Услышав эти слова, я испытал сильное облегчение. Папа присмотрит за мной. Он проследит, чтобы мама держалась от меня подальше. Теперь все будет хорошо.
Вскоре после этого случая Мэри усадила меня рядом с собой и постаралась объяснить причины проблем между мамой и папой. Прежде всего, она сказала, что мама (ее звали Лэсли) росла в очень строгой семье. Ее отец служил в армии, а мать работала на фабрике и строго следила за дисциплиной дома, поэтому моя мама, должно быть, считала, что угрожать детям и избивать их в порядке вещей. Возможно даже, она думала, что так воспитывают всех детей.
Пока Мэри говорила, я вспоминал свои поездки к бабушке со своими старшими братьями. Эти поездки больше походили на строевую подготовку на плацу, чем на встречу семьи: все было запрещено, и нас постоянно наказывали. Можно было нарушить правило, даже просто пошевелившись, и за каждое нарушение на нас либо кричали, либо били. Семена насилия, которые так плодородно взошли в моей матери, были посажены как раз тогда, когда ее саму била моя бабушка.
Я не помню, как Мэри объясняла четырехлетнему мальчику сложные взаимоотношения между ней и моими родителями. Может быть, она просто говорила: «Твоя мама такая злая, потому что твой папа хочет остаться со мной, а не с ней». Но через несколько лет у меня сложилась общая картина происходящего из кусочков информации, которые я добывал то тут, то там.
Мама вышла замуж очень рано, за парня, с которым встречалась в школе. Это был брак по принуждению, на котором настояли их семьи, после того, как узнали, что Лэсли беременна. Уолли стал первым из трех детей, которые родились у молодой пары. После него родились еще два мальчика – Ларри и Барри. После рождения детей Лэсли стала «профессиональной» домохозяйкой, но вскоре домашние обязанности превратились скорее в одержимость, чем в образ жизни. Дома царила абсолютная чистота, и горе было тому, кто уронит на ковер хотя бы крошку.
Насколько мне удалось выяснить, этот брак был весьма прочен поначалу, хотя дети и воспитывались в фашистской строгости, которую Лэсли испытала на себе. Однако, после смерти их четвертого ребенка во время родов, отношения между мамой и ее первым мужем дали трещину. Брак стремительно распадался и закончился разводом, после которого Лэсли стала воспитывать троих детей в одиночку, обиженная и злая на весь мир.
Тогда же она начала крепко пить, чтобы притупить боль от потери ребенка и предательства отца ее детей. Вечная проблема с выпивкой в том, что она хоть и смягчает боль, от которой вы страдаете, но может пробудить и гнев, который копится где-то глубоко внутри. А у Лэсли был целый котел гнева, который только и ждал своего часа, чтобы закипеть и выпустить пар на свободу. Кроме того, алкоголь высасывает средства семьи, только усугубляя неприятности, от которых Лэсли пыталась сбежать.
Если и было что-то, чего Лэсли действительно не хотелось, так это становиться пленницей в собственном доме. И она стала напиваться в барах и таскаться по вечеринкам. Все же она была еще молодой женщиной, которой не было и двадцати пяти, и она жаждала веселья. Вскоре после развода она оказалась на вечеринке, которую устраивала Мэри (ее старая школьная подруга) в честь годовщины ее свадьбы с парнем по имени Фрэнки. Лэсли все еще была активной и привлекательной девушкой, и в эту ночь она решила хорошо провести время. На вечеринке она встретила моего отца, Уильяма, друга Мэри и Фрэнки. Он был холост и заинтересовался Лэсли. Она не знала тогда, что Мэри и Уильям любили друг друга, но ничего не могли поделать со своим чувством, потому что не хотели предавать Фрэнки, которого Уильям считал своим лучшим другом. Лэсли просто наслаждалась вечеринкой, не ведая, что блуждает вслепую и наткнется на любовный треугольник, который уже был на грани разрыва.
Мой отец Уильям словно был добрым волшебником, способным поднять всем настроение одним своим присутствием. Он мог выбрать любую девушку в ту ночь, но он любил Мэри и обдумывал, как убедить ее расстаться с Фрэнки, своим приятелем. В первую очередь, конечно, ему предстояло убедиться, что она так же жаждет быть с ним, как и он с ней.
Видя Мэри и Фрэнки вместе на их годовщине, отец чувствовал себя брошенным и решил заставить Мэри ревновать, соблазнив Лэсли, которая уже напилась настолько, что становилась легкой добычей. Я думаю, папа надеялся, что когда Мэри увидит, как он оказывает знаки внимания ее подруге, она испытает вспышку ревности и поймет, как сильно любит его. А потом и бросит Фрэнки ради него. Затеи такого рода всегда плохо заканчиваются, но мало кто способен оценить последствия своих действий, будучи молодым и не совсем трезвым. Наверно, флирт отца с Лэсли начинался как относительно безобидное и неуклюжее ухаживание на танцах, но слово за слово – и месяц или два спустя Лэсли обнаружила, что беременна мной.
Не думаю, что папа когда-нибудь хоть капельку любил маму, потому что все его чувства всегда были обращены к Мэри, даже в ночь моего зачатия. Но он был достойным человеком и, узнав, что Лэсли беременна, решил поступить благородно и жениться на ней. Уильям был несколько обескуражен, когда услышал, что у Лэсли уже есть трое детей от первого брака, ведь она не упоминала об этом на вечеринке, но мама была из католической семьи, и он решил, что будет вдвойне хуже, если он не наденет ей кольцо на палец. Тем не менее его решение жениться на Лэсли нисколько не повлияло на его чувства к Мэри, а его план разжечь в ней ревность и интерес набирал обороты. Мэри наконец решила ответить на его ухаживания, несмотря на то что он был официально помолвлен с ее подругой, и все еще был лучшим другом ее мужа. Я еще даже не появился на свет, а семейная жизнь вокруг меня уже становилась зоной боевых действий. И что бы ни произошло дальше, вряд ли можно было предположить, что все пойдет как по маслу.
После той ночи страсть папы и Мэри друг к другу заставила их забыть о всякой осторожности, и вскоре Фрэнки, неожиданно вернувшись домой, застукал свою жену и своего лучшего друга вместе в постели. Бедняга не нашел что сказать парочке предателей и, повернувшись на каблуках, вышел из спальни, не проронив ни звука. Отец ужаснулся содеянному и, наспех натянув свои штаны, помчался за Фрэнки, но дружбу было уже не спасти. Мужчины начали спорить, дело дошло до драки на улице, а когда Фрэнки вернулся домой, остаток своего гнева он выместил на Мэри. В те дни предательства и насилия их брак был уничтожен, а отец, в бешенстве, что кто-то посмел поднять руку на женщину, которую он любит, снова пришел за Фрэнки. Теперь уже вся округа была в курсе происходящего, включая Лэсли. Пути назад не было: у нее вот-вот должен был родиться ребенок, – а муж изменял ей с лучшей подругой. Она была прилюдно унижена, и ее это очень, очень злило.
К 1973 году, когда я родился, Фрэнки исчез с горизонта, а папа метался туда-сюда между Лэсли, матерью его ненаглядного первенца, и Мэри, любовью всей его жизни. Я как будто родился на огромной пороховой бочке и стал той искрой, которая должна была помочь взорвать все к чертям собачьим. Если бы я не появился на свет, я уверен, что отец никогда бы не женился на маме, а прожил бы долгую и счастливую жизнь с Мэри, с той злополучной ночи и до самого конца. Но вот появился я, и все встало с ног на голову.
Гараж, где работал отец, был всего лишь небольшой мастерской на глухой улочке. Внутри была пара подъемников, предназначенных для машин, требующих осмотра механиков, и пара грязных комнаток, которые использовались под офис. Сбоку к ним примыкала комнатка для посетителей, стены которой были сплошь покрыты масляными отпечатками грязных рук. Мне нравились шум и запах этого места, особенно когда все были заняты делом.
Если подъемник был не нужен, папа иногда работал с машинами на обочине дороги, где Граэм хранил несколько старых драндулетов. Они были отполированы до блеска и выставлены на продажу за какие-то гроши. Отец любил работать на свежем воздухе, и мне это тоже очень нравилось – только он, я, автомобили и удивительный мир вокруг.
Я всегда просил папу сделать мне такое же испачканное лицо, как и у него, и просто визжал от восторга, когда он сначала проводил рукой по грязному мотору, а потом по моему носу и щекам, словно принимал меня в какое-то тайное общество механиков. Когда отец работал под машиной, он сажал меня в свой «капри», припаркованный на внешнем дворе, наказывая оставаться в машине и играть, пока он не закончит. А если он работал с мотором, то всегда приносил мне высокую табуретку и ставил ее рядом, чтобы я мог возиться под капотом вместе с ним. Обычно я больше мешал, чем помогал, но он никогда не злился, если я что-то портил, он только шутил.
Думаю, что одна из причин, по которой отец так любил работу, – это то, что она заставляла забыть о тяготах личной жизни. Ни один мужчина, пытающийся угодить сразу двум женщинам, не преуспеет в этом деле, тяжелом не только для него, но и для них, каким бы очаровательным он ни был. Конечно, отец сам заварил эту кашу, и ему приходилось расхлебывать ее каждый день. Дружеское подтрунивание коллег было для него настоящим спасением по сравнению с тем, что творилось в его семейной жизни.
