– Это же твои гости. Не надо их обижать.
После чего очень громко, чтобы его услышали в гостиной, говорит:
– Ишь какая! Она тут втихаря догнать нас решила. Давай-ка, Дейзи, пошли, мы тебя ждем.
– Да-да, – послышался голос Элен, – а то, хоть мы и выпили всего-то каждый по три, Чарли что-то уже поплыл.
– И не стыжусь! – в ответ ей с некоторым трудом выговорил Чарли. – Плыву и млею, и пускаю слюнки, и ты знаешь на что.
Мужчина налил жене в большой бокал, а когда она сделала глоток, вывернул ей голову чуть не задом наперед и приник открытым ртом к ее губам; откуда ни возьмись сразу возник ее язык, выпрыгнул и втиснулся, попытавшись занять все пространство. Но мужчина отстранился, повернул ее к двери, и они вместе вышли в гостиную, где обнаружилось, что парикмахер с женой вовсю целуются.
– Н-да, – проговорил парикмахер, вставая. – Мы, пожалуй, пойдем домой, если можно так выразиться.
– Ах, да сядь ты! – сказала Элен.
– Пожалуйста, как скажешь, – ответствовал парикмахер, – но имей в виду, что если я выпью еще хоть стопку, то, добравшись до кровати, рухну, и все, и проку от меня не жди.
– Можно подумать, в первый раз, – сказала Элен с таким видом, будто говорит совершенно здравые, приемлемые вещи.
– Уж это точно, это даже к бабке не ходи! – гордо подтвердил парикмахер. – Но Дейзи! Хотя ты и сама, наверное, знаешь, что у тебя вид – прям что-то с чем-то, мальчикам до шестнадцати не смотреть. Да ты и сама знаешь. Я прав, Дик?
– Ну, в принципе, это каждая женщина может, если ей предоставить ванну да налить туда горячей воды и сказать пару добрых слов плюс дать вдоволь времени на чистку перышек.
– Есть такое дело, – подтвердил парикмахер. – Все, что им для этого нужно, – это немножко мыла и несколько добрых слов. Я прямо тащусь от того, как просто этой женщине внушить, что у нее есть все тайные штучки, которыми обладает Бетти Грейбл, плюс кое-что свое, такое, чего даже у Бетти Грейбл нет.
– Ой, между прочим! – вступила Элен. – Я, между прочим, обожаю Бетти Грейбл и совершенно не страдаю какими-то иллюзиями насчет себя. Но я, между прочим, моложе мисс Грейбл, да и по части образования, между прочим, знаю, что у меня с этим получше, чем у нее.
– А еще что ты знаешь между прочим? – сказал парикмахер. – Она – о! – она еще много чего знает. Это у нее, видимо, от предков: такая семейка, что бог ты мой.
– Да, мои родители не богаты, – сказала Элен, – но всегда жили честно и в тюрьму не попадали.
– И очень набожные, правда же, а? Ну-ка, расскажи Дику и Дейзи про то, какие они набожные.
– Ну да, ходят в церковь каждое воскресенье, – подтвердила Элен, – и я не думаю, что это так уж вредно.
– Конечно-конечно! – закусил удила Чарли. – Вот расскажи нам про то, как они уже тридцать или сорок лет состоят верными членами конгрегации.
– Может, и больше, – сказала Элен. – Что ж тут такого? Они всегда были хорошими пресвитерианами.
– Она этим говорит знаете что? – сказал Чарли. – Она этим говорит, что ее родители хорошие, а мои плохие, потому что лютеране!
– Да нет же! – с жаром возразила Элен. – Я вовсе не имею в виду ничего подобного! Я, между прочим, очень уважаю лютеран, хотя, если честно, понятия не имею, во что они там верят.
– Они верят в то, что рожать детей есть первейшая обязанность всякой женатой пары, – сказал Чарли, – и я думаю, ты знаешь, почему они в это верят.
– Ну, верят… потому, что так сказано в Библии, – предположила Элен.
– Да черта лысого! – ухмыльнулся Чарли. – Они верят в это, потому что знают, что нужно делать, чтобы появлялись дети.
– Слушайте, – вдруг спохватилась Элен, – это он что, смеется надо мной или как? А, Дейзи?
– Ух, надоели!.. С этой вашей религией, – буркнул Чарли. – Я твоя религия, и без меня ты ничто. Вообще ничто.
– Зато ты без меня круче кучи, – не осталась в долгу Элен.
– Без тебя я просто парикмахер, – несколько сник ее муж, – зато уж с тобой… Ну, мы-то с тобой про это все знаем, правда, Зайчик?
– А как же. Мы-то знаем! – сказала Элен, пытаясь казаться трезвой и одновременно вовлечь в игру Дика и Дейзи. – Мы столько знаем – ух! Если то, что мы знаем, сложить в скорлупку от ореха, там еще хватит места для всех томов Британской энциклопедии.
Раздался телефонный звонок, хозяин снял трубку и минут на десять из общения с гостями выпал. За это время Дейзи с Элен успели сходить на кухню, чтобы наполнить бокалы – свои и Чарли, невзирая на его предупреждение, что, если ему нальют еще, он, как придет домой, сразу рухнет и все сокровенные планы Элен… и так далее. Чарли все это время бродил по гостиной, разговаривая с самим собой и пытаясь не подслушивать телефонный разговор хозяина дома, но, конечно же, догадался, что звонят из Нью-Йорка по поводу пьесы. Когда переговоры закончились, все снова уселись в гостиной.
– Это Купер. Он вроде бы нашел для пьесы продюсера. Да нет, Элен, речь идет о старой пьесе. Которую мне пришлось вытащить из пыльного загашника, потому что Дейзи считает, что мы совсем бедные. Тебя, Чарли, Элен тоже заставляет делать подобные вещи?
– Меня-то? А, да, еще как! Сперва кресел у меня было два, и я неплохо зарабатывал, но она сказала, что нам этого мало, и я поставил еще одно, этого опять оказалось мало, и пришлось поставить четвертое. И что, думаешь, ее это удовлетворило? Черта с два! Теперь она хочет, чтобы я взял в аренду пустующий соседний магазин, снес разделяющую стенку и расширил парикмахерскую до восьми кресел. Она прямо как шило у меня в заду. Колет всю дорогу, тычет, подталкивает! А пьеса хорошая?
– На мой взгляд, полная лабуда, но Дейзи это без разницы. Она помешана на деньгах, вот в чем дело.
– И на мужчинах, – добавила Дейзи.
– Ей плевать, что так я могу загубить свое имя, ей деньги подавай.
– А как пьеса называется? – спросил парикмахер.
– Я хотел назвать ее «Идиоты», но Дейзи сказала, что на пьесу с таким названием никто не пойдет, и я изменил название на «Все против всех».
– А что, тоже хорошее название для пьесы, – одобрил парикмахер.
Он был уже в хорошем подпитии, но пытался держаться, и его речь становилась все более замедленной, а тон уверенным и серьезным. Чувствовалось, что подспудно он чем-то недоволен, как это бывает, когда вершина алкогольной эйфории пройдена и пьяный замечает, что силы быстро убывают и он вот-вот уснет тем одиноким сном мальчишки, который в некий праздник ждет чего-то невероятного, понимая при этом, что его мечты несбыточны.
– «Все против всех», – сказал парикмахер. – Это, что ли, про какую-нибудь драчку?
– Ну, в общем, да.
– Писатели не любят объяснять, про что на самом деле у них где-то написано, – сказала Элен.
– Да ну, Элен, какие глупости, – возразила Дейзи. – Дик очень любит поговорить о своем творчестве. Меня он просто с ума сводит, разглагольствуя об этом почти что непрерывно – утром, днем и вечером.
– Итак, значит, – вновь заговорил парикмахер, – это про какую-нибудь свалку в салуне или что-то вроде, когда все лупят всех, как бывало иногда и у нас, когда я служил в армии. Наша часть стояла тогда в маленьком городке, и туда явились моряки и попытались взять верх. Я правильно понял?
– Ну да, примерно так.
– Господи, – ностальгически проговорил парикмахер, – однажды мне там здорово наваляли. Я уж думал, там и погибну – не на войне, а в этом салуне, – и единственное, что укрепляло мой дух, так это то, что я знал: потом обо мне скажут, что я погиб как герой, и Элен все получит – и страховку, и все мои награды.
Что дальше говорила его жена и жена парикмахера, писатель слушал вполуха, а они продолжали болтать на темы, которые им ближе, – про детей, их нянь, про школы, про училок и прислугу, про цены в магазинах и тому подобное, а потом хозяин дома пошел на кухню налить себе еще, за ним увязался Чарли, и они оставались там до тех пор, пока парикмахер не начал проявлять тенденцию к тому, чтобы выпасть в осадок окончательно, и тут он говорит:
– Боже мой, Дик, ты даже не представляешь, как мне порой бывает жаль, что я не писатель, потому что я знаю столько всего, что из этого можно было бы скомстрячить балдежную книгу. Вот сесть бы да написать, вместо того чтобы корпеть в парикмахерской, пусть я и очень неплохо с этого имею. Бизнес у меня свой, за дом выплачено, Элен покупает шмотки в лучших магазинах Калифорнии – у нее есть платья даже от Маньина и Рэнсохоффа, по сотне долларов, прикинь? – кое-какие деньги у меня отложены и для детей… ну, то есть на образование, ты ж понимаешь, но я не об этом, я о том, что, если бы мне написать толковую книжку, не надо было бы скакать на цирлах в парикмахерской и всяких полудурков развлекать разговорами. Сидел бы с понтом за столом в кабинете, писал книжки…
Перешли в гостиную, где Чарли распорядился:
– Все, Зайка, старому папе пора в кроватку. А тебе, Дейзи, – ну, и Дику, конечно, – мы очень благодарны за приглашение. Утром у меня будет дикое похмелье, но это того стоило. Давно так не смеялся. Может, и вы нас навестите – ну, скажем, в воскресенье вечером?
