а потом спокойно проговорил:
— Не будем терять напрасно время, Кубоми!
Услышав свою фамилию, Кубоми вздрогнул и с ужасом посмотрел на офицера.
— Да, вы господин Кубоми, — сухо продолжал капитан. — Мне можете ничего не говорить, я сам скажу за вас. Правда, не буду вдаваться в детали вашей биографии. Начну с главного. В годы войны вы были офицером военной жандармерии в Кёто. Жили неплохо. Такая власть в руках. Затем в Кёто была доставлена группа английских военнопленных из Сингапура. Надо же было показать населению поверженного противника. Военнопленных поручили вам. Вашими заботами семь человек из них отправлены к праотцам. Троих вы убили лично, а над одним совершили «киматори». Так, кажется, называли древние самураи этот изуверский обычай, когда побежденному противнику вспарывали живот и ели его сырую печень, чтобы обрести ещё большую силу и храбрость. Но, увы, печень англичанина не придала вам храбрости. Когда Япония потерпела поражение, вы не последовали другому обычаю древних самураев — не сделали себе харакири, а попросту скрылись, так как были включены англичанами в список военных преступников. Американцы вас разыскали, но решили не выдавать союзникам, а использовать в своих целях — ведь вы были в их власти. Опять же, самурай капитулировал и стал американским шпионом. Не так ли? Ещё скажу, что наш суд учитывает чистосердечное признание. Будете говорить?
