Это казалось немыслимым.
Немцы потопили в гавани Дюнкерка два больших британских линкора, но операция «Динамо» продолжалась на моле к югу от гавани. Множество легких судов бороздило канал, принимая участие в спасении.
В свете всего этого немецкий командующий Гудериан, очевидно, начал осознавать, какую ошибку совершил, отказавшись от преследования разгромленных армий союзников, зажатых в Дюнкерке. Теперь, намереваясь остановить переправку солдат в безопасную Англию, люфтваффе усилили бомбардировки и обстрелы, и каждые несколько минут радио сообщало о растущем числе жертв.
Словно немецкого наступления и обострения атак оказалось недостаточно для надвигавшейся катастрофы, этим утром в Дюнкерке дувшие с моря ветра – необычно слабые на протяжении всей операции – обрушились на небольшие суда вроде «Куколки». Сайджерсон отлавливал сигналы бедствия с той стороны Ла-Манша и пытался организовать спасение лодок, которые вынесло на песчаные отмели либо на пляж.
Время от времени он также ловил переговоры немецкого командования, сообщавшего о продвижении танковых дивизий в глубь десятикилометрового периметра вокруг Дюнкерка. При такой скорости наступления город с гаванью и пляжами падет самое позднее через пару дней – и обречет на провал операцию «Динамо», а тысячи солдат, по-прежнему ждавших на берегу, – на гибель.
Единственным средством связи Сайджерсона с внешним миром было радио, которое несколько лет назад установил на «Куколке» зять Даффи. Примитивный коротковолновый аппарат с ограниченным радиусом действия. Когда лодку готовили к миссии, его убрали с мостика и перенесли под палубу, в относительную безопасность каюты. Из-за сильных ветров и волнения прием постоянно прерывался, но Сайджерсон разложил на коленях карты и, по крайней мере, имел возможность отмечать местонахождение терпевших бедствие судов – он насчитал уже шесть, – чтобы, когда «Куколка» подойдет ближе, направить к ним другие лодки. Этого было недостаточно, но так он делал хотя бы что-то, сопротивляясь усталости, которая постепенно брала свое.
«Куколка» тяжело свалилась с гребня волны. Корпус с силой ударился о воду, и радио, пискнув, замолчало посреди передачи с другой лодки, которую ветром вынесло на материк.
Пока Сайджерсон возился с радио, мальчики спали на прикрепленных к стенам скамьях. От удара младший, Джордж, перевернулся и застонал, но не проснулся. На другой стороне нижней каюты сел пятнадцатилетний Генри.
– Что это было? В нас попали?
– Мы скатились с волны.
Потянувшись, мальчик посмотрел в иллюминатор на бурное море. Затем повернулся к каюте, широко зевнул и ткнул пальцем.
– Радио барахлит?
– Сейчас – да. – Сайджерсон выключил радиостанцию, снова включил, выключил, включил. – Должно быть, отошел предохранитель, и добраться до него при такой тряске будет непросто. Тебе удалось поспать?
Гарри устало ухмыльнулся.
– Это как?
Сайджерсон улыбнулся в ответ.
– Да. – Затем пошутил: – По крайней мере, мы в сухости.
– Так вот что такое сухость.
Вся их одежда, включая сменную, была влажной от постоянного пребывания в море. После третьего рейса Сайджерсон перестал спускаться за борт, чтобы направлять людей. Все они были зрячими и вполне могли справиться с лестницей. Порядок и дисциплина помогали осуществить погрузку.
Гарри встал, потянулся, поднялся по четырем ступеням на палубу. Сайджерсон несколько раз хлопнул по радио ладонью. Его глаза на мгновение закрылись. Он почти задремал, но услышал стук – это Гарри спрыгнул в каюту с палубы. Мальчик курил сигарету – без сомнения, подарок дяди Даффи, – и от запаха у Сайджерсона закружилась голова. Гарри затянулся, глубоко вдохнул, протянул сигарету Сайджерсону.
– Хотите?
– Не откажусь. Спасибо.
Сайджерсон втянул желанный дым и немедленно почувствовал действие никотина. Гарри достал из кармана отвертку и принялся возиться с задней стенкой радио. Сайджерсон отступил, сделал еще одну затяжку и сел, наблюдая.
– У дяди наверху есть инструменты, – сказал Гарри. – Я чувствую себя лучше, когда все работает.
– Я тоже. Вижу, ты разбираешься в радио.
– Немного.
За время их знакомства Гарри также сообщил Сайджерсону, что «немного» разбирается в лодках, морских картах, ремонте двигателей, ночной и дневной навигации. Послушав мальчика, можно было решить, что «немного» означает общие знания, – и ошибиться. Сайджерсон подумал о юных уличных беспризорниках, которых в молодости часто – и крайне эффективно – использовал в своей постоянной работе. Раз уж Гарри немного разбирался в радио, Сайджерсон позволит мальчику его починить.
Гарри снял заднюю крышку и начал копаться внутри, проверяя соединения.
– Дядя говорит, мы примерно в пятнадцати минутах. Истребителей пока не видно. Может, ветер не дает им подняться.
– Искренне на это надеюсь, – отозвался Сайджерсон. Была его очередь затягиваться, и он сделал это, после чего передал окурок Гарри. – Я слышал, что кое-где фрицы уже вышли на пляж.
– Проклятые сволочи. Как думаете, сколько у нас времени, прежде чем они захватят все?
– День, может, полтора.
– А сколько людей осталось?
– Точно никто не знает. По радио просят все доступные суда продолжать переходы. Возможно, на пляже еще двести тысяч человек.
Гарри резко поднял голову. Его рот открылся от изумления.
– Еще двести тысяч?
Сайджерсон мрачно кивнул.
– Так я слышал.
– Господи помилуй, – сказал Гарри. – А я-то думал, от нас есть прок.
– Прок есть.
Мальчик выкинул невероятное число из головы и вновь занялся радио. Раздался писк, а затем четкий голос на фоне выстрелов произнес:
– …непрерывная атака, начавшаяся через два часа после рассвета. Повторяю, это полковник Брюс Хагин, Четырнадцатый хайлендский полк, мы зажаты немецким патрулем…
Подскочив к станции, Сайджерсон принялся крутить рукоятки. Слова Хагина звучали очень четко. Он переключил радио на передачу.
– Это «Дуврская куколка». Сообщите ваше местоположение. Прием.
– Мы на южной оконечности Дюнкеркской береговой полосы.
Сайджерсон повернулся к Гарри.
– Беги к дяде и спроси, как насчет отправиться на южный пляж. – И сказал в микрофон: – Сколько у вас человек?
– Осталось около шестидесяти. Нас зажали в развалинах старого форта, где немного выступают пески. Здесь симпатичный маленький ручей.
– Вижу!
Гарри уже вернулся и крикнул от двери каюты:
– На два часа, дядя!
– Мы идем, – сказал Сайджерсон. – Вы уже должны нас видеть. Постарайтесь завести людей в воду.
– Вы серьезно? Это самоубийство.
– У вас есть другие варианты?
– Черт побери, – после паузы ответил Хагин.
* * *
Это был настоящий ад.
Хагин приказал части своих людей засесть за стенами форта и прикрывать отступление, сдерживая непрерывный артиллерийский огонь батальона немецкой пехоты, окопавшегося всего в одной дюне от них. Даффи, опасавшийся прибрежного ветра и сильного волнения, был вынужден остановить «Куколку» в сорока метрах от линии прибоя, обрушивавшегося на песок и замедлявшего движение солдат.
Стоя возле лестницы на корме судна, Сайджерсон наблюдал, как люди Хагина четким строем вбегают в воду, держа оружие над головой, и пытаются удержаться на скрытом водой ненадежном песке, шагая наперерез могучим волнам. Идти было очень сложно, и оружие только мешало. Большинство подобранных «Куколкой» за последние дни бросили свое оружие, но этот полк, похоже, намеревался забрать все: солдаты несли «Брены» и ящики с патронами, винтовки, перекинутые через плечи артиллерийские ремни, ручные гранаты Миллса.
Первый солдат добрался до судна и тянулся к руке Сайджерсона, когда залп пулеметного огня из дюн вспенил волны. Солдат и еще три человека за ним крутанулись и упали. Вода покраснела.
– Вниз! Уходите вниз! – крикнул Сайджерсон мальчикам. – Под палубу! Живо!
Следующий солдат, которого он схватил за руку, взобрался по лестнице на борт, развернулся, занял место за шпангоутом и начал стрелять во врага. Еще десяток людей поднялся на «Куколку», прежде чем новый залп убил двоих в воде рядом с лодкой, а затем еще двоих.
Прибой швырял мертвые тела, и солдатам приходилось отталкивать их на пути к судну. Еще два человека Хагина взобрались на мостик «Куколки», начали отстреливаться оттуда, и на несколько минут немцы замолчали.
Солдаты Хагина воспользовались этим, покинув укрытие за стенами форта и кинувшись в воду по-прежнему организованным строем.
Сайджерсон невольно восхищался их дисциплиной.
Оказавшиеся на «Куколке» люди стреляли из трех или четырех точек. Но теперь немцы сосредоточили огонь на судне. По иронии судьбы, это облегчило положение солдат в воде; возможно, таков и был приказ Хагина: отвлечь внимание от тех, кто пытается добраться до лодки и не может защититься.
