– Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
– Здравствуйте.
– Но, почему я не пойму? – возмущенно хрипела мембрана в ухо.
– Потому что я не могу вам этого объяснить. До свидания.
И опять вешал трубку. Телефон весело звонил снова. Он уже полюбил эту ежедневную игру. Многие годы он молчал, но сейчас разминал свои старые кости, работая за двоих:
– Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
– Здравствуйте.
– Но, почему вы не можете мне этого объяснить?
– Потому что вы не поймете, – и снова клал трубку.
– Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
– Здравствуйте.
– Господин Клейзмер, мне еще долго вам звонить? Может быть, вы ответите на мой вопрос? Ответьте, и я оставлю вас в покое!
– Звоните, сколько хотите, – ответил Клейзмер.
– Но почему?
– Вы не поймете, до свидания.
– Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
– Здравствуйте.
– А зачем вы снимаете трубку? – устало спросил журналист Собакин.
– Я не могу вам этого объяснить, – спокойно отвечал Клейзмер.
– Но почему? – заскулил Собакин.
– Потому что вы все равно не поймете. До свидания.
– Господин Клейзмер! Здравствуйте!
– Здравствуйте!
– Господин Клейзмер, журналист Лайкин, газета «Собачья радость». Интервью для нас…. А почему вы не бреете бороду?
– До свиданья.
– Господин Клейзмер, журналист Степа, газета «Сахарная Косточка», а почему вы не стрижете ногтей?
– До свидания.
– Гоша! журналистка Жули, а почему вы не стрижетесь?
– До свидания.
– Гоша, здравствуй! Тяпкин. А почему ты не женат?
– А почему вы не уедете в Америку?
– Зачем вы ходите в филармонию?
– Почему вы любите собирать грибы?
Он стоял и смотрел в окно. Стайка собак, задрав морды, с любопытством смотрела на него, махала хвостами и поскуливала, пуская слюни. Вдалеке ехал трамвай, шли люди, дымились трубы завода. Там, дальше, золотые купола венчали верхушку Собора, а над ней вились стаи птиц, а еще дальше…
– Почему вы не спросите меня, что я доказал? Не спросите о том, что я понял? Что знаю? Что дано понять каждому? КАЖДОМУ! Придурки. Стайка придурков!
Леонидов сидел у компьютера и пытался сосредоточиться. Где-то далеко сейчас лежали его напечатанные книги, тысячи книг, они развозились машинами из маленького офиса по магазинам и киоскам Москвы. Устраивались поудобнее на полках, ожидая, когда же на них обратят внимание, когда купят?! Даже не в том дело, что купят, главное, что их будут читать, а, значит, наконец, услышат его слова, мысли. Он не верил, что у книг есть мертвый сезон. Это не кондиционеры или мороженое, не арбузы или обогреватели, всем этим вещам есть свое время и свой сезон. Но может ли быть мертвым сезон для книг? А значит, где-то сейчас шагает человек с раскрытой книгой в руках и читает первые строки, продвигаясь все дальше и дальше. Они ведут его за собой, помогают перейти улицу на светофоре, не дают споткнуться, упасть. Снова ведут… А он сидит, думает об этом и не может сосредоточиться.
Звонок пришелся очень кстати. Телефон убедительно высвечивал имя Петрова, он снял трубку, и шум морского прибоя стремительно вырвался из динамиков. А на губах ощущалась соленая пена морских волн.
– Старик, привет, – скромно поздоровался тот.
– Привет, – ответил Леонидов.
– Не звонил тебе неделю – ты тогда… нормально добрался домой?
– Скорее, доплыл, – засмеялся он. – Качка была большая.
– М-да, – задумчиво пробормотал Петров. – Палуба явно накренилась. Морская болезнь мучила не одну милю.
– Ты хоть помнишь, где мы были? – спросил Леонидов.
– Надо вспомнить, – задумался Петров, – обязательно надо. Отличное место! Будем туда захаживать.
Они немного помолчали, тщетно пытаясь вспомнить. В голове лишь возникал образ официанта, почему-то висящего на рее, флагом развевающегося на ветру. Вспоминалась его морская фуражка, в руке была бутылка пива, из которой он подливал в бокалы.
– Да, хорошо посидели, – первым очнулся Петров, – правильно посидели… Я что звоню, – продолжал он, – помнишь девчонку с нашего курса… Алку… Аллу… Ну, Аллочку.
– Ну, помню! Конечно, помню, – сказал Леонидов.
– Значит так, – повелительным тоном продолжил Петров. – Сейчас ты записываешь ее номер и звонишь.
– Позвоню, конечно, позвоню, почему бы и не позвонить – не общались лет двадцать…
– Ты меня не понял, – перебил Петров, – ты знаешь, кто ее муж?
– Нет, – ответил Леонидов.
– Известный московский издатель популярного и очень крупного издательства в стране. Соображаешь?
Молчание повисло в воздухе.
– Так,… не соображаешь, – грустно сказал Петров. – Ты звонишь и просишь свести тебя с ее мужем.
– Зачем? – удивился Леонидов.
– Зачем? – повысил голос Петров, – а затем, что тебе нужно нормальное издательство, если у тебя нет знакомств и связей, ты не писатель, а жалкий писака.
– Но, я уже сам напечатал несколько тысяч книг, и они скоро будут продаваться.
– Продаваться, – пробурчал Петров. – Записывай телефон и звони, хуже не будет.
– Не будет, – согласился Леонидов, – хуже, конечно, не будет, – подумал немного и добавил, – а почему ты думаешь, что она станет мне помогать?
– Ты с ума сошел? Что ты несешь? Это же была одна компания! Ты помнишь наш курс? Помнишь спектакли? Да ближе этих людей по жизни никого и не осталось! Еще как поможет – вот увидишь! – сурово закончил он.
– Кстати, как твой фильм, как канал, все по плану? – спросил Леонидов.
– По плану, – проворчал тот, – снимаю. Министр пока денег не дает, снимаю. Прорвемся! Куда мы денемся!
– Что-то ты не в духе, – забеспокоился Леонидов, – у тебя все в порядке?
– Да, нормально… Короче, ты меня понял? Давай, звони.
И продиктовал номер телефона.
Леонидов снова попытался сосредоточиться на тексте, но вскоре оставил это бесполезное занятие. Телефон, записанный на бумаге, лежал перед ним на столе и сверлил цифрами.
– Почему бы и не позвонить? Петров прав. Если бы позвонила она или кто-нибудь с курса, он все бы сделал для каждого из них. Вполне естественно. Даже любопытно. Почти двадцать лет прошло.
Из телефонной трубки повеяло весной, восьмидесятыми, безоглядной молодостью и влюбленностью. Влюблены тогда были все. Могло ли быть иначе в театральном институте?
Голос ее совсем не изменился, он был низким и нежным, бархатным и молодым.
– Леонидов, ты?! Как ты нашел меня? Где ты пропадал столько лет?
– Почти двадцать…
– Двадцать? Ты хочешь сказать, что я такая старая? – и засмеялась.
Весна! Прекрасное время года, удивительное и незабываемое воспоминание в жизни каждого, кто через нее проходил. Исчезают, растворяясь в талой воде холода и зимние сугробы. Тают норы и лежбища, где хотелось переждать непогоду и ледяной застой. И вот она капелью будит тебя, заставляет забыть о прошлом, вчерашнем, забыть обо всем. Весна! Она пьяно шатается по городу, перебегая через улицы и площади, бесстыже заглядывает в окна, шевелит ветки деревьев, помогая им встрепенуться и вспомнить о чем-то, она светит яркими лучами, заставляя сердце биться чаще и смелее, тащит тебя переулками и подворотнями невесть куда. Вращает в водовороте шумного города, который тоже, кажется, сходит с ума. И ты тоже сходишь. Сходишь с ума, обещая вернуться, обязательно вернуться, только немного позже, потом. А пока она ведет тебя за собой, уносит, и ты совсем не противишься, потому что тоже этого хочешь. Хочешь всего!
Они говорили уже целый час, а за окном жаркое солнце напоминало о юности, учебе и далекой весне.
– Петров сказал, что ты теперь жена крупного издателя? – наконец спросил он.
– Ха! Крупного! Самого крупного издателя! Миллионы книг в год! Вот так, Леонидов! Жизнь идет вперед. Жизнь не стоит на месте! А ты чем занимаешься?
– Кстати, хотел к тебе обратиться,… к твоему мужу, если ты не возражаешь, конечно.
– А что случилось, Леонидов. Зачем тебе мой муж?
– Я написал несколько книг, хотел показать профессионалу, и вообще, поговорить.
Она на минуту задумалась. Помолчала.
– Фу, черт, Леонидов! С тобой совсем потеряла голову! Мне же бежать за ребенком на кружок! Давай! Давай созвонимся позже!
Она уже летела с невероятной скоростью. Ветер свистел в телефонной трубке, и Леонидов едва за ней поспевал. Ветер теперь был совсем не весенним, а горячим, по-летнему знойным. Трубка в руках раскалилась и начала плавиться. И он тоже уже плавился на этой жаре, на бегу, едва за ней поспевая. А она все мчалась, не замечая никого.
– Так я могу показать ему свои работы? – сумел догнать он ее и, запыхавшись задать вопрос. А ветер все свистел, но она все-таки услышала.
– Да! Конечно, Леонидов! Какие могут быть вопросы? Присылай на мою почту, я ему передам! Поможем, конечно, поможем! Леонидов, давай присылай! Пока, пока, пока! – просвистело на прощанье.
