Многие Новомученики Российские поплатились своей жизнью за то, что обличали большевизм. Наше издательство также видит одну из своих духовных задач в том, чтобы говорить правду о коммунизме, поэтому и впредь мы намерены публиковать материалы о Российских Новомучениках и невинных страдальцах за веру и правду, и не только сведения о гонениях на Православную Церковь, но и материалы, разоблачающие другие преступления коммунистов. Борьба с коммунизмом есть борьба с дьяволом, так считали святые Новомученики Российские. Если сегодня русские люди будут молчать и пренебрегать оружием слова, то завтра придется защищать наших детей от коммунистов другим оружием.
Пока коммунистическая зараза хоть сколько-нибудь жива в России, вряд ли возможно полное духовное возрождение страны. Необходимо глубокое осознание этого поистине вселенского зла, необходимы исторические выводы из всего того, что сделал коммунизм в России, необходимо искреннее покаяние всякого, кто хоть сколько-нибудь причастен коммунистическим идеям. Россия, впав в соблазн коммунизма и отрекшись от Бога, может возродиться только полностью раскаявшись в этом соблазне. Необходимо возвращение к Православной вере, к истокам национальной духовной культуры, национальной монархической государственности. Как не может быть никакого общения света с тьмой, Христа с велиаром, так невозможно быть Православной коммунистической России.
Узники коммунизма
О живых, мертвых и воскресших, с которыми пришлось мне встречаться в подвалах, тюрьмах, смертных изоляторах и концлагерях Чека-ГПУ-НКВД в разное время; на Кавказе, Украине, в Сибири, на берегах Ледовитого океана, и по этапам и мытарствам великого концлагеря, именуемого на коммунистическом языке — С. С. С. Р., об узниках коммунизма расскажут страницы этой книги.
Автор
По советской дороге
Мы ходили в тревоге
И с опаской смотрели вокруг,
Как бы нас в истребилку,
На канал или в ссылку
Не послал бы наш «батько и друг»…
На сибирском погосте
Раскулаченных кости
Засыпает снегами в пургу;
В Беломорском канале
Нас водой заливали,
Смерть ждала нас на каждом шагу.
А в степях Казахстана
Рыли мы котлованы
Нам мерещилась только вода…
Нас ветры обжигали
И пески засыпали
Хоронили живых без следа…
А газеты писали,
Что мы радостны стали,
Завтра будет еще веселей…
А в тюремном подвале
До костей избивали
Изнуренных от пыток людей.
Ничего не забыли,
Ничего не простили
Мы кровавым своим палачам!
Скоро будет повален
Вождь преступников Сталин
И за всё нам ответит он сам!
Стихотворение неизвестного заключенного
Входящий — не грусти, выходящий — не радуйся
Небольшая четырехугольная комната, с тремя глухими, темно-желтого цвета стенами и маленькой дверью в комендантский коридор, тускло освещалась электрической лампочкой, висевшей под потолком в проволочном колпаке. Посредине — два топчана, а в углу параша. Воздух был затхлый, насыщенный махорочным дымом, и каким-то кислым запахом. Пол покрылся грязью, окурками, мусором. Очевидно, только несколько часов тому назад здесь кто-то находился и только перед самым моим приездом его куда-то перевели. Может быть, его тоже сняли с поезда и прошлой ночью привезли в этот каменный ящик? Где он теперь? Кто он такой? Может быть, он уже на воле? Может быть его перевели в подвальные камеры и там он ждет смерти?
И понеслись разные мысли, закружились в голове моей, гонимые страхом и тревогой о семье, о друзьях… И вспомнились мне рассказы об пытках в НКВД, о «конвейерных» допросах и «нулевых камерах». О страшных Соловках и многочисленных концлагерях, о выселенных в Сибирь на гибель станицах и погибших от голода миллионах, о бесстрашных исповедниках Христа, беспощадно уничтожаемых красными богоненавистниками.
Кто их знает? Говорят же, что и чекистам не все известно! Сексоты и специнформаторы, явные и тайные бесы, наблюдающие друг за другом, агенты-провокаторы, ловящие доверчивых и наивных людей своими ловкими «приманками», чтобы потом «раскрыть» их, как «контрреволюционеров»; явочные квартиры и «оперативные точки» для многочисленных сексотов с замысловатыми кличками вроде «два нуля и три четверти» или «Пять дробь нуль пять»… Выше уже пойдут дьяволы краевых и областных масштабов, засекреченные наблюдатели над деятельностью периферии. А дальше агенты международного масштаба: разведчики и контрразведчики, красавицы-шпионки, имеющие право выходить замуж за иностранных дипломатов. И вся эта грандиозная боевая организация опутала своей сетью не только наш несчастный народ, но и все материки и океаны, и под всевидящим контролем своих высших агентов творит великие злодеяния.
В своей работе ГПУ использовало всё: организационные методы масонов, конспиративные правила революционеров всех стран и народов, многовековый опыт шпионских отделов генеральных штабов, русской охранки, американской контрразведки, Интеллидженс Сервис. И вся эта страшная наука насыщается азиатской жестокостью и принципом — Разделяй и властвуй.
И еще вспомнился мне английский пароход в Феодосии, на котором в 1920 году я готов был эвакуироваться из Крыма, но в последний час оставил его палубу, чтобы пуститься в многолетнее бурное плавание по мятежному морю советской жизни.
И когда другие, перекрашиваясь в красный цвет, присасывались к большевистскому пирогу, я оставался в стороне, в надежде на крушение коммунистической тирании и в беспрерывных скитаниях и нищенском прозябании расходывал свои молодые годы. Жизнь наша озарялась Евангельскими истинами, а силу для борьбы с воинствующим безбожием черпали в мудрости древних. Хватит ли у меня сил теперь стойко и до конца вынести все эти испытания, не отречься от своих убеждений, если придется из-за них попасть в «нулевую» камеру и вынести тяжкие инквизиторские пытки?
«Ах, почему я не уехал на этом пароходе?» — затрепетало в душе моей позднее сожаление.
Я очнулся от тяжелых дум и воспоминаний и вдруг страшное беспомощное одиночество охватило меня и стало сжимать темно-желтыми квадратами камеры.
А прямо со стены глядели на меня кем-то вырезанные на штукатурке слова:
«Входящий — не грусти, выходящий — не радуйся»!
Панаиди и камера № 7
На рассвете следующего дня в коридоре поднялась какая-то возня, послышались сдержанные голоса и чьи-то твердые шаги стали приближаться к моей камере. Завизжало железо замков и загремели засовы, двери вздрогнули и отворились. Я приподнялся с койки и увидел маленького человечка, лет 30, с чемоданом в руках. Вошедший в камеру имел небритое и очень измученное лицо, распухшие и красные от бессонницы и электрического света блуждающие глаза. На нем была поношенная суконная пара, рваные ботинки и помятая кепка. Он бросил в угол камеры раскрывшийся пустой чемодан и, поздоровавшись, сел рядом со мной на койке и простуженным голосом стал рассказывать о себе.
— Извините, я не ожидал, что найду здесь живого человека. Мне будет очень приятно познакомиться с вами, товарищем по несчастью, — заговорил он со мной, оглядывая камеру и мою постель, состоящую из шубы и саквояжа.