В общем, вот такая со мной творилась восхитительная ерунда и пока я хорошо учился и радовал успехами в школе моих иначе весьма обеспокоенных и совсем не радостных родителей, и потом, когда в следующее лето работал в Экзетер Билдинг и отделе благоустройства школы, подрезая кусты, плача и аккуратно блюя на них, и пока упаковывался и получал в подарок от дедушки с бабушкой одежду и электрические приборы на миллиарды долларов, собираясь к переезду в Университет Браун на Род-Айленде в сентябре. У мистера Фильма, который более-менее был моим начальником в «B and G»[1], была загадка, которую он считал невероятно смешной и часто мне рассказывал. Он спрашивал: «Что такое цвета диареи?» И когда я ничего не отвечал, он говорил: «Браун! хар хар хар!»[2] Он смеялся, а я улыбался даже после четырехтриллионного раза, потому что в целом мистер Фильм был хорошим человеком, и он даже не разозлился, когда меня однажды стошнило в его машине. Я сказал ему, что шрам получил, когда порезался в старшей школе. Что в основном правда.
Итак, осенью я поступил в Университет Браун, и там оказалось примерно так же, как и на ПВ-программе в Экзетере: вроде должно быть трудно, но на деле просто, так что у меня было много времени хорошо учиться и выслушивать, как мне говорят «Выдающийся студент», и при этом быть невротичным и адски странным, так что мой сосед по комнате, который был приятным, до скрипа здоровым парнем из Иллинойса, по понятным причинам попросил одиночную комнату и съехал через пару недель, оставив меня одного в большой комнате. Так что теперь в комнате были только я и электрическое шумопроизводящее оборудование примерно на девять миллиардов долларов.
Как раз вскоре после того, как съехал сосед, и началось Плохое. Плохое — и есть более-менее причина, по которой я больше не на Земле. Доктор Кабламбус сказал мне, когда я объяснил, как мог, про Плохое, что Плохое — «тяжелая клиническая депрессия». Уверен, доктор из Брауна сказал бы мне тоже самое, но я там никого не посещал, в основном потому, что боялся, что стоит мне заговорить об этом контексте, как пойдут слухи и я точно окажусь там, где в итоге оказался после до смешного нелепого и глупого случая в ванной.
Я правда не знаю, правда ли Плохое — депрессия. Раньше я как бы всегда думал, что депрессия — просто очень сильная печаль, как бывает, когда умирает очень хорошая собака, или в «Бэмби» убивают маму Бэмби. Я думал, что это когда грустишь или даже немного поплачешь, если ты девочка, и говоришь «Ничего себе, я правда в депрессии, вот», и потом приходят друзья, если есть, и поднимают настроение или вытаскивают и ты напиваешься, и на следующее утро депрессия уже в приглушенных тонах, и через пару дней испаряется совсем. Плохое же — что, как я думаю, настоящая депрессия на самом деле — совсем другое, и неописуемо хуже. Наверное, мне стоит лучше сказать «отчасти неописуемо», потому что за последние пару лет я слышал, как некоторые описывали «настоящую» депрессию. Очень говорливый парень по телевизору сказал, что некоторые связывают ее с пребыванием под водой, под такой водой, у которой нет поверхности, по крайней мере для тебя, так что неважно, в каком направлении поплывешь — везде только вода, нет свежего воздуха и свободы движения, только ограничения и удушение, и нет света. (Не знаю, подходит ли, что депрессия — это как быть под водой, но, может, представьте момент, когда осознаешь, что для тебя поверхности нет, что ты просто утонешь и неважно, куда плыть; представьте, как вы себя будете чувствовать в этот самый момент, как Декарт в начале той второй штуки[3], а потом представьте, что это восхитительное удушающее напряжение длится часами, днями месяцами… это больше подходит). Правда прекрасная поэтесса по имени Сильвия Плат, которой, к сожалению, больше нет с нами, сказала, что это как быть под стеклянным колпаком, и из-под него выкачали весь воздух так, что больше не можешь вздохнуть (и представьте момент, когда ваше движение невидимо останавливает стекло и вы осознаете, что вы под стеклом…) Кто-то говорит, что это как когда за тобой и под тобой всегда следует огромная черная дыра без дна, черная, черная дыра, может, со смутно различимыми зубами, и ты — часть этой дыры, так что падаешь всегда, где бы ни стоял (…а может, момент, когда осознаешь, что ты — дыра и ничего больше…)
Я не очень говорливый, но расскажу, на что, по-моему, похоже Плохое. Для меня это как когда тебя совершенно, абсолютно, крайне тошнит. Попытаюсь объяснить, что я имею в виду. Представьте, что вас сильно тошнит. Почти у каждого или каждой когда-нибудь болел живот, так что все знают, на что это похоже: совсем невесело. Так. Так. Но это ощущение локализовано: оно более-менее в животе. Теперь представьте, что так тошнит все тело: ноги, большие мышцы на ногах, ключицу, голову, волосы, все, и точно так же, как живот. Теперь, если представили, пожалуйста, представьте тошноту еще распространенней и тотальней. Представьте, что каждую клеточку в вашем теле, каждую отдельную клеточку тошнит, как тошнит от больного живота. Не только ваши клетки, но и кишечные палочки, лактобациллы, митохондрии, базальные тельца, всех тошнит и все кипят и горят, в шее, мозгу, везде, всюду. Все адски тошнит. Теперь представьте, что каждый атом каждой клетки в вашем теле тошнит так же, тошнит, невыносимо тошнит. И каждый протон и нейтрон в атоме раздулся и дрожит, потеряв цвет, и ни единого шанса стошнить, чтобы ослабить чувство. Каждый электрон тошнит, вот, они теряют баланс и неустойчиво носятся, как в сумасшедшем доме, по орбитам, толстым, из пестрых желтых и сиреневых ядовитых газов, все потеряло равновесие и разболталось. Кварки и нейтрино сошли с ума и, больные, прыгают повсюду, скачут, как сумасшедшие. Только представьте, как тошнота абсолютно распространяется по каждой вашей частичке, и даже по частичкам частичек. Так что само ваше… само существо можно описать лишь как проявление тошноты; вы со своей тошнотой, как говорится, «едины».
Вот что такое Плохое в своей сути. Все в вас тошнит и чувствуется нелепо. И так как вы можете знакомиться с миром только через органы чувств и разум и т. д. — и раз эти части тоже адски тошнит — весь мир, как вы его знаете и познаете, фильтруется этой плохой тошнотой и становится плохим. И в вас все становится плохим, все хорошее выходит из мира, как воздух из большого пробитого воздушного шарика. В мире больше нет ничего, кроме ужасных запахов гниения, печали и гротеска и зловещих видов в пастельных тонах, резких или печальных до смерти звуков. Невыносимые бесконечные ситуации тянутся в континууме без всякого конца… Невероятно глупые, безнадежные идеи. И так же, как, когда болит живот, страшно, что боль может никогда не уйти, так пугает и Плохое, только куда хуже, потому что и сам страх профильтрован плохой болезнью и становится больше и хуже и голоднее, чем был в начале. Разрывает на части, ныряет в кишки и ковыряется там.
Потому что Плохое не только нападает и делает плохо и выводит из строя, оно в особенности нападает и делает плохо и выводит из строя именно то, что нужно, чтобы бороться с Плохим, чтобы стало легче, чтобы остаться в живых. Это трудно понять, но это реально правда. Представьте правда мучительную болезнь, которая, скажем, заражает ваши ноги и горло и приводит к правда жуткой боли и параличу и повсеместной агонии в этих местах. Тут, очевидно, и самой болезни хватает, но она еще и бесконечна; вы ничего не сможете с ней поделать. Ноги парализованы и адски болят… но вы не можете побежать за помощью бедным ножкам, потому что именно они и болят так, что никуда не убежишь. Горло ужасно жжет, и кажется, что оно взорвется… но вы не можете позвать врачей или еще кого на помощь, потому, что именно горло слишком болит, чтобы говорить. Вот как действует Плохое: оно особенно хорошо в нападении на механизмы защиты. Ясно, что бороться с Плохим или спастись от него можно, только думая по-другому, споря с собой и переубеждая, чтобы изменить фильтр познания, восприятия и обработки всего. Но для этого нужен разум, клетки разума с атомами, и сила воли и все такое, твоя суть, а именно ее слишком тошнит от Плохого, чтобы работать. Именно это все и тошнит. Плохо так, что не может стать лучше. И начинаешь думать об этой довольно жестокой ситуации и говоришь себе: «Ой-ой-ой, как же Плохому это все удается?» Думаешь изо всех сил, ведь это в твоих же лучших интересах — и вдруг внезапно на тебя снисходит… что Плохому это все удается, потому что Плохое — это ты и есть! Плохое — это ты. Ничто иное: ни бактериологическая инфекция, ни удар по голове доской или дубиной в раннем детстве, ни любое другое оправдание; ты сам и есть болезнь. Это то, что тебя «определяет», особенно когда пройдет немного времени. Все это осознаешь, вот. И это, наверное, если ты особо говорливый, и есть, как когда осознаешь, что у воды нет поверхности, или когда тыкаешься носом в стекло купола и видишь, что ты в ловушке, или когда смотришь на черную дыру, а у нее твое лицо. Вот когда Плохое проглатывает тебя полностью, или, вернее, ты проглатываешь полностью сам себя. Когда убиваешь себя. Люди кончают с собой, когда у них «тяжелая депрессия», и мы говорим: «Боже мой, надо что-то сделать, чтобы они не кончали с собой!» Это неправильно. Потому что все они, понимаете ли, к этому времени уже убили себя там, где это считается. К моменту, когда они заглатывают целые медицинские шкафчики или засыпают в гараже или еще что — они уже давно убили себя. Когда они «совершают самоубийство» — они всего лишь последовательны. Они лишь реализуют то, что уже существует или существовало в них все это время. Если это все осознаешь, то понимаешь, что действительно бывает вариант саморазрушения в практических целях. В такой ситуации больше поделать нечего, только «формализовать» ее, или, если не очень этого хочется, выбрать «ЭКТ» или улететь с Земли на какую-нибудь другую планету, или еще что-нибудь такое.
