До сего момента она слушала внимательно. Теперь же начинает озираться несколько испуганно, словно надеясь, что кто-нибудь – привратник, кто-то из ее партнеров по теннису, кто угодно – придет ей на помощь.
– А что с настоящей матерью? – спрашивает она. – Где она? Жива ли?
Он думал, что ребенок слишком занят золотыми рыбками и не слушает. Однако тот вдруг встревает:
– Она не умерла!
– Тогда где же она?
Ребенок молчит. Молчит и он сам. Потом произносит:
– Пожалуйста, верьте мне – просто примите на веру, – тут все непросто. Мальчик без матери. Что это означает, я не могу вам объяснить, потому что не могу объяснить даже себе. И тем не менее я обещаю вам, если вы просто скажете «да», без задней мысли и без дальнейшей, все вам станет ясно – ясно как день. По крайней мере, я в это верю. Так вот: примете ли вы этого ребенка как своего?
Она смотрит на запястье, где нет часов.
– Поздновато, – говорит она. – Братья будут меня ждать. – Она поворачивается и быстро идет обратно по тропе к резиденции, юбка шуршит по траве.
Он бежит за ней.
– Пожалуйста! – говорит он. – Еще миг. Вот. Давайте я запишу вам его имя. Его зовут Давид. Он значится под этим именем, он его получил в лагере. Вот где мы живем, сразу за городом, в Восточной деревне. Пожалуйста, подумайте. – Он сует бумажку ей в руку. Она уходит.
– Она меня не хочет? – спрашивает ребенок.
– Хочет, конечно. Ты такой красивый, умный мальчик, кто ж тебя не захочет? Но ей сначала надо привыкнуть к этой мысли. Мы заронили семя ей в ум. Теперь нужно набраться терпения и дать ему вырасти. Поскольку вы друг другу нравитесь, оно наверняка прорастет и расцветет. Тебе нравится эта дама, правда? Ты же видишь, какая она добрая, – добрая и кроткая.
Мальчик молчит.
Когда они добираются до конечной остановки автобуса, уже почти темно. В автобусе мальчик засыпает у него на руках; его, спящего, приходится нести от остановки до квартиры.
Посреди ночи он просыпается от глубокого сна. Мальчик стоит у его кровати, слезы ручьем льются у него по лицу.
– Я есть хочу! – хныкает он.
Он встает, разогревает молоко, мажет маслом кусок хлеба.
– Мы будем там жить? – спрашивает мальчик с набитым ртом.
– В «Ла Резиденсии»? Вряд ли. Мне там нечего делать. Я стану как те пчелы, что болтаются по улью и ждут времени еды. Но это мы можем обсудить утром. Уйма времени.
– Я не хочу там жить. Я хочу жить здесь, с тобой.
– Никто не заставляет тебя жить, где тебе не хочется. А теперь пошли спать.
Он сидит с ребенком, гладит его тихонько, пока тот не засыпает. Я хочу жить с тобой. А что, если это желание горестно воплотится? Хватит ли его на то, чтобы быть ребенку и отцом, и матерью, вырастить его во благе, работая все время в порту?
Он молча клянет себя. Что ж он не объяснил свое дело спокойнее, разумнее! Нет, конечно, он должен вести себя как сумасшедший, набрасываться на бедную женщину со своими просьбами и запросами. Возьмите ребенка! Будьте ему одной-единственной матерью! Лучше б он нашел способ сунуть ребенка ей в руки, тело к телу, плоть к плоти. Тогда воспоминания, что залегают глубже любой мысли, могли бы пробудиться, и все бы обошлось. Но увы, он, этот великий миг, оказался для нее слишком внезапным, как и для него самого. Он явился ему, как звезда, и он его упустил.
Оказывается, не все потеряно. После полудня мальчик взбегает по лестнице в большом возбуждении.
– Они здесь, они здесь! – кричит он.
– Кто здесь?
– Дама из Резиденции! Дама, которая будет моей мамой! Она приехала на машине.
На даме, прибывшей к их двери, – довольно официальное темно-синее платье, забавная шляпка с броской золотой булавкой и – он глазам своим не верит – белые перчатки, словно она приехала навестить адвоката; и приехала она не одна. С ней высокий, мускулистый молодой человек, который так умело играл против двух противников на корте.
– Мой брат Диего, – объясняет она.
Диего кивает ему, но не произносит ни слова.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – говорит он гостям. – Если вы не против – на кровать… Мы пока не купили мебель. Могу я предложить вам стакан воды? Нет?
Дама из «Ла Резиденсии» устраивается на кровати плечом к плечу с братом; она нервно щиплет перчатки, откашливается.
– Будьте любезны повторить, что вы сказали вчера, – говорит она. – Начните с начала, с самого начала.
– Если я начну с самого начала, мы тут останемся на весь день, – отвечает он, пытаясь говорить так, чтобы это прозвучало легко, так, чтобы, главное, это прозвучало здравомысляще. – Позвольте мне сказать вот что. Мы, Давид и я, прибыли сюда, как и все, ради новой жизни, нового начала. Я хочу для Давида – и сам он хочет для себя – нормальной жизни, как у любого другого малыша. Но – разумно предположить – чтобы вести нормальную жизнь, ему нужна мать, ему нужно родиться у матери, так сказать. Я прав, верно? – говорит он, повернувшись к мальчику. – Ты же этого хочешь. Ты хочешь себе свою маму.
Мальчик энергично кивает.
– Я всегда был уверен – не спрашивайте, почему, – что я узнаю мать Давида, как только увижу: и вот я увидел вас и знаю, что был прав. Неслучайно мы пришли к «Ла Резиденсии». Какая-то рука вела нас.
Он видит, что крепкий орешек – это Диего: не женщина, чьего имени он не знает и не хочет спрашивать, а Диего. Женщина бы не приехала сюда, если бы не была готова поддаться.
– Какая-то незримая рука, – повторяет он. – Поистине.
В него впивается взгляд Диего. «Врун!» – говорит этот взгляд.
Он глубоко вдыхает.
– Вы, я вижу, сомневаетесь. «Как этот ребенок, которого я прежде никогда не видела, может быть моим?» – спрашиваете вы себя. Молю вас: отставьте сомнения, слушайте, что говорит вам сердце. Посмотрите на него. Посмотрите на мальчика. Что говорит вам сердце?
Женщина не дает ответа, совсем не смотрит на мальчика, а поворачивается к брату, словно говоря: «Видишь? Как я тебе и говорила. Ты слышишь это невероятное, это безумное предложение? Что мне делать?»
Брат заговаривает низким голосом:
– Есть тут где нам с вами поговорить один на один?
– Конечно. Пойдемте на улицу.
Он ведет Диего вниз, через двор, через газон, к лавке в тени дерева.
– Садитесь, – говорит он. Диего не внемлет приглашению. Он садится сам. – Чем могу?
Диего ставит ногу на скамью и склоняется к нему.
– Во‑первых, кто вы такой и что вам надо от моей сестры?
– Кто я такой, не имеет значения. Я не важен. Я своего рода слуга. Я присматриваю за ребенком. И мне от вашей сестры ничего не надо. Мне нужна мать ребенка. Есть разница.
– Кто этот ребенок? Почему вы его подобрали? Он ваш внук? Где его родители?
– Он мне не внук и не сын. Мы с ним не родня. Нас свело вместе случайно, на судне, когда он потерял документы, которые вез на себе. Но почему это все имеет значение? Мы все прибываем сюда, все мы – вы, я, ваша сестра, мальчик – очищенными от прошлого. Мальчик оказался под моей опекой. Может, это не та судьба, которую я себе выбрал, но я ее принимаю. Со временем он стал на меня полагаться. Мы сблизились. Но я не могу быть ему всем на свете. Я не могу быть ему матерью… Ваша сестра – простите, не знаю ее имени – его мать, его природная мать. Я не могу объяснить, как это происходит, но это так, вот так просто. И в глубине души она это знает. С чего бы ей иначе ехать сюда? Снаружи она, может, спокойна, но внутри, я вижу, она в восторге, это великий дар, дар ребенка.
– Детям в «Ла Резиденсию» нельзя.
– Никто не посмеет разлучить мать с ее ребенком, не важно, что там говорит свод правил. Да и вашей сестре не обязательно жить в «Ла Резиденсии». Она может забрать эту квартиру. Она – ее. Я ее отдам. Найду себе другое место, где жить.
Склонившись вперед, словно желая говорить доверительно, Диего внезапно бьет его по голове. Ошарашенный, он пытается заслониться – и получает второй удар. Они не сильные, но сотрясают его.
– Зачем вы это делаете? – восклицает он, вставая.
– Я не дурак! – сквозь зубы цедит Диего. – Ты думаешь, я дурак? – И вновь он грозно заносит руку.
– Ни секунды я не считаю вас дураком. – Нужно успокоить этого молодого человека, он, разумеется, досадует – кто бы не досадовал? – на это дикое вмешательство в свою жизнь. – Это необычайная история, понимаю. Но задумайтесь о ребенке. Его нужды превыше всего.
Его призыв не имеет действия: Диего жжет его тем же яростным взглядом. Он разыгрывает последнюю карту.
– Ну же, Диего, – говорит он, – загляните к себе в сердце! Если в нем есть благая воля, конечно же вы не станете отлучать дитя от матери!
– Не тебе сомневаться в моей благой воле, – говорит Диего.
– Тогда докажите! Идем со мной, покажите ребенку, на какую благую волю вы способны. Идем! – Он встает и берет Диего за руку.
