Около одиннадцати, рано для Бродвея, но поздно для Кротона, когда Кэтрин под оглушительные аплодисменты вышла к занавесу, «Кадиллак» с его эскортом поднялся на холм с юга. Он перешел на третью скорость, огибая поворот с востока на север, а потом, на прямом отрезке дороги, поехал, пылая фарами, на четвертой.
Ранее в тот же вечер возникла проблема с выходом Кэтрин на сцену: зрители не хотели ее отпускать. Они не только рукоплескали, но и кричали «бис», имея основания ожидать, что она отзовется на их просьбу. Но правило Сидни о выступлениях на бис состояло в том, что они должны сберегаться под занавес, а не перебивать действие. Это правило действовало на протяжении всего спектакля, но особенно в начале, когда, по его выражению, зрители еще не «изучили язык, на котором с ними будут говорить ближайшие несколько часов». Перед пробными гастролями в Бостоне он сказал: «Я ставлю пьесы не так, как все остальные. Им надо привыкнуть к моему языку, а потом, когда привыкнут, они пойдут с нами вместе».
Чтя это правило, Кэтрин отказалась петь на бис. Она могла бы уйти из театра пораньше, но этой ночью ее никто не ждал, поэтому она решила выйти под занавес, а это означало, что ей придется спеть на бис по крайней мере дважды. Хотя это всех задержит, она хотела петь – словно для того, чтобы обезопасить Гарри, поднять в воздух и его, и своих родителей, удерживать на поверхности, замкнуть их в плавучем мире, который может извлечь жизнь из течения времени, пусть даже на короткие мгновения, когда музыка охватывает сердце. Вот почему она выбрала карьеру театральной актрисы, чье общественное положение намного ниже дарованного ей от рождения. Но с самого начала, еще в раннем детстве, Кэтрин точно знала, чего она хочет.
Была и проблема с детонаторами: они были того типа, который используется УСС, что совсем неудивительно, учитывая, от кого они были получены. Стандартный детонатор генерировал ток при надавливании на длинный шпиндель, поворачивающий шестерни, которые крутят магнето. Но такие детонаторы слишком громоздки, чтобы их можно было легко и незаметно переносить. Те, что они получили от Вандерлина, были гораздо меньше, с мощными часовыми пружинами, и заводились ключом. Этот ключ затем вставлялся в триггер, другое отверстие в аппарате, куда встроен фиксатор, сдерживающий механизм срабатывания. После заводки ключ переставлялся для спуска. Для предотвращения несчастных случаев в фиксаторе имелись канавки, соответствующие ключу. Правильная установка ключа занимала секунду или две и требовала твердой руки.
Гарри завел оба детонатора и вставил ключ в тот, который повалит дерево на севере, перед автомобилями. Где-то по дороге, возможно, в реке или на скале, один из ключей потерялся, а это означало, что в темноте, среди леденящих кровь взрывов и выстрелов, оставшийся ключ придется вынуть из северного детонатора и вставить его в южный: найти отверстие, должным образом установить и повернуть, чтобы упало второе дерево, завершив блокирование обоих автомобилей. Это был первый случай расхождения с планом, хотя все они знали, что, как обычно, будут и другие.
Сейчас, среди лучей прожекторов, направленных на нее под углом в сорок пять градусов, Кэтрин пела снова. Гениальность спектакля состояла в том, что, когда она выходила на сцену, где гудение клаксонов и звон колокольчиков выражали городскую суету, и зрители ожидали чего-то легкого и неприхотливого, вроде размышлений пупсика, положенных на музыку, она вместо этого начинала изумленно наполнять свои легкие воздухом, словно новорожденный ребенок, а затем переходила к чистой и душещипательной песне, которая, как знал Сидни, так глубоко трогала зрителей, что они не просто удивлялись, но и тревожились. Ибо их учили, что опера является европейским искусством, – а это была ария, американская ария, по-своему неподражаемо красивая, и к тому времени, когда Кэтрин заканчивала, они понимали, что это такое, и она полностью ими овладевала, особенно сейчас, когда вкладывала в песню всю себя без остатка. У занавеса ее заставили спеть эту песню трижды. Хотя остальные актеры поначалу не были этому рады, они забыли свое недовольство и зависть и тоже испытывали восторг. И хотя Кэтрин и не могла об этом знать, ее песня с начала до конца была сопровождением боя. Но в каком-то смысле она все-таки знала это, и в каком-то смысле Гарри ее слышал, в памяти и в настоящем, в их слиянии, которым часто бывают отмечены великие и напряженные мгновения.
«Кадиллак» и машина сопровождения приблизились. В тусклом свете видны были белые шины «Кадиллака», катившиеся, как земные луны, колпаки, отполированные в тот день парнишкой в Маленькой Италии, сдержанно блестели. Когда «Кадиллак» проехал мимо него, Гарри сказал про себя: «Начинаем», – и запустил все в действие, повернув ключ на четверть оборота по часовой стрелке. Он услышал щелчок снимаемого фиксатора и яростное жужжание магнето. Еще до прекращения этого жужжания заряд сдетонировал, и местность озарилась, словно осветительной ракетой.
Сассингэм поднял базуку к плечу, ожидая приказа Гарри стрелять. Джонсон, обхватив руками пулемет, был готов по необходимости поворачиваться. А Байер навел карабин на заднюю машину. Дерево падало, как умирает человек: сначала медленно наклонялось, а потом, сдавшись, безнадежно рухнуло. Оно разлеглось на дороге как нечто среднее между шлагбаумом и выброшенной рождественской елкой.
От резкого торможения «Кадиллак» прижало к земле. Не успев среагировать, машина сопровождения ударила его сзади и, словно желая загладить отсутствие бдительности, сильно проскрежетав передачами, перешла на заднюю скорость и с ревом поехала назад. Гарри вынул ключ из северного детонатора и пытался вставить его в отверстие южного детонатора, но в темноте это было нелегко. Он не успел этого сделать до того, как машина сопровождения промчалась мимо него в обратном направлении, следуя дикими зигзагами, поскольку водитель слишком сильно поворачивал руль то в одну сторону, то в другую.
Гарри нащупал отверстие и всунул в него ключ. Нашел правильную позицию. Потом сделал четверть оборота, чтобы разблокировать фиксатор, и еще один взрыв осветил ночь. Пока дерево падало – величественная ель, будучи больше, опускалась еще медленнее, чем первое дерево, – автомобиль сопровождения прибавил скорость, словно желая опередить его, но не успел. Он, однако, не был так заблокирован, как «Кадиллак». Дерево упало поперек него. Стреляя двигателем, водитель пытался вырваться из сети пахучих ветвей, но мог только вращать колесами, проделывая в дороге рытвины.
На мгновение воцарилась тишина, а затем автомобиль сопровождения разразился пистолетными выстрелами и очередями из двух «Томпсонов», неприцельными, прочесывавшими лес наугад, так что падали ветви и веточки, отрываясь или повисая. Через несколько секунд по лесу прокатилась стрельба с вала. У них не было другого выбора, а боеприпасов было в изобилии. «Кадиллак» оставался неподвижным, с закрытыми дверцами.
Байер видел машину среди вечнозеленых ветвей. Он выстрелил из карабина, неуверенный, к чему это приведет, но, заметив вспышки его выстрелов, они стали стрелять по ним через заднее окно, вполне безрезультатно, так как он уже перебрался на другую сторону дороги и, подыскивая подходящее укрытие, готовился вести по ним продольный огонь. Сассингэм держал базуку, ожидая приказа, а Джонсон не стрелял, готовясь к открытию ворот и появлению подкрепления. Прежде чем проверить «Кадиллак» и убедиться, что в нем сидит Вердераме, а при нем нет ни женщин, ни детей, Гарри тщательно прицелился в фигуры на валу.
Тот, что по-прежнему держал во рту сигарету, передергивая дробовик, будет первым. Гарри учел расстояние и подъем, рассчитывая попасть чуть менее фута ниже красной точки, и выстрелил. Громоздкая фигура кубарем скатилась с вала и исчезла вместе с красной точкой. Сразу после этого исчезли остальные. Джонсон ожидал, что они вот-вот выскочат из ворот, понятия не имея, что после нескольких секунд бега их начнут поливать огнем из пулемета на сошках.
Гарри бросился к «Кадиллаку», наведя на него карабин на тот случай, если они откроют окно, чтобы встретить его огнем. В отличие от машины сопровождения, окна здесь были пуленепробиваемыми, их требовалось опустить, чтобы стрелять наружу. Когда стрельба с вала прекратилась, живые пассажиры машины сопровождения целились назад, где находился Байер, а «Кадиллак» оставался неподвижен. Гарри вышел на открытое место, но согнулся пополам от боли и едва не упал, словно наткнулся на острую ветку.
Придя в себя, он подошел вплотную к «Кадиллаку», держа карабин наготове. Вгляделся внутрь через толстое стекло. Там, освещаемый вспышками выстрелов «Томпсона» из машины сопровождения и карабина Байера, который через миг или два заставит его замолчать, на заднем сиденье ожидал Вердераме с пистолетом в руке. Впереди сидели два охранника, тоже с вынутыми пистолетами. Их словно вплавили в растопленное и снова застывшее стекло. Ни один из пистолетов не мог стрелять – их сдерживало пуленепробиваемое стекло.
