Между тем смежные модули посторганического тела уже ждут своей очереди на установку. И не просто ждут, но и внедряются, пока, так сказать, ad marginem, «по краям». Легче всего их внедряет косметология, сумевшая ослабить гнет медицинского монополизма. Подтяжки, липосакции, силиконовые имплантаты и прочие нововведения, появляющиеся буквально каждый день[130], рыночная регулировка спроса и предложения и, как следствие, немыслимая для айболитовской медицины скорость инноваций – все это указывает на два важных и, несомненно, связанных друг с другом обстоятельства. Первое – моральная и юридическая дискриминация косметологии (в особенности косметической и пластической хирургии), касающаяся как производителей услуг, так и клиентов (особенно возмущает айболитов, что речь в кои-то веки идет о клиентах, а не о пациентах) новой практики тела. И второе – вражда к пришлым, к чужакам и потенциально опасным конкурентам, которые не требуют, чтобы к ним относились, как к жрецам, заставляет сплотиться медицинское сословие и выступить единым фронтом, используя все свое влияние для воздействия на моральное сознание общества.
И опять вспоминается Ницше, которого хочется теперь перефразировать: «Если хотите увидеть, как брызжет слюной добрый доктор, вслушайтесь в его суетливую обеспокоенность новыми технологиями. Как бескомпромиссно борется медицина с новейшими косметическими средствами! – не забывая, впрочем, приторговывать некоторыми из них, продавая их втридорога в своих аптеках. Послушайте о вреде имплантатов, о неприемлемости всех посторганических компонентов тела! Чем же так встревожены защитники здоровья? Ах да, без рекомендации врача! Эти жулики пытаются кинуть доброго доктора, который, как известно, «под деревом сидит», в отличие от Соловья-разбойника из русских былин, сидевшего на дереве, но точно так же не дававшего прохода ни пешему, ни конному без уплаты соответствующей мзды. Ты сначала получи рекомендацию врача, а затем езжай дальше! И вот совестливый медик вещает о вреде высокочастотного излучения мобильных телефонов, о вреде мониторов, вообще всех технических новинок, которые норовят проскользнуть к клиенту, вместо того чтобы быть проданными пациенту, оплачивающему свой товар медицинской страховкой, самым беспощадным налогом в современном мире».
Однако если на минутку прекратить запугивание себя страшилками о встраиваемымых чипах и задуматься о простой экономической составляющей происходящего, обнаружится любопытная картина. Возьмем те же мобильные телефоны и персональные компьютеры – за истекшие десятилетия они подешевели в разы, и рост их возможностей впечатляет не меньше. Радует и ценовая динамика продукции, производимой «бывшими парикмахерами», то есть услуг пластической хирургии – они сегодня стали вполне доступны среднему классу (заметим, без всяких там медицинских страховок). Сравним теперь эти показатели с медицинской диагностикой и стоматологией, то есть сферами, куда «бывших парикмахеров» и электронщиков не допустили или оставили субподрядчиками, на вторых ролях. Тут все куда печальнее: святилища Эскулапа дерут за свою гуманную сострадательную деятельность по полной. Простой визит к врачу, так называемая консультация («cure current»), в странах ЕЭС обходится в среднем в триста евро[131], а если вам еще измерили давление или, не дай бог, сделали перевязку, то без действующей страховки, считайте, вы банкрот. Динамика цен на зубные протезы по сравнению с теми же мобильными телефонами, мягко говоря, удручает – известно, что гражданам Германии выгоднее слетать в Таиланд, чтобы полечить зубы… Иллюстрация губительных последствий монополизма прямо-таки в духе Маркса.
Исторические соответствия тоже имеются – навскидку можно взять историю производства каучука. Когда-то каучук добывали из сока гевеи, растущей в Южной Америке, в ту пору плащи и резиновые галоши были весьма дорогим удовольствием. Плантации Бразилии, Гайаны и Суринама вплоть до середины XIX века обеспечивали Европу непромокаемыми изделиями, соответственно плантаторов и перекупщиков натурального каучука мы можем в некоторых отношениях сопоставить с современными медиками. Они, плантаторы, тоже были естественными монополистами, пока мистер Чарльз Макинтош не изобрел в 1823 году синтетический каучук (совместно с Чарльзом Теннантом)[132]. С точки зрения нашей параллели важно, что Макинтош был человеком со стороны, в отличие от многих он не пытался вырастить гевею в дождливой Британии, а шел совсем другим путем, обращая внимание не на морозоустойчивость растения, а на эластичность и непромокаемость ткани.
Среди его критиков наверняка были такие, кто возмущенно говорил: «Ну как это можно, вместо застывшего сока растений надевать на себя какую-то синтетическую дрянь, какую-то химию, вредную для здоровья и совершенно противоестественную?!» Так вполне могли говорить специалисты по словам, нанятые плантаторами, но ведь не так уж трудно было прочесть между строк: «Негодяй, он хочет погубить наш бизнес!» Все так, Макинтош и его последователи, несомненно, подорвали благосостояние латифундистов Гайаны, но кто бы осудил их за это, кроме самих латифундистов?..
Если теперь, памятуя об этом примере (каковых в истории было множество), заново вслушаться в нескончаемый шум, в бурю протестов по поводу клонирования органов, «вживления чипов», генетически измененных продуктов и лекарств, то как можно за этой шумовой волной озабоченности здоровьем не расслышать крик души доброго доктора: «Негодяи, они хотят погубить мой бизнес!»
Оказывается, можно. Дополнительным фактором сокрытия служит искренность защитников естества, выступающих единым фронтом от поборников разных религий до представителей публичной философии в ее ныне принятой форме. Никто из них напрямую не получал заказа от жрецов Эскулапа, многие даже считают систему медицинских страховок позорной для современного общества. Но сказывается общая интоксикация самосознания социума из-за глубокого проникновения метастазов медицинского дискурса и их успешной вписанности в мировоззрение выродившегося гуманизма. Что ж, тем более важной становится задача критики медицинского дискурса. В частности, все еще не исследованным остается влияние на философию, которое в целом можно определить как «переподчинение служанки», имея в виду характеристику средневековой философии как служанки теологии. Ныне прежняя госпожа вместе со своими слугами сама в услужении, в значительной мере в услужении именно у шестой власти, у доброго доктора Айболита, наладившего универсальную дистрибуцию заболеваний и выздоровлений. Философия не в силах ему перечить, не рискуя при этом оказаться на стороне злого разбойника Бармалея, как известно, ни во что не ставящего благополучие наших тел.
Про Бармалея мы слышали, что «он кровожадный, он беспощадный» и так далее. Однако это не он обложил весь мир данью в виде медицинских страховок и баснословных отчислений на обслуживание приобретаемых в кредит болезней. И не он, подобно каучуковым плантаторам, охраняет плененные тела от вторжений со стороны – со стороны электроники, компьютерных технологий, генной инженерии и дизайна новой телесности. Все это сделал добрый доктор – вот уж кому не надо ни мармелада, ни шоколада, а только маленьких (да-да, маленьких, начиная с младенческого возраста) детей. Пациенты, поступающие на конвейер медицины с самого рождения, – наилучшая добыча для айболитов, шанс пожизненного закабаления. Обладатели врожденных заболеваний как бы берутся в заложники, и никто ничего не может сделать, только выплачивать дань, ибо, говорят нам, медицина не всесильна. Она и так изобрела пенициллин и одноразовые шприцы – говорят нам, и мы верим, хотя простейшее расследование внесло бы много интересного в этот вопрос…
Что ж, медицина не всесильна, но она достаточно влиятельна как социальный институт, достаточно сильна, чтобы поддерживать устраивающее ее положение вещей. В общем, даже беглого знакомства с делами доброго доктора достаточно, чтобы понять: Бармалей в качестве злого разбойника отдыхает. Тем временем, пока братки в белых халатах продолжают чрезвычайно успешно шантажировать общество, «коварные электронщики» среди прочего представили бесконтактный монитор, где курсор управляется движениями глаз. Он уже внедряется, (понятное дело, в обход медицины) и, возможно, вскоре сравнится по стоимости со стандартной диагностической или стоматологической услугой. В действительности вся надежда на них, на «пиратов», бросивших вызов медицинской монополии: видит бог, им приходится нелегко. Моралисты обвиняют их в попытке «исказить человеческую природу», не приводя, впрочем, никаких других аргументов, кроме того, что это «чудовищно»…
Тем не менее вызов брошен, и основания для оптимизма все-таки есть. Потомки Макинтоша, сокрушившие когда-то каучуковую монополию, живы и сегодня, возможно, некоторые из них даже работают в фирме «Эппл-Макинтош». У них еще нет объединяющего имени, навскидку их можно назвать «дизайнерами посторганических модулей», столь актуальных сегодня и столь третируемых представителями медицинского лобби. Напрямую им пробиться практически невозможно, только в обход, и локомотивом для продвижения принципиальных инноваций служат (как это бывало и прежде) индустрия красоты и индустрия развлечений. Дизайнеры посторганики даже и не пытаются прикидываться добрыми дядями, но, как хорошо сказано было в одном месте, «по плодам их познаете их». То, что уже сегодня сделано в сфере обустройства визуальности и аудиосреды, впечатляет, успехи ощутимы практически всюду, где только бдительные медики не поставили свой заслон (увы, там, где речь идет о проникновении вовнутрь тела, заслон наиболее прочен, и соответственно положение дел самое удручающее). Но рано или поздно дизайнеры посторганики напрямую сойдутся с генетиками и представителями других естественно-научных дисциплин, и тогда, глядишь, мы сможем носить легкие, обновленные, сменные тела, как сотню лет назад доступные макинтоши из синтетического каучука.
