Chris Cleave
Gold
Copyright © Chris Cleave 2012
Перевод с английского Надежды Сосновской
This edition is published by arrangement with Rogers, Coleridge
& White Ltd and Andrew Nurnberg Literary Agency
Вторник, 24 августа 2004 Афины. Олимпийский велодром. Женский спринт. Финал. РаздевалкаПо ту сторону металлической двери пять тысяч мужчин, женщин и детей выкрикивали ее имя. Зоя Касл заранее знала, что ей это не понравится, и ей это не нравилось. Ей было двадцать четыре года. Она сидела там, где велел тренер, – рядом с ним, на узкой белой скамейке, обклеенной голубой защитной пленкой.
– Не прикасайся к двери, – сказал тренер. – Она на сигнализации.
В крошечной подземной раздевалке, кроме них, не было никого. Стены были отштукатурены недавно, и на полу – в тех местах, где раствор падал со шпателя, белели комочки смеси. Зоя поддела ногой комочек, он покатился по каменному полу и стукнулся о дверь.
– Что? – спросил тренер.
– Ничего, – пожала плечами Зоя.
Когда она представляла себе успех – позволяла воображению зайти так далеко, – то полы и стены всех зданий в Афинах виделись ей девственными, сотворенными из некоего олимпийского материала, светившегося изнутри. В воздухе не витал запах цемента. На полу не валялась пластиковая папка с инструкцией по подключению кондиционера, стоявшего в углу раздевалки, – пока он работал не на полную мощность.
Тренер заметил выражение ее лица и усмехнулся:
– Ты готова. Это главное.
Она попыталась улыбнуться в ответ. Улыбка получилась похожей на жеребенка, только что появившегося на свет, у которого сразу же подогнулись ножки.
Наверху публика стала топать ногами. Старт был отложен. Трибуны гудели. Комнатка сотрясалась от их грохота. Топот был таким громким, что у Зои стучали зубы, все внутри дрожало. Удрать бы с велодрома через заднюю дверь, схватить такси до аэропорта и улететь домой ближайшим рейсом. Интересно, станет ли она первой, кто совершит столь простой и понятный поступок – тихо смоется с Олимпийских игр. Наверняка она могла бы заняться чем-то еще, кроме спорта. Ее любили журналы. Она неплохо смотрелась на их обложках. Она была хороша собой – коротко стриженные блестящие черные волосы, большие зеленые глаза на бледном загадочном лице уроженки средневековой Европы. В линии губ чувствовалась едва заметная жестокость, в чертах лица, неизменно привлекавшего к себе взгляд, был намек на сталь. Возможно, она могла бы как-то это использовать. Давала бы интервью, смеялась за кулисами после шоу, когда журналист интересовался бы, а знает ли она, что потрясающе похожа на ту англичанку, которая сбежала с Олимпийских игр? Как же ее звали? «Ха-ха, – сказала бы она. – Меня то и дело об этом спрашивают. Да, кстати, а что с ней стало, с той девушкой?» Тренер дышал ровно и медленно.
– Главное – ты в полном порядке, – сказала Зоя.
– А почему бы и нет?
– Просто еще один рабочий день, да?
– Именно, – подтвердил Том. – Мы всего-навсего показываем результат нашей работы. А ты чего, медаль хочешь? – Заметив, как она на него смотрит, примирительно поднял руки. – Прости. Старая тренерская шутка.
Зоя чертыхнулась. Том ее злил. Совсем ни к чему эта безмятежность – его попытка сделать вид, что ничего особенного не происходит. Обычно он вел себя намного лучше, но именно теперь, когда нужнее всего была его сила, у него явно сдавали нервы. Может, по возвращении в Англию стоит поменять тренера? Не сказать ли ему об этом, чтобы убрать эту фальшиво-мудрую улыбочку с его физиономии?
Несмотря на то что в каморке было тепло, ее всю трясло, и она ничего не могла поделать с этой унизительной дрожью. Она уже надела костюм и размялась; сдала анализ мочи и восемь кубиков крови – наверняка почти чистый адреналин; сказала несколько нервных слов под камеру для спонсоров; подписала бланки участниц заезда и приколола гоночный номер к спине комбинезона. Потом она сняла костюм и заново приколола номер булавками – повыше. Ей совершенно нечем было заняться в эти томительные минуты ожидания.
Толпа зрителей приступила к новой шумовой атаке.
Зоя с силой ударила ладонями по скамье:
– Я хочу туда! Почему не открывают дверь? Том зевнул и отмахнулся:
– Ради нашей же безопасности. Нас выпустят, как только служба охраны проверит коридоры.
Зоя обхватила голову руками. Эта была просто пытка – оказаться запертой в крохотной комнатушке, сидеть тут и ждать, когда кто-то там решит их освободить. Она не могла остановить дрожь, не в силах была оторвать взгляд от металлической двери. От рева толпы дверь подрагивала на петлях. Очень крепкая дверь. Она могла бесконечно долго выдерживать напор жаждущих автографа, за ней мог полчаса бушевать пожар… Но страх проникал сквозь нее беспрепятственно.
– Боже… – прошептала Зоя.
– Страшно?
– Того и гляди наложу в штаны. – Зоя подняла глаза на тренера. – Скажи, Том, только честно, тебе не страшно?
Он покачал головой:
– В моем возрасте такие события не пугают.
– А что пугает?
Том неопределенно пожал плечами:
– Ну знаешь… Постоянное ощущение того, что в погоне за собственными призрачными целями я не был достаточно щедр душой с теми людьми, которые мне дороже всего, за кого я чувствовал эмоциональную ответственность.
Том выдул пузырь из жвачки и стал разглядывать свои ногти. Зоя была готова его убить.
На трибунах над ними бушевал шквал. Ведущий взвинчивал толпу. Зрители выкрикивали имя Зои; топали ногами все громче. Лампочка-времянка погасла и тут же неровно замерцала снова. Пыль струйкой посыпалась с потолка.
– Как думаешь, здание выдержит? – хмыкнул Том.
– Заткнись, ладно? – взорвалась Зоя. – Заткнись, заткнись, заткнись!
– Да будет тебе, – усмехнулся Том. – Подумаешь – еще одна велосипедная гонка. Тоже мне важность.
– Еще бы! – не унималась Зоя. – Это ж не твое имя орут пять тысяч глоток.
Том наклонился и взял Зою за руку.
– Знаешь, чего тебе надо бояться? Того дня, когда они перестанут выкрикивать твое имя. Тогда ты станешь такой, как я: пылью, собирающейся в щелях между досками на треке; слюной, засыхающей на комке жвачки, приклеенной снизу к сиденью; шарканьем метлы, подметающей трибуны после того, как смылась публика. Хочешь стать всем этим? Хочешь?
Зоя хмуро покачала головой. Том прижал ладонь к уху:
– Что-что? Не слышу тебя за всеми этими воплями любви! Ты бы предпочла стать девчонкой, которую никто не помнит?
– Да нет же, черт бы тебя побрал! Том улыбнулся:
– Вот и славно. А теперь отлепи свою задницу от скамейки и добейся победы!
Оба устремили взор на запертую металлическую дверь, потом посмотрели на пол, а потом – друг на друга. Прошла минута. Том вздохнул.
– Хорошо поболтали, правда? Жаль, я быстро устал. Зоя уставилась на тренера. Она была готова плюнуть ему в лицо.
Наверху по-прежнему бушевала толпа. Цементная пыль сыпалась из щелей непрерывно.
Зоя все смотрела и смотрела на дверь.
– Почему никто не приходит? Мы сидим тут уже целую вечность.
– Может быть, это наш персональный ад. Может быть, за нами никто никогда не придет, толпа будет вопить все громче и громче, а мы навечно останемся здесь одни, наедине со своими мыслями.
– Хватит уже шутить! И так тошно.
Том внимательно посмотрел на Зою.
– Из-за Кейт?
Удивительно, насколько ей полегчало, когда Том произнес имя Кейт. При последних приготовлениях, проверяя шипы на ботинках и протирая зеркальце, она не осознавала, как это ее мучает.
– Она должна была находиться рядом, – сказала Зоя. – В этом финале должны были участвовать и я, и она.
Тренер сжал ей коленку.
– Умница. Но ты не заставляла Кейт остаться дома. Она сама так решила.
– Все равно…
– Я хочу, чтобы ты это сказала, Зоя. Я хочу, чтобы ты произнесла: «Кейт сама так решила».
Зоя долго смотрела в пол. Рев толпы ускорял разгоряченные молекулы воздуха в маленькой раздевалке с незаконченным ремонтом. Вибрация от топота ног проникала через стальной каркас скамьи. Белое пластиковое сиденье сотрясалось.
Зоя медленно подняла голову.
– Кейт сама так решила, – тихо повторила она слова Тома. – И я тоже.
Том смотрел на нее неотрывно.
– Хорошо, – проговорил он наконец. – А теперь выбрось это из головы. Договорились? Там была жизнь, а тут – спорт. Думай только о ближайших десяти минутах.
Зоя сглотнула ком, подступивший к горлу.
– Ладно. Том рассмеялся:
– Ну хорошо, тогда к чертям этот испуганный вид!
– Господи, какой гам. Просто страшно.
– Послушай, Зоя. Ты очень много работала. Ты добралась до финала. В худшем случае станешь второй лучшей гонщицей на планете. Самое ужасное, что может случиться в ближайшие десять минут, – выигрыш олимпийского серебра.
