Уже несколько секунд А*** вглядывается в соседа с возросшим вниманием, будто бы ждет, что какая-то фраза будет вот-вот произнесена. Но и она тоже ничего не говорит, да и нужная фраза опускается. Они больше ни разу не заговорили о том дне, о той поломке – во всяком случае, когда были не одни.
Теперь Фрэнк перечисляет все детали, которые нужно извлечь для полного осмотра карбюратора. Он приводит исчерпывающий список, настолько заботясь о точности, что упоминает о многих вещах, которые подразумеваются сами собой; чуть ли не описывает, как откручивается гайка, оборот за оборотом, потом то же самое в обратном порядке.
– Теперь вы, кажется, поднаторели в механике, – говорит А***.
Фрэнк внезапно умолкает посреди своей речи. Смотрит на губы и глаза справа от себя, на улыбку, спокойную, лишенную смысла, навечно застывшую улыбку с фотоснимка. Рот Фрэнка так и остался полуоткрытым, может быть, слово – недоговоренным.
– То есть теоретически, я хочу сказать, – уточняет А*** самым любезным тоном.
Фрэнк отводит взгляд к ажурной балюстраде, к последним островкам серой краски, к похожей на чучело ящерице, к неподвижному небу.
– Начинаю осваиваться, – говорит он, – с моим-то грузовиком. Все моторы устроены одинаково.
Вот это очевидная ложь. Мотор его большого грузовика, в частности, имеет мало общего с мотором его же американской машины.
– Верно-верно, – говорит А***. – Моторы как женщины.
Но Фрэнк как будто не слышал. Он не сводит неподвижного взгляда с серо-розовой ящерицы – сидящей как раз напротив него, под ее нижней челюстью мягкие складки кожи еле заметно подрагивают.
А*** допивает золотистый пузырящийся напиток, ставит на стол пустой стакан и снова принимается гладить кончиками шести пальцев шесть больших гвоздей с выпуклыми шляпками на ручках кресла.
На ее сомкнутых губах плавает полуулыбка, безмятежная, мечтательная или отсутствующая. Поскольку она неизменна и повторяется регулярно, то может точно так же быть и фальшивой, наигранной, светской или даже воображаемой.
Ящерица на перилах сейчас находится в тени, раскраска ее поблекла. Тень от крыши полностью совпадает с контурами террасы: солнце стоит в зените.
Фрэнк, заскочивший по дороге, объявляет, что не хочет долее задерживаться. Он в самом деле поднимается с кресла и ставит на низенький столик стакан, который только что осушил одним глотком. Он останавливается перед тем, как войти в коридор, пересекающий дом из конца в конец; оборачивается, прощается с хозяевами. Та же гримаса снова пробегает по его губам, только исчезает быстрее. Он покидает сцену, удаляясь в глубину дома.
А*** не встала. Она так и сидит откинувшись в своем кресле, положив руки на подлокотники, глядя широко открытыми глазами в пустое небо. Рядом с ней, у подноса с двумя бутылками и ведерком для льда, лежит роман, одолженный Фрэнком, который она начала читать накануне, роман, действие которого происходит в Африке.
На перилах балюстрады ящерицы больше нет, на ее месте – островок серой краски, похожий на нее по форме: туловище, вытянутое в том же направлении, что и узор древесины, дважды изогнутый хвост, четыре довольно короткие лапки и головка, повернутая к дому.
В столовой бой поставил на квадратный стол только два прибора: один напротив открытой двери в буфетную и длинного буфета, второй со стороны окон. Туда садится А***, спиной к свету. Она ест мало, по своему обыкновению. Во время почти всей трапезы она сидит не шевелясь, очень прямо, руки с заостренными пальцами лежат по обе стороны тарелки, такой же белой, как и скатерть, а пристальный взгляд устремлен на коричневатые остатки раздавленной сороконожки, которые отпечатались на голой стене прямо перед нею.
Глаза у А*** очень большие, блестящие, зеленого цвета, обрамленные длинными, загнутыми ресницами. Их, кажется, всегда видишь анфас, даже если лицо и повернуто в профиль. Она постоянно держит глаза широко открытыми, во всех обстоятельствах, и никогда не моргает.
После завтрака она снова садится в свое кресло, в центре террасы, слева от пустого кресла Фрэнка. Берет книгу, которую бой оставил на столике, когда убирал поднос, ищет место, на котором прервала чтение, когда приехал Фрэнк, где-то в пределах первой четверти романа. Но, найдя нужную страницу, кладет открытую книгу обложкой вверх к себе на колени и сидит праздно, откинувшись на кожаные ремни.
Из-за дома доносится грохот нагруженного грузовика, едущего вниз по шоссе, в глубину долины, затем на равнину и в порт – туда, где стоит у причала белый корабль.
Терраса пуста, весь дом тоже. Тень крыши в точности совпадает с контурами террасы: солнце стоит в зените. Дом больше не отбрасывает черной полосы на свежевскопанную землю сада. Стволы тощих апельсиновых деревьев тоже пригвождены к месту.
Это не грузовик, а скорее легковая машина: она сворачивает с шоссе и направляется к дому.
В левой открытой створке первого окна столовой, посередине среднего стекла отражение синей машины останавливается посреди двора. А*** и Фрэнк выходят одновременно, он с одной стороны, она с другой, из двух передних дверец. У А*** в руке очень маленький пакетик неопределенной формы, который тут же исчезает, поглощенный дефектом стекла.
Оба тотчас же сближаются перед капотом машины. Силуэт Фрэнка, более массивный, совершенно скрывает А***, которая стоит позади, на той же прямой. Голова Фрэнка наклонена вперед.
Неровности стекла искажают детали движений. Окна салона дали бы лучший обзор, под более удачным углом: два персонажа этой драмы, расположенные рядом друг с другом.
Но они уже разделились, идут бок о бок ко входной двери по каменистому двору. Расстояние между ними по меньшей мере метр. Под полуденным солнцем они не отбрасывают перед собой никакой тени.
Оба улыбаются одновременно, одинаковой улыбкой, когда дверь открывается. Да, они совершенно здоровы. Нет, они не попали в аварию, всего лишь маленькая неприятность с мотором, из-за которой пришлось провести ночь в отеле, дожидаясь, пока откроется мастерская.
Быстро выпив аперитив, Фрэнк, который торопится к жене, встает и уходит, в своем белом костюме, запыленном и помятом по дороге. Шаги его отдаются по плиткам коридора.
А*** тут же удаляется к себе в комнату, принимает ванну, переодевается, завтракает с прекрасным аппетитом, снова садится на террасе, под окном кабинета, откуда сквозь жалюзи, на три четверти опущенные, можно увидеть лишь верхнюю часть ее прически.
Вечер застает ее в той же позе, в том же кресле, перед той же ящерицей, словно выточенной из серого камня. Единственная разница в том, что бой добавил четвертое кресло, менее удобное, из брезента, натянутого на металлический каркас. Солнце скрылось за скалистым пиком, который замыкает на западе самый значительный выступ плато.
Быстро смеркается. А***, которой уже не хватает света, чтобы продолжать чтение, закрывает роман и кладет его на маленький столик рядом с собой (между двумя группами кресел: парой, прислоненной к стене, под окном, и двумя другими, непарными, расположенными наискосок, ближе к балюстраде). Чтобы отметить страницу, край глянцевой суперобложки всунут внутрь книги, где-то на четверть ее толщины.
А*** спрашивает, что нового сегодня на плантации. Ничего нового нет. Всегда случаются какие-то мелкие инциденты с посадками, которые повторяются периодически, на той или иной делянке, согласно циклу работ. Поскольку участков много и работы производятся так, чтобы урожай собирался двенадцать месяцев в году, все фазы цикла совершаются одновременно, в течение каждого дня, и те же самые мелкие периодически повторяющиеся инциденты случаются разом, там или здесь, ежедневно.
А*** напевает вполголоса какую-то песенку, в ритме танца, но слов не разобрать. Возможно, это модная песенка, которую она услышала в городе, под которую, может быть, танцевала.
Четвертое кресло оказалось лишним, оно так и простояло пустым весь вечер, еще дальше отодвигая третье кожаное кресло от двух других. В самом деле: Фрэнк приехал один. Кристиана не захотела оставить ребенка, у которого немного поднялась температура. Теперь ее муж нередко приходит к обеду без нее. Но в этот вечер А***, кажется, ее ждала, во всяком случае велела поставить четыре прибора. Тут же распорядилась унести лишний.
Хотя уже совсем стемнело, она не велит внести лампы: свет – по ее словам – привлекает москитов. Только угадываются в кромешной тьме более бледные пятна – платье, белая рубашка, одна рука, две руки, вскоре четыре руки (глаза привыкают к отсутствию света).
Все молчат. Ничто нигде не дрогнет. Четыре руки вытянуты в правильном порядке, параллельно стене дома. По ту сторону балюстрады, вверх по течению реки, только беззвездное небо да оглушительный стрекот цикад.
Во время обеда Фрэнк и А*** планируют вместе поехать в город, в один из ближайших дней, каждый по своим делам. После еды, на террасе, куда подают кофе, они снова заводят разговор о возможной поездке.
