Второй полицейский, стоявший возле входных дверей высотой в двенадцать футов, распахнул для них одну створку.
– Сержант с бригадой коронера в библиотеке, вам следует свернуть направо. – Затем, словно не в силах сдержать возбуждение, он спросил: – Нет, вы когда-нибудь видели такое?
Полицейский смотрел на Эдгара. Они оба были черными. Казалось, полицейский подумал, что только другой чернокожий сможет понять его восхищение столь избыточным богатством.
– У кого еще может быть библиотека в доме? – сказал Эдгар.
Они с Босхом вошли в дом и оказались в вестибюле размером со все жилище Босха. Гарри посмотрел направо и увидел сержанта, который до этого возглавлял расследование, но теперь передавал командование бригадой ему.
Босх и Эдгар прошли через гостиную, такую огромную, что в ней уместились целых два мебельных гарнитура, в каждом случае с собственным роялем и камином. Половины разделял громадный изукрашенный стол. На нем стоял набор бутылок с янтарными жидкостями – вне всякого сомнения, настолько дорогими, что Босх не сумел бы определить, что это такое.
– Ничего не понимаю, – сказал Эдгар. – Одна сторона – дневная, а другая – вечерняя? Это уж слишком.
Босх ничего не ответил. Сержант Боб Фицджеральд ждал их возле закрытых двойных дверей, ведущих в другую часть комнаты – так называемую библиотеку, решил Босх.
– Что у тебя, Яд? – спросил Босх.
Прозвище Фицджеральда являло собой образец полицейской краткости. Имена неизменно сокращались до аббревиатур или самых коротких слов из всех возможных. Это относилось и к прозвищам. Поначалу Боба Фицджеральда называли Ядовитым Бобом, потому что он отличался необычайной «вредностью!», в особенности когда дело доходило до преступниц-женщин, но со временем стал просто Ядом.
– У нас имеется лежащий на полу Джеймс Барклай, – сказал Фицджеральд, – генеральный директор «Арчвей студиос». Точнее, бывший генеральный директор. Сейчас он выглядит не лучшим образом, как-никак мертв. И у нас есть его жена, Нэнси Девой, – она сейчас сидит в кабинете вместе со своим адвокатом в другой части дома.
– Что она говорит о случившемся?
– Она вообще ничего не говорит, Гарри. Адвокат запретил ей открывать рот. Так что мы понятия не имеем о том, что произошло. Собственно, потому тебя и пригласили, пообещав такие бешеные деньги. Так ведь?
– Так, – сказал Босх. – Когда появился адвокат?
– Он уже был здесь, когда мои парни приехали по вызову «911». Звонил адвокат. Кстати, он сказал, что произошел несчастный случай. Но мне так не кажется, если тебя интересует мое мнение.
Босх не стал обращать внимания на детективную работу, проведенную Фицджеральдом. Его мнение никого не интересовало.
– Как зовут адвоката?
– Клингер – по-моему, отличная фамилия для адвоката. Имя я не разобрал.
Босх не помнил ни одного законника по имени Клингер, с которым он имел бы дело прежде. Возможно, он был специалистом по семейному праву. Люди, поднявшиеся так высоко, далеко не всегда нанимают на постоянной основе адвокатов, специализирующихся на уголовном праве.
– Ладно, Яд.
Он повернулся к своему партнеру.
– Джерри, отправляйся к жене, – сказал он. – Выясни, позволит ли ей юрист поговорить со следователем. А я осмотрю место преступления и присоединюсь к тебе.
– Вижу, у тебя уже и план созрел, – сказал Эдгар.
Он повернулся и зашагал обратно через гостиную, а Босх посмотрел на Фицджеральда.
– Пустишь меня или будем стоять здесь весь день?
– И это меня они Ядом называют, – проворчал Фицджеральд, когда Гарри проходил мимо.
Босх вошел в библиотеку и обнаружил там бригаду коронера вместе с судебным криминалистом и фотографом, которые работали рядом с телом, распростертым на полу возле кирпичного камина. Мертвец был одет в синие джинсы, тенниску, туфли и носки. Босх узнал помощника коронера, и на его лице появилась довольная улыбка. Арт Дойл – один из самых толковых специалистов в офисе, где постоянно происходили сокращения, а настроение оставалось неизменно паршивым. Он был настоящим мастером своего дела, всегда блестяще делал заключение после вскрытия и великолепно интерпретировал малейшие физические нюансы убийства, так что его имя всегда произносилось с неизменным уважением. Нечто вроде прозвища, которое нельзя сократить ни при каких условиях.
К тому же Дойл охотно делился своими соображениями с детективами, ведущими расследование, что было большой редкостью. Многие помощники коронера боялись совершить ошибку или навлечь на себя гнев адвокатов защиты в суде. Они не осмеливались озвучивать возможную причину смерти – даже если смотрели на тело, лежащее на дне бассейна.
Дойл занимался головой жертвы: двумя руками в перчатках повернул ее вправо и влево. Затем принялся ощупывать шею. Босх услышал, как он сказал эксперту, что трупное окоченение отступило, и тот сделал какие-то записи в блокноте.
Босх не стал сразу подходить к телу, решив сначала оглядеться. Вдоль всех четырех стен библиотеки стояли книжные шкафы, от пола до потолка. Панели из темного дерева поднимались на десять футов, вдоль верхнего ряда шла медная рейка, к которой крепилась лестница на колесиках, позволявшая добраться до книг. В снежной комнате Босх заметил французское окно[1]. Одна из створок была открыта; на темном дубовом полу валялось стекло. Чуть дальше лежал белый камень размером с картофелину. Очевидно, стекло расколотили с его помощью.
Стараясь не наступать на осколки, Босх, не касаясь двери, прошел через нее и очутился на еще одном огромном дворе с тщательно ухоженной лужайкой и мерцающим голубым бассейном. Только сейчас он обратил внимание на то, как тихо в особняке, расположенном высоко над городом. И эта тишина была жуткой.
После недолгих размышлений Босх решил вернуться в библиотеку, но тут заметил белые камни, отмечавшие границу между лужайкой и узкой полосой земли вдоль стены дома, засаженной растениями. В одном месте между камнями был зазор – видимо, оттуда взяли тот, которым потом разбили стекло. Преступник явно импровизировал, и плана у него не было.
Босх вошел обратно в комнату – посмотреть, заметил его Дойл или нет. Очевидно, Дойл его не видел. По прошлому опыту Босх знал, что следует спросить разрешения, прежде чем подходить к телу. Из левого кармана пиджака он вытащил пару перчаток из латекса и громко щелкнул ими, чтобы привлечь внимание Дойла.
Это не сработало. Тогда Босх откашлялся и произнес:
– Шерлок?
Дойл закончил изучение шеи и посмотрел на Босха.
– А, Гарри. Присоединяйся к нам. Игра началась.
Он улыбнулся цитате. Босх подошел и присел рядом с телом на корточки в позе принимающего в бейсболе, упершись одной рукой в пол, чтобы не потерять равновесие, и наклонился вперед. И только сейчас заметил глубокое рассечение на левой части лба мертвеца. Издалека Босху показалось, что на убитом надет не слишком подходящий парик – теперь же он увидел, что это настоящие волосы, пропитавшиеся кровью.
– Сегодня ты рано, – сказал Дойл.
Босх кивнул.
– Я всегда так делаю, – сказал он. – Мне нравится, когда в участке пусто. Пока еще не пришли остальные.
Дойл тоже кивнул.
– Должно быть, теперь тебе трудно придерживаться такого режима, – сказал он. – Ведь ты оставляешь в своей постели женщину.
Босх оторвал взгляд от мертвеца, взглянул на Дойла и с трудом удержался от того, чтобы спросить, как, черт возьми, он сумел узнать о Ханне, но промолчал и снова посмотрел на тело.
– Ладно, и что у нас есть, док?
– Ты смотришь на очевидное, детектив. У покойного имеется лишь рассечение лба. Рана глубокая, оружие прошло сквозь лобную кость и обнажило мозг. Если сразу же после этого не предпринять меры, жертву ждет немедленная смерть.
Босх кивнул и полез в правый боковой карман за блокнотом.
– Я видел, что ты проверял окоченение. Можешь назвать время смерти?
– Мы проверили температуру печени и окоченение – получается, что он умер вчера вечером. По моим оценкам, между десятью и двенадцатью часами. Более точно я смогу сказать, когда мистер Барклай окажется на столе в прозекторской.
Босх записал приблизительное время смерти.
– Что ты можешь сказать об оружии? – спросил он.
– Могу отметить, что в наборе каминных инструментов у меня за спиной нет кочерги, – ответил Дойл. – А эта штука – нечто среднее между копьем и крюком – предназначена для того, чтобы ворошить горящее дерево.
Босх заглянул за плечо Дойла на железную стойку – лопата, метла и клещи с двумя ручками. Четвертая выемка пустовала.
Босх окинул взглядом комнату, но не увидел ничего похожего на кочергу.
– А что еще я бы не обнаружил сам? – спросил он.
Дойл нахмурился и слегка переместился. Ему было около семидесяти, и сколиоз согнул его спину. Теперь она напоминала тихоокеанскую дорогу, идущую вдоль побережья, и ему приходилось ходить с костылями с опорой на локоть. Босх всегда думал, что Дойлу причинял глубокую боль тот факт, что его подвело тело – изучению организма он посвятил всю жизнь.
