Ознакомительная версия.
Но рассудительность и сознание долга все же заставляли Марию думать и о том, что будет с ее отцом, если она выйдет замуж. Ведь в большинстве случаев девушки переезжали к мужьям и их родителям, оставив собственных родных. Конечно, родители Маноли давно умерли, но все равно невозможно было представить, чтобы он перебрался в их маленький домик в Плаке. При его происхождении подобное недопустимо. Эта проблема постоянно мучила Марию, ей казалось нелепым и то, что Маноли до сих пор ни разу ее не поцеловал.
Но Маноли вел себя безупречно, потому что давно уже решил: единственным способом завоевать Марию будет идеальное поведение и следование традициям. Хотя иногда ему это казалось абсурдным, потому что в какой-нибудь другой стране он мог затащить девицу в постель, едва успев спросить, как ее зовут. Но здесь он провел с Марией уже десятки часов и до сих пор даже не прикоснулся к ней. Он желал ее, желал страстно, однако такое ожидание было для него полно изысканной новизны. Маноли не сомневался, что его терпение будет вознаграждено, а ожидание лишь заставляло его желать девушку все сильнее и сильнее. В первые месяцы его ухаживаний, когда Маноли смотрел на ее светлое овальное личико, обрамленное нимбом темных волос, заплетенных в косы, Мария сразу застенчиво опускала взгляд, боясь посмотреть ему в глаза.
Но время шло, и Маноли видел, как Мария становится все смелее, начинает отвечать на его взгляды. Пристально наблюдая за ней, Маноли с удовлетворением замечал, как начинает быстрее биться тонкая голубая жилка на чудесной шейке Марии, прежде чем на лице девушки наконец появлялась улыбка. Маноли знал, что, если бы он сейчас решил овладеть этой девственностью, ему пришлось бы навсегда покинуть Плаку. Хотя в прошлом Маноли не одну и не двух лишил девственности, даже он не смог бы обидеть прелестную Марию. И что было куда более важно, внутренний голос требовал от него, чтобы он держался поосторожнее. Видимо, для Маноли действительно настала пора осесть на месте.
Анна же, остававшаяся вдали от событий, горела завистью и негодованием. Маноли почти не появлялся у нее с того самого дня, как были приглашены на обед Гиоргис и Мария, а в тех случаях, когда собиралась вся семья, он держался подальше от Анны. Да как он смел обращаться с ней подобным образом? Но вскоре от отца она узнала, что Маноли ухаживает за Марией. Он что, решил пошутить, подразнить ее? Если бы только Анна могла как-то показать ему, что ей на это плевать. Но такой возможности не подворачивалось, а потому и облегчения не наступало. Анна отчаянно старалась не думать обо всем этом, не представлять Маноли и Марию рядом, – и от раздражения, чтобы отвлечься, пустилась в весьма экстравагантные проекты переделки дома.
Но все это время она знала, что события в Плаке неумолимо развиваются. А ей и пожаловаться было некому, поэтому ярость нарастала в Анне, как давление пара в скороварке.
Андреас, озадаченный странным настроением жены, постоянно спрашивал, в чем дело, но слышал в ответ, что с ней все в порядке. И он сдался. Но Андреас уже почувствовал, что безмятежный период их брака, с нежными взглядами и ласковыми словами, миновал, и все больше и больше углублялся в дела имения. Элефтерия тоже заметила перемены. Всего несколько месяцев назад Анна выглядела такой счастливой и жизнерадостной, а теперь казалась постоянно обозленной.
Скрывать свои чувства было для Анны совсем неестественно. Ей хотелось кричать, визжать, рвать на себе волосы, но, когда время от времени отец и Мария навещали ее, о Маноли никто даже не упоминал.
Мария каким-то шестым чувством ощущала, что ее дружба с Маноли выглядит как некое вторжение на территорию Анны. Возможно, сестра смотрит на семью Вандулакис как на свою собственность. Так зачем же ухудшать дело, говоря об этом? Мария, конечно, даже не представляла всю степень ярости Анны и думала, что некоторая рассеянность сестры связана с тем, что той никак не удается зачать ребенка.
Однажды февральским вечером, полгода спустя после того, как начались еженедельные путешествия в кино, Маноли пришел в бар, чтобы повидать Гиоргиса. Пожилой мужчина сидел в одиночестве, читая местную газету. Посмотрев на подходившего к нему Маноли, он выпустил огромный клуб дыма.
– Гиоргис, можно мне сесть? – вежливо спросил Маноли.
– Да, – кивнул Гиоргис, возвращаясь к газете. – Я ведь тут не хозяин, верно?
– Но я хочу кое о чем тебя спросить. Так что лучше сразу к делу. Мне бы хотелось жениться на твоей дочери. Ты позволишь?
Гиоргис аккуратно свернул газету и положил ее на стол. Маноли показалось, что прошла целая вечность до того, как Гиоргис наконец заговорил:
– Позволю – что? Конечно, я это позволю! Ты больше полугода ухаживаешь за самой красивой девушкой в деревне, я уж думал, ты никогда об этом не заговоришь! Давно пора!
Сердитый тон Гиоргиса скрывал его полный восторг. Теперь не одна, а обе его дочери станут частью самой могущественной в их провинции семьи. Никакого снобизма в его радости не было – чистое облегчение оттого, что будущее обеих его девочек теперь надежно обеспечено. Это было лучшим, на что только мог надеяться любой отец, в особенности такой отец, который был простым рыбаком. За спиной Маноли через полуоткрытое окно бара Гиоргис видел слабо мигавшие вдали огни Спиналонги. Если бы только Элени могла разделить с ним его радость.
Гиоргис сжал руку Маноли, на мгновение растеряв все слова. Но выражение его лица сказало достаточно.
– Спасибо. Я буду заботиться о ней, но и о тебе мы тоже будем заботиться, – сказал Маноли, прекрасно осознавая, в какое одиночество ввергнет Гиоргиса замужество Марии.
– Эй! Нам бы твоей лучшей цикудии! – крикнул он Лидаки. – У нас есть повод попраздновать. Это просто чудо какое-то! Я больше не сирота!
– О чем это ты говоришь? – спросил Лидаки, не спеша подходя к их столику с бутылкой и двумя стаканами, он давно уже привык к неожиданным высказываниям Маноли.
– Гиоргис согласился стать моим тестем! Я женюсь на Марии!
В баре тем вечером находились несколько человек, и еще до того, как девушка, о которой шла речь, что-либо узнала, деревенские уже пили за ее будущее с Маноли.
Позже тем же вечером, когда Гиоргис вернулся домой, Мария уже собиралась ложиться спать. Но как только ее отец вошел в дом, поспешив закрыть за собой дверь, чтобы не впустить внутрь холодный февральский ветер и не дать улететь теплу очага, она заметила необычное выражение его лица. Гиоргис буквально излучал довольство и восторг.
– Мария! – заговорил он, хватая дочь за обе руки. – Маноли просил твоей руки, хочет, чтобы ты стала его женой!
На мгновение Мария склонила голову, ее охватили в равной мере и радость, и боль. У нее даже сжалось горло.
– И что ты ему ответил? – шепотом спросила она.
– Да то, чего бы ты и хотела! Конечно «да»!
За всю свою жизнь Мария никогда не испытывала такой бури противоречивых чувств. Ее сердце кипело, как какой-нибудь котел с ингредиентами, не желавшими смешиваться между собой. А в груди у нее заныло от тревоги. Что бы все это могло означать? Неужели счастье обязательно должно быть таким болезненным? Точно так же, как Мария не смогла бы представить чужую боль, она не знала и того, как ощущается любовь. Она была вполне уверена, что любит Маноли. Как его не полюбить, при его-то обаянии и остроумии? Но провести с ним всю жизнь? Марию тут же начала глодать тревога. А что будет с ее отцом? И она тут же высказала эту мысль.
– Это прекрасно, папа. Это действительно прекрасно, но ты-то как? Я не могу оставить тебя здесь одного!
– Ну, обо мне не беспокойся. Я вполне могу и здесь прожить. Да я и не хотел бы куда-то переезжать из Плаки. Для меня слишком многое связано с этим местом.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Мария, хотя прекрасно поняла, о чем говорил отец.
– Спиналонга. Этот остров по-прежнему нуждается во мне. Пока я в силах водить туда свою лодку, я буду это делать. Доктор Лапакис полагается на меня, да и все островитяне тоже.
Поездки на остров продолжались так же, как всегда. Каждый месяц туда прибывали новые больные, так что необходимо было доставлять и продовольствие, и строительные материалы для работ, которые продолжало финансировать правительство. Гиоргис давно стал неотъемлемой частью всего этого процесса. И Мария, конечно же, понимала его привязанность к островку. Теперь они редко об этом говорили, но подразумевалось, что это нечто вроде призвания Гиоргиса и способ поддерживать связь с Элени.
И отец, и дочь плохо спали в эту ночь, а утро не спешило приходить. В этот день Гиоргис и Мария должны были отправиться с визитом в дом Маноли в поместье Вандулакисов. Маноли встретил их на пороге. Мария никогда прежде не видела этого дома, а теперь он должен стать и ее домом тоже. Ей не понадобилось много времени на то, чтобы определить: дом примерно в четыре раза больше, чем их дом в Плаке, и мысль о жизни здесь испугала ее.
Ознакомительная версия.
