Первые далекие звуки выстрелов достигли ушей Сайджерсона: глухое, трескучее стаккато, переходящее в неровный гул на фоне низкого рева самолетных двигателей. Истребители были совсем рядом. Мгновения спустя «Куколка» окажется в зоне досягаемости – Сайджерсон уже видел, как пули вспарывают воду.
Еще секунда. Две секунды. Наконец он повернул ключ.
Двигатель завелся!
– А-а-а! – завопил Даффи.
Сайджерсон врубил передачу. Вода за кормой «Куколки» вскипела от выстрелов, и «Штуки» с оглушающим ревом пронеслись над их головами.
Даффи повернулся и крикнул Сайджерсону:
– Нас подстрелили?
– Промазали. Едва-едва.
Сайджерсон не собирался тормозить и восхищаться достигнутым. Они пережили один налет – но по-прежнему были безоружными в открытом море. Более того, из-за задержки они оказались одни в центре расширявшегося круга спасавшихся бегством судов.
Однако Сайджерсон понимал то, о чем, возможно, не догадывался Даффи: в этом заключалось их преимущество. Почти при любом построении «Штукам» выгоднее атаковать группы кораблей. Одинокая лодка – более трудная мишень, по которой сложнее попасть. Истребителям предпочтительней оставить одинокие лодки в покое и сосредоточиться на скоплениях судов.
Даффи вновь стоял рядом с Сайджерсоном.
– Куда вы направляетесь? – крикнул он, перекрывая рев двигателя.
– Дымовая завеса плотнее на том берегу. Там будут стрелять меньше. – Сайджерсон шагнул в сторону. – Штурвал ваш, капитан.
Кивнув, Даффи занял его место. Посмотрел налево…
– Что ж, до сих пор вы были правы!
Он крутанул штурвал.
Немного к северу «Штуки» продолжали обстреливать «Кентербери» и другой британский военный корабль, находившийся в двух километрах от «Куколки», ближе к молу Дюнкерка. Рев орудий и звуки стрельбы не прекращались, хотя немного стихли, и «Куколка» на полной скорости рванула к берегу.
Они почти сразу увидели очереди ждавших в воде людей. Очень небольшое судно – чуть крупнее шлюпки линкора – внезапно возникло по левому борту «Куколки». Обе лодки подошли к ближайшим очередям и развернулись кормой к берегу. Одинокая «Штука» прорвала пелену облаков и дыма и нырнула к солдатам, занимавшим каждый дюйм пляжа.
До этого момента Сайджерсон уделял все внимание атаке с воздуха и лишь изредка поглядывал на людей в воде. Сейчас он поднял глаза и увидел огромные толпы на берегу. Никогда прежде он не встречал такого количества людей в одном месте.
Одинокая «Штука», летевшая на высоте макушек деревьев, хотя их здесь не росло, пересекла линию взгляда Сайджерсона слева направо. Ее пулеметы сеяли смерть среди людей, ждавших, пока к их очереди подойдет лодка.
А потом Сайджерсон вновь оказался в воде, за «Куколкой». Он схватил ближайшего человека за руку и направил к лестнице, с удивлением обнаружив, что этот солдат – француз. Вся очередь состояла из французов.
На южном горизонте «Штука» с визгом набрала высоту, развернулась и снизилась для очередного захода над толпившимися на пляже людьми.
– Bâtard[10], – сказал первый в очереди человек, и стоявшие за ним ответили кивками.
Несмотря на смертельную опасность, паники не было. Сайджерсон сообщил, сколько человек может вместить «Куколка» – soixante homes[11], – и, судя по всему, его поняли. Солдаты считали вслух, поднимаясь по лестнице на палубу:
– …dix-neuf, vingt, vingt-et-un…[12]
По совету Сайджерсона один из солдат сменил Джорджа у лестницы.
Сейчас внимание Сайджерсона и всех остальных было поглощено следующим рейдом «Штуки». На пляже имелось несколько пулеметов, и слышался уверенный стрекот ответного огня – это было хорошо, но, к сожалению, почти не мешало истребителю. Самолет нырнул, сделал бочку, а его пулемет продолжал давать регулярные опустошительные залпы.
Шестьдесят солдат погрузились на «Куколку», и Сайджерсон поднялся за ними на борт. У следующей очереди, всего в пятнадцати-двадцати метрах от них, дела шли не столь гладко – возможно, потому, что лодка была маленькой, с крутыми бортами и самодельной лестницей. Обстановка явно накалилась.
У кормы лодки, где шла погрузка, кто-то в форме британских ВМС кричал, и в его голосе слышалась паника:
– Меня не интересует ваше звание, сэр. Лодка не может вместить всех, кто стоит перед вами. Они просто не поместятся. Вернитесь на свое место в очереди. Вы всех нас задерживаете.
– Я не пойду обратно. Я простоял здесь всю ночь…
– Как и мы, друг, – откликнулись из очереди.
Нарушитель спокойствия повернулся и рявкнул в ответ:
– Я вам не друг. Я майор Британских Экспедиционных Сил!
– Ты козел! – крикнул кто-то. – Друг!
В этот момент с небес снова слетела «Штука» и открыла огонь на линии воды, в тридцати метрах за их спинами. Люди на берегу падали как подкошенные. Над водой разносились крики раненых.
На соседней лодке майор поставил ногу на лестницу и подтянулся, наполовину забравшись на борт. Капитан шлюпки крикнул, перекрывая затихающий гул истребителя:
– Я предупреждаю вас, сэр. Я не могу пустить вас на борт. Есть люди, стоявшие в очереди перед вами.
Эти люди придвигались ближе, выкрикивая оскорбления, напуганные атакой «Штуки» и – возможно, еще сильнее – нарушением дисциплины. Настроение солдат в ближайших очередях, которые слышали происходящее, тоже начало меняться и в скором будущем не предвещало ничего хорошего.
Сайджерсон поднял лестницу «Куколки». Но их отнесло достаточно близко к соседней лодке, чтобы различить лица и отдельные напряженные голоса.
– Говорю вам, сэр. Это последнее предупреждение.
– Будь ты проклят, парень. Я поднимаюсь.
Майор перекинул ногу через борт, и этого веса оказалось достаточно, чтобы нос опустился. Вода хлынула на палубу.
Голос молодого капитана стал пронзительней, теперь в нем звучал ужас:
– Господи, майор, вы нас потопите! Спускайтесь! Я приказываю вам спуститься!
– Не спущусь, будь ты проклят! Я поднимаюсь на борт!
– Сэр, мы набираем воду. Вы погубите нас всех!
– Пристрели ублюдка! – крикнул кто-то из очереди.
Все произошло очень быстро. Сайджерсон увидел, как молодой человек поднял руку. Услышал резкий треск пистолетного выстрела. Тело майора упало в воду.
Люди в очереди ликующе завопили.
Отчаянно махнув рукой, подняв пистолет, капитан шлюпки кинул взгляд на «Куколку» и крикнул:
– Он бы нас потопил! Мы все пошли бы ко дну! – И обратился к оставшимся внизу солдатам: – Хорошо, места у нас хватит только на шесть человек. Быстрее, пожалуйста, и оставайтесь там, где встали.
Даффи включил передачу, когда «Штука» вновь пронзила дымное облако. Оставляя за кормой низкую волну, тяжело осевшая «Куколка» постепенно набирала доступную ей скорость, готовясь пересечь канал в западном направлении.
* * *
К четвертому рейсу у них кончились консервы. Одеяла были розданы либо промокли насквозь. Не осталось ни лекарств, ни бинтов.
Несмотря на свои планирование, предусмотрительность, наблюдательность и рассудительность, Сайджерсон понял, что почти ничего не добился. Разве что утешил и успокоил несколько человек.
Он стоял у штурвала, в седьмой раз подходя к Дувру с полной лодкой солдат. Их ждал новый переход. Казалось, этому не будет конца.
Он не рассматривал свое участие с точки зрения удовлетворенности или разочарования. Как всегда, он почти не замечал своих эмоций. Большую часть жизни Сайджерсон использовал свой интеллект для раскрытия преступлений, отыскивая жертв через большой промежуток времени после убийства. Несмотря на возраст, он вызвался участвовать в этой донкихотской миссии, потому что верил, что мировое зло вновь подняло голову, и считал, что сможет сыграть роль в противостоянии ему.
Как и во время Первой мировой войны.
Но сейчас, после того, что он повидал за последние несколько дней – побоища, атаки «Штук», героизм солдат и гражданских добровольцев, которые, подобно его старому помощнику доктору Уотсону, действительно принимали участие в боевых действиях, – Сайджерсон понял, что плохо подготовлен к столь непосредственной угрозе смерти.
Это был новый мир, новая реальность, и впервые в жизни он чувствовал себя совершенно не готовым. Его хваленый интеллект и несравненный талант к наблюдению неожиданно оказались если не бесполезными, то лишними.
И это заставило его осознать, что он в прямом смысле слова находится в одной лодке с другими людьми. Впервые за очень долгую жизнь он ощутил эту связь в глубинах своего естества.
Эмоциональную силу сопричастности.
* * *
Четыре дня спустя, 30 мая, Сайджерсон сидел у радиостанции в нижней каюте «Куколки», боровшейся с высокими волнами и сильным попутным ветром.
Он не помнил, когда в последний раз ел или спал, не помнил, сколько раз они пересекли этот пролив, сколько людей взяли на борт и высадили в Дувре либо на одном из стоявших поблизости противолодочных кораблей. По радио Сайджерсон установил связь со многими другими лодками и услышал невероятные цифры. Он не знал, верить им или нет: двадцать семь тысяч человек в первый день, восемнадцать тысяч – в третий.
