Ознакомительная версия.
Когда я вернулась домой, состояние у меня был странное. Снова захотелось выпить. Интересно, что обычно секс следовал после алкоголя, а сейчас произошло все наоборот. Я в зазеркалье.
После того как первая бутылка опустела, я решила, что мне срочно нужно лететь в Украину. Деньги Артур принес. Я знала, куда мне нужно ехать. Конечно, можно было продолжать искать информацию и тут, но я уже дошла до точки. До точки G. Поэтому я заказала билеты в Украину на завтра, написала письма Оресту, дяде Артуру, Наташе, Франку и людям, координаты которых мне дала Катарина, чтобы меня встретили.
Наташа позвонила в тот момент, когда я уже в третий раз набирала текст письма отцу, два написанных ранее были уничтожены. Это ужасно – относиться к собственному отцу в большей степени как к судье, чем как к родственнику, тщательно подбирая слова. С другой стороны, возможно, как раз наши родственники и заслуживают нашего более тщательного подбора слов, чем судьи.
«Привет, так ты завтра летишь?» «Да. Слушай, хотела у тебя спросить, ментально поляки и украинцы схожи? Потому что мне как-то страшновато». «Тебя попустит, если я скажу, что схожи, или наоборот?» Я откупоривала вторую бутылку, поэтому проигнорировала ее слова. «Марта, Марта! Ты здесь?» «Эй. Не хочешь со мной выпить?» «Ты пьяная?» «Да. Я сегодня была в гостях у одного пианиста. Должна тебе сказать, что так мне еще никто не играл. Даже Дерек». Я услышала, как Наташа спрашивает Дерека, умеет ли он играть на пианино, и расхохоталась.
«Марта?» Мне показалось, что я давно не слышала его голоса. Ему не нужно уметь играть, ему достаточно было говорить со мной. «Привет». Выдохнула я так же, как когда-то на одном выдохе «я люблю тебя». «Привет. Так ты завтра отправляешься в Украину?» «Да». «Наташа говорит, что ты под хмельком, это так?» «Так. Сегодня ко мне заходил Оскар». «В связи с чем?» «Наверняка выполнял распоряжение отца. Но вышло так, что мы говорили о его девушке. Она тоже не играет на пианино. Ее звать Лисель». «Лисель? Так называется дополнительный парус, который помогает прямым парусам увеличить их площадь, когда дует попутный. Они бывают разными». «Да? И какими же?» «Брам-лисели, которые со стороны брамселей. Марса-лисели, которые со стороны марселей. И ундер-лисели, которые…» «Очень познавательно. Почти как Кама Сутра. Зависимость прямого паруса от лиселей. Значит, лисель увеличивает прямой парус? Звучит даже как-то эротично. Правильно, что он ее выбрал. Правда? Он всегда стремился к увеличению. Основного паруса». «Ого. К тебе приехать?» «Нет, я буду собираться, а вы будете меня отвлекать». Телефон я отключила.
Как я собиралась, я помню плохо, потому что принялась за третью бутылку. Я никогда так не напивалась. Успела только подумать, хорошо, что самолет не утром, потому что могла бы проспать. Чемодан напоминал мешок с собранной осенней листвой и ветками – со всех сторон что-то выпирало. «Значит полный», – сделала вывод я. Потом улеглась спать. Проснулась около двух часов ночи, невыносимо хотелось пить и в туалет. В моем состоянии трудно было выбрать, поэтому я отправилась в туалет с бутылкой воды.
Ноут будто включился сам. Я создала новое письмо, выбрала в качестве адресата Оскара и написала все, что Дерек мне сообщил о лиселях. Приписала, что это письмо Оскар должен отправить моему отцу с маленькой припиской, что с завтрашнего дня я буду находиться в Украине. И мы с ноутом отключились.
В самолете я вспомнила, как Манфред принялся безумно напиваться в автобусе, который вез нас в Испанию на отдых. Тогда пили чуть ли не все в автобусе и никто не смотрел на нас с осуждением, кроме испанцев, которые нас встречали. Я была умнее, я не стала позориться на весь самолет перед незнакомыми людьми, я все успела сделать заранее, наделав глупостей здесь, дома. Благочестивая Марта. Я заказала уже третий пластиковый стакан воды.
В самолете я открывала и читала все полученные утром инструкции, в голове ужасно гудело, я подумала, что примерно так должен чувствовать себя улей, но для него это естественное состояние, а для меня – нет. Писем было много: от Артура, от Ореста, от Наташи, от Лили Манюк, от Франца. В почтовый ящик мне кто-то положил пакет украинской мобильной связи с подробной инструкцией, как им пользоваться. На симку уже было внесено несколько нужных мне номеров. Мне даже не хватало сил и времени до конца произнести самой себе: «Что я собственно делаю?» Я останавливалась на слове «я», а потом снова возвращалась к слову «что», производя впечатление ребенка, которому задали проигрывать гаммы, а он не может решиться зайти дальше ноты «ре». Доредо. Чтоячто.
Рядом со мной сидел седой мужчина, сначала я решила, что он фотограф, потом – что заказчик рекламы, и только позже я догадалась, что он – жених. Он просматривал альбом с девушками. Я была ему признательна за то, что он не пытался со мной советоваться.
Как-то непривычно было приземлиться так быстро. Удивительно, иногда в другой конец Берлина добираться дольше. А тут – другая страна. Работало только одно окошко с пограничниками, которые должны были проштамповать мне паспорт. Не знаю почему, но я их боялась. Я стояла даже не в очереди, в толпе, люди прибывали, но другие окна не открывались, хотя пограничники у всех на виду общались, отвлекали того, кто работал в этом единственном окне, хихикали и о чем-то переговаривались по рациям.
Я долго ждала получения багажа. По багажной ленте ползали чьи-то сумки, чемоданы, полосатые мешки и нечто похожее на запакованные кальяны. Своего чемоданчика я не видела. На табло светился номер моего рейса. Я подошла к кофейному автомату, вспомнив, что могу использовать пять гривен, которые, к счастью, дал мне Орест. Автомат медленно выплюнул купюру, презрительно вылупился на меня огоньками-глазенками, так же делал Тролль, когда старался проглотить какую-то несъедобную гадость. Ко мне подошел тот самый немец-жених и сказал, что у автомата или закончился кофе, или стаканы. Я поблагодарила и спросила, не знает ли он, что с нашим багажом. Он сказал, что сейчас багаж запустят по ленте, нужно немного подождать.
«Должны ведь были раньше запустить». – Я кивнула головой в сторону табло, где все еще был указан наш рейс. «Да нет. Пока выгружается чартер из Турции. Вы разве не заметили засилье кальянов?» Я сказала, что заметила, но не сопоставила факты. «Вы здесь впервые? Тут не стоит читать надписи, кроме того, вы же не знаете языка? Тут нужно следить за событиями, людьми и вещами. Никогда не верьте тому, что написано. Когда-то Ленин выступал с лозунгами «Землям – крестьянам», и что, видели они эту землю? Другие вопили: «Земля и воля!» И где они, у кого? А еще кое-кто визжал «бандитам – тюрьмы!» И что, видели этих бандитов эти тюрьмы? Я уже не говорю о «лучшее – детям» и «я выполню все свои обещания» – на каждом политическом плакате».
Поскольку я была не готова к таким дискуссиям после выпитого, да и вообще, я ограничилась дежурной благодарностью. Но мы стояли и ждали багаж, поэтому я спросила, не работал ли он в Штази. «Если восточник, так обязательно работал в Штази? Вот как раз из-за такого отношения мы никак не можем почувствовать себя объединенными. Это все равно, что укладываться в одну постель и всякий раз спрашивать, а ты, часом, не больна СПИДом?» Еще никогда в жизни я так не радовалась своему чемодану. Хорошо, что вещи нас не поучают, хотя иногда прячутся, наверное, когда мы их допекаем. Я сразу выхватила чемоданчик, простилась с обидчивым восточником и шагнула в зеленый коридор. Таможенников я не заинтересовала.
Меня встретил адский шум. Площадь была маленькой, сплошь плотно забита людьми. Я впервые почувствовала себя человеком, на наследство которого явно претендовала куча народа. Меня встречали пятеро. Все мои советчики побеспокоились обо мне и устроили так, чтобы меня встретили. Я не знала, кого выбрать, и, пока здоровалась со всеми, выбор за меня сделал коренастый усатый мужик. Он сказал, что он – кум, то бишь, родственник Ореста, звать его пан Грыць и что мне ни о чем не нужно особо волноваться. Собственно, убедила меня не его уверенность, и не вера в Ореста, и даже не то, что он схватил мой чемодан, а то, что произнес он все это на вполне уверенном немецком.
Мы подошли к «фольксвагену» пана Грыця, возле которого спокойно стоял и наблюдал за людьми, вещами и событиями восточник. «Это – пан Шольц», – весело сказал мне пан Грыць. «Адам», – добавил восточник. «Мммм», – ответила я, чувствуя себя при этом фермерской коровой. Адам Шольц уселся рядом с паном Грыцем, я устроилась на заднем сиденье. «Сейчас мы подбросим Шольца до отеля, он будет готовиться к ужину, а я тем временем домчу вас до Житомира. Вот такие наши планы», – подмигнул мне пан Грыць, прогревая мотор. «А можно приобщиться к вашему планированию?» – спросила я вкрадчиво. «Западники. Противники прямохождения, все окольными путями, кругами, как лисий хвост. Это хорошо в сексе, (они знают толк в любовных прелюдиях и фугах, это доказал еще Бах), но с трудом воспринимается в жизни. Чем вам не нравятся наши планы, Марта?»
Ознакомительная версия.
