– В отсутствие супруга, дорогая сестра, я обязана быть рядом. При беременности в вашем возрасте следует быть очень осторожной.
– Но все же хорошо, Мария! Я не хочу, чтобы вы шли на жертвы, нарушая привычный образ жизни. Ведь у вас дом, хозяйство…
– Довольно, милочка. Я старше вас и, уж поверьте, более опытна в таких делах. Вы должны отдыхать, и как можно больше, притом вам нужна кормилица, здоровая и умелая.
Придя в ужас от такого внимания золовки, однако не осмеливаясь сказать, что та лишь осложняет ей жизнь, графиня смирилась.
Никогда прежде госпожа Н не проявляла по отношению к графине столько заботы и внимания. Она носилась с ней как наседка, уберегая от малейшего сквозняка и вечерней прохлады с помощью кучи шалей и шарфиков. В то же время она заказала колыбельку, самую роскошную из всех возможных: наследник Сен-Жеранов был достоин всего самого лучшего!
– А если родится девочка? – шутливо спрашивала будущая мать.
– Тогда дождемся сына, который придет вслед за ней. Главное, начать.
Она так усердствовала, что госпожа де Сен-Жеран начала уже упрекать себя в предвзятом отношении к золовке. «В глубине души она добра и куда менее корыстна, чем я считала. Словно ей даже доставляет удовольствие, что богатство Сен-Жеранов ускользает от Аженора».
Не обманывалась на ее счет разве что Гийометта, не изменившая своего мнения насчет госпожи Н. Но та словно собиралась покорить всех и вся в замке. С Гийометтой она решила действовать хитростью.
Одажды утром госпожа Н позвала девочку в свою спальню и открыла сундучок, в котором находились несколько платьев. Малышка, привыкшая лишь к бумазее да грубой шерсти, увидела перед собой шелк и бархат.
– Хотелось бы тебе носить эти платья, Гийометта?
– Что вы, госпожа! О таких прекрасных я и не мечтала!
– Превосходно, считай, что они твои. Платья принадлежали раньше моей дочери Жюли – она старше тебя тремя годами. Жюли из них выросла, а тебе, думаю, они подойдут. Давай-ка примерим…
Гийометту не пришлось просить дважды. Через мгновение, надев чудесное платье из нежно-голубого бархата, которое необыкновенно шло к ее светлым волосам, девочка выбежала из замка, чтобы показать отцу подарок госпожи Н.
Она нашла Гийома на конюшне, где тот лечил раненую лошадь.
– Отец! – закричала она, как только его увидела. – Взгляни!
– Откуда оно у тебя? – спросил тот холодно.
Гийом в дочери души не чаял, но по природе это был человек суровый, расчетливый и скрытный. Девочка отвечала ему той же глубокой привязанностью, хотя и немного побаивалась. Личико ее омрачилось.
– Госпожа баронесса подарила. Дочка ее из него выросла… есть еще и другие. Дорогой отец, ты же не заставишь меня их вернуть?
Гийом не ответил. Он глядел на Гийометту, прелестную и нарядную, как настоящая барышня, и с его лица не сходило мрачное и озабоченное выражение.
– Такие платья, Гийометта, тебе носить не стоит, они тебе не подходят.
– Почему не подходят? – вмешалась госпожа Н, последовавшая за девочкой. – Посмотрите, Гийом, как платье ей идет, словно для нее сшито.
– Может, так и есть, госпожа баронесса, и вы вправе ею интересоваться, но я бы хотел, чтобы девчонке не лезли в голову разные мысли, которые совершенно не соответствуют ее положению… служанки!
– Ну же, Гийом! Так-то вы любите дочь? Служанки? Признайте, разве ее красота не заслуживает ничего другого?
На это управляющий ничего не ответил. Молча взглянув на госпожу Н, он отвесил ей поклон, затем развернулся и, ссутулившись, побрел домой.
– Видишь, – сказала баронесса девочке, – я все уладила. Можешь сходить за остальными платьями и отнести их к себе.
* * *
Маршал де Сен-Жеран прилетел быстрее ветра, чтобы расцеловать жену и выразить ей свою радость.
– Мы назовем сына Бернаром, – объявил он. – В нашем роду было много Бернаров, не забудьте об этом, дорогая.
– Вы собираетесь так скоро нас покинуть? Я надеялась, что вы останетесь до родов.
– Увы, война не позволяет мне всецело отдаться моему счастью. Но я спокоен, Луиза, раз за вами присматривает моя сестра. Постараюсь приехать как можно раньше.
– Хорошо, я буду вас ждать.
Как только он уехал, госпожа Н лишь удвоила свое бдительное внимание к невестке. Лето закончилось, пришла осень, и время родов приближалось. Одним прекрасным утром графиня де Сен-Жермен вдруг увидела, что в ее спальне очутилась кровать золовки. На этот раз она не удержалась от замечания.
– Все эти меры предосторожности меня пугают, дорогая сестра.
– Роды могут начаться внезапно.
– Хорошо, я позову на помощь.
– А так вам не придется никого звать!
Госпожа де Сен-Жеран поняла, что имеет дело с непробиваемым упрямством, которое и впрямь начинало вызывать у нее страх. Множество гонцов было отправлено в армию с письмами, в которых она умоляла мужа вернуться к предполагаемому времени родов.
К сожалению, это было невозможно. По долгу службы супруг не мог покинуть армию, и когда ветреной октябрьской ночью у графини начались схватки, она оказалась один на один с золовкой.
– Пока бесполезно будить служанок, – сказала та роженице. – Первый ребенок не явится на свет за пять минут. Я только схожу на кухню и велю нагреть побольше воды.
Но госпожа де Сен-Жеран была уже не в силах спорить, приступы боли участились, и она даже чувствовала удовлетворение, что другая все взяла на себя. Боль, раздиравшая ей чрево, не оставила места для других мыслей.
Между тем в комнате, которая располагалась рядом со спальней, управляющий, предупрежденный госпожой Н, дожидался рождения младенца. Было заранее обговорено, что, как только родится ребенок, Гийом отправится за нотариусом, который засвидетельствует появление наследника, в том случае, конечно, если будет мальчик. Если же родится девочка, достаточно будет и лакея, за которым всегда не поздно послать.
Внезапно приступ чудовищной боли, в десятки раз сильнее, чем все остальные, вырвал долгий стон из груди графини. Госпожа Н взяла свечу и тут только заметила, что ребенок уже явился на свет. Одновременно с роженицей она испустила дикий крик:
– О боже!
Но она ничего не объяснила, поскольку, измученная страданиями, госпожа де Сен-Жеран лишилась чувств.
Некоторое время спустя Гийом оседлал коня и скрылся в ночи, со скоростью ветра поскакав на север.
Итак, родился наследник! А между тем в замке не раздавались радостные возгласы, служанки, наконец-то разбуженные, толпились вокруг постели хозяйки и говорили вполголоса. Но главное, на всех лицах застыло выражение испуга и печали. Шепотом они передавали друг другу:
– Господи! Что будет, когда она узнает?
– Бедная госпожа! Она была так счастлива. Это может ее убить! Она не заслужила подобного наказания.
Мало-помалу графиня де Сен-Жеран стала приходить в чувство. Едва открыв глаза, она увидела стоящую перед ней госпожу Н с таким мрачным и скорбным выражением лица, что ей сразу стало страшно.
– Ребенок… неужели он?..
– Нет, дорогая сестра, к несчастью, младенец жив, и это – мальчик.
– К несчастью? Сестра, что вы хотите этим сказать?
Госпожа Н присела на край кровати и взяла в руки белую как снег ладонь невестки.
– Луиза, – тихо произнесла она, – мужайтесь. Ребенок жив, но вам невозможно будет его растить и нормально воспитывать. Нужно… укрыть его от посторонних глаз.
– Но почему?
– Потому что он ненормален. Это… урод!
Графиня, приподнявшаяся было, вновь упала на подушки, бледная как смерть. Но эта хрупкая и нежная женщина обладала незаурядной силой. Вскоре она снова открыла глаза.
– Я должна его увидеть! – заявила она. – Покажите мне его.
– Нет, Луиза, это вас убьет. Гийом о нем позаботится.
– Я сказала, что должна его видеть!
Тогда госпожа Н встала.
– Хорошо, я велю его принести.
Золовка вышла и вернулась из соседней комнаты с чем-то, завернутым в пеленки и кружева. Наклонившись, она поднесла сверток к лицу роженицы и отодвинула вуаль, закрывавшую лицо новорожденного.
Но едва несчастная мать бросила на него взгляд, как с ужасным криком опять потеряла сознание. Ибо под тонкими кружевами она увидела черную, покрытую волосами морду, в которой не было ничего человеческого. Младенца тут же унесли, а госпожа Н вновь приступила к обязанностям прилежной сиделки.
Придя в себя, графиня де Сен-Жеран погрузилась в отчаяние.
– Мой супруг! – рыдала она. – Бедный супруг! Что скажет он, когда узнает! Муж меня возненавидит!
* * *
Конечно, и для маршала это был удар, ничуть не меньший, чем для его жены. Но когда он вернулся в замок, то постарался скрыть свое отчаяние, чтобы не доставлять еще большие страдания несчастной Луизе, которая чуть не сошла с ума от горя. Жизнь вернулась в прежнюю колею, и никто уже больше не пытался оспаривать надежды на наследство юного Аженора. Ребенок-урод, по словам госпожи Н, был доверен попечению Гийома, который, прежде чем поехать за маршалом, отвез младенца в надежное место, известное ему одному. Все старались заставить забыть бедную мать об этой чудовищной трагедии. Снова пошли визиты, приемы, охота. Госпожа Н вернулась домой и, как в прежние времена, лишь время от времени посещала замок. Но между супругами отныне словно пробежала тень: каждый задумывался, чья столь ужасная наследственность могла привести к подобному несчастью.
