А потом я изменил свои мысли. Я подумал обо всем том, что человеческое тело делает по собственному почину: оно растет, оно перекачивает кровь, оно дышит.
Я сделал несколько глубоких вдохов.
Я сказал им, что мои слезы – это слезы радости. Радости от того, как чудесно человеческое тело, как оно беспредельно.
Долгие недели после смерти отца я не мог спать. Я просыпался очень рано и спускался по лестнице во тьму, ожидая глухого удара пачки газет, брошенной на крыльцо. Тогда я подбирал их, складывал и перехватывал резинками. Если шел дождь, я упаковывал каждую газету в пластиковый пакет. Тишина была невыносима, поэтому я включал телевизор. Цветная сетка издавала долгий, пронзительный писк; пока станция настраивалась, я продолжал складывать газеты. Переключал канал, переключал снова: телевизионный «снег», вращающаяся серо-белая метель, в которой я мог бы заблудиться, если бы подошел поближе к телевизору и смотрел достаточно долго. Лавина, которая могла бы ломать меня до тех пор, пока от меня не осталась бы просто тихая мысль, кувыркающаяся в прекрасной белизне. Иногда в этом снегу я слышал шепоты, но никогда – слова, которые смог бы разобрать. А потом «снег» исчез, и появился проповедник. Остатки его седых волос были зачесаны на лысину; он потел и пыхтел в микрофон. На нем были коричневые полиэстровые брюки и полосатый галстук, конец которого свисал намного ниже брючного ремня. Он стоял перед молодой темнокожей женщиной в инвалидной коляске, возложив руку ей на плечо. Сотвори новый спинной мозг во имя Иисуса Христа, Господа нашего и Спасителя. Сотвори новый спинной мозг прямо сейчас. Для того, кто верует, нет ничего невозможного. Мы благодарим тебя, Боже, за новый спинной мозг во имя Иисуса. Аллилуйя! Аллилуйя! Женщина обмякла в своем кресле, глаза ее были закрыты. Проповедник повернулся к остальным людям, стоявшим в ряд. Ну что, вы готовы? Он пошел от одного к другому, и возлагал свою руку на голову каждого, и «говорил языками» [13] , и один за другим люди падали навзничь на руки тех, кто ждал позади, чтобы поймать их. Затем он остановился перед малышкой с ногами в стальных скобках. Он жестом приказал остальным очистить для него больше пространства. Наклонился над девочкой – она была совсем крошкой – и коснулся ее головы. Возлагаю руки мои на малую сию. По велению Божию, повинуясь закону контактной передачи – о мой Боже, о мой, о мой-мой, мой-мой-мой-мой – целительная сила Бога всемогущего ниспосылается в тело сие, дабы сделать несделанным сотворенное Сатаной, дабы сотворить исцеление в нем от макушки ее головы до пят ее ног. Девочка упала навзничь. Во имя Иисуса. Повторим это снова, все вместе. Во имя Иисуса. Аминь. Аминь. Сформировался другой ряд; он вновь коснулся каждого человека, и один за другим они падали навзничь. Пожилая женщина в рыжем, похожем на пчелиный улей парике. Высокий, тонкий мужчина в голубовато-зеленоватом костюме. Девочки-близняшки, одетые в одинаковые красные платьица. Женщина, державшая на руках младенца. Подросток со скрещенными на груди руками – то ли в знак скуки, то ли в знак вызова. Все они падали, и проповедник «говорил языками» и, закончив, он сказал, я чувствовал, как энергия Святого Духа входила в каждого из вас. Вы не должны терять веры. Держите рубильник веры включенным. Несколько лет назад одна женщина принесла мне своего ребенка, девочку трех или четырех лет. У бедняжки были деформированы обе ступни. Случалось мне видеть детей с одной изуродованной ступней, но не с обеими. И тогда я взял это дорогое дитя на руки, держа крошечные ступни в своих ладонях, и почувствовал, как целительная сила Господа струится в них. Но когда я бросил взгляд вниз, то увидел, что они так же деформированы, как и прежде. Я сказал матери девочки : «Я почувствовал, как энергия Святого Духа вошла в эти ножки, твой ребенок исцелен, вот и все, что я знаю. Тебе нужно держать рубильник веры включенным, не позволяй Сатане вложить сомнение в твое сердце. Целительная сила Господа трудится в ногах твоего ребенка». И через две недели эта женщина принесла свою дочку обратно и подняла ее на руках, чтобы показать всей пастве, и обе ее ступни были идеальны.
Каждую ночь в тот год, год исцеления, я спал, возложив ладонь на ее голову. Она засыпала первой, и я обнимал ее одной рукой, а ладонь другой клал ей на лоб. Я закрывал глаза и во тьме под своими веками видел белизну, похожую на телевизионный «снег», и думал: Я посылаю тебе намерение полного и долговечного благополучия. Я посылаю тебе полное и долговечное благополучие. Я посылаю тебе полное и долговечное благополучие. Я посылаю нам обоим полное и долговечное благополучие. Я прочу тебе долгую и счастливую жизнь, наполненную покоем, идеальным здоровьем и благополучием. Я заранее благодарен за твою долгую и счастливую жизнь, наполненную покоем, идеальным здоровьем и благополучием. Я заранее благодарен за нашу долгую и счастливую жизнь вместе, наполненную покоем, идеальным здоровьем и благополучием.
Электричество считается.
Когда ты был водящим , это было замечательно, когда не был – бесило.
Салки, простейшую детскую игру, я любил меньше всего. Игру, в которой не столько выбираешь ты, сколько выбирают тебя: кто-то осаливает тебя, ладонь на твоей спине, ты водишь. Остальные дети разбегаются в стороны, и единственное, что нужно делать – преследовать. Иначе останешься водящим до конца дня. Мы прятались в кустах за домом пастора или за статуей Марии. Я бежал за другими, но не для того, чтобы поймать, не ради удовольствия поймать кого-то; скорее – чтобы не быть водящим , чтобы сбросить с себя это бремя. Если мне везло достаточно, чтобы исхитриться кого-нибудь осалить, он салил меня в ответ и убегал. Иногда мы попеременно осаливали друг друга до десятка раз. Однажды мне пришло в голову бегать вокруг припаркованной машины; девочка, которая водила, никогда не смогла бы догнать меня и осалить. Но после пяти или шести головокружительных пробежек вокруг машины она остановилась. Я оперся о багажник, чтобы перевести дух. Она коснулась бампера и сказала: «Теперь ты водишь – электричество считается!»
Я хотел сказать ей: Если электричество считается, тогда водишь ты, потому что твои ноги касаются земли, как и мои .
Но тогда она могла бы сказать то же самое мне.
И в этом случае весь мир был бы
водящим .
Любовь соединяет людей на молекулярном уровне; их клетки переплетаются между собой. Если ткнуть одного, другой вздрагивает. Если однажды между двумя частицами возникло плотное взаимодействие, то даже если отделить их друг от друга многими милями, годами, жизнями, они ведут себя так, будто по-прежнему связаны.
Звучит красиво. История не хуже любой другой. Волшебная сказка, можно сказать. Мечтать не вредно.
Но эта идея прошла испытания.
Двух людей, которых соединяют узы близости – в большинстве случаев, влюбленных или супругов, – разводят по разным комнатам. Один из них, целитель, смотрит в монитор. Через случайные интервалы времени образ его возлюбленного – сидящего в помещении, защищенном от электромагнитного воздействия – появляется на экране. Увидев лицо любимого человека, целитель посылает ему сострадательное намерение. Ученые обнаружили физические доказательства – изменения в потоотделении, температуре, сердцебиении и скорости кровообращения – того, что мысли одного человека способны воздействовать на организм другого.
Мне не нужны были результаты этого исследования, чтобы уверовать – я писал об этом, на свой собственный лад, много лет, – но оно обновило и укрепило мою надежду на то, что я смогу сделать это в одиночку, даже если Кэри утратила бы веру в свою способность исцелить себя, или даже если бы у нее никогда не было этой веры изначально – не важно: я сосредоточил бы все свои мысли на ее благополучии. Я медитировал бы о нем, зримо представлял его себе, был уверен в нем. Я взял бы ее жизнь в свои руки. Буквально. Все лето, и осень, и зиму, столько, сколько потребуется, я возлагал бы свои ладони на ее голову, и опухоли уменьшались бы, а потом исчезали.
Наступила зима, а мы все еще были в Чилмарке, но в моем воображении была весна, и мы вернулись в Бруклин: первые почки в нашем саду, прогулка под цветущими вишневыми деревьями, Ральф, догоняющая теннисный мячик в Проспект-парке.
Я возлагал ладонь на голову Кэри, пока она спала, и визуализировал будущее, которого мы хотели. Кэри снова сочиняла бы песни. Я написал бы «Книгу почему», и это стало бы ее счастливой концовкой: год исцеления, год переплетения.
Но она теряла все больше и больше: слова, килограммы, равновесие, сегменты памяти. В иные дни на много минут подряд она забывала меня; она все смотрела и смотрела, но не могла назвать мое имя. Муж , говорил я, и она повторяла это слово, смотрела на меня, и я ждал, отталкивая от себя боязнь того, что она так и не вспомнит, но со временем она кивала и говорила – муж – и улыбалась, и я опускался на пол у ее ног и клал голову к ней на колени.
