Мы достигли Далтона лишь после шести. Джон знал какого-то мужчину с улицы Депорт, который позволял путешественникам ставить на своем заднем дворе палатки и пользоваться душем, так что я отправился с ним на заправку, чтобы узнать, где находится эта улица. Когда Джон вышел оттуда, то отправился в прямо противоположную сторону.
– Джон, нам туда! – воскликнул я.
– Ах, ну конечно, – согласился он. – Кстати, меня зовут Бернард. Понятия не имею, откуда взялся этот Куриный Джон.
Я кивнул и сказал ему, что найду его на следующий день, но больше никогда его не видел.
* * *Я провел ночь в мотеле и на следующий день направился к Чеширу. Мне предстояло преодолеть лишь 14 км по довольно легкому маршруту, но мошкара стала для меня настоящим испытанием. Я никогда не знал научного названия этих крошечных, злобных, крылатых точек, так что могу описать их лишь как парящую массу, которая следует за вами, куда бы вы ни направлялись, и постоянно оказывается у вас в ушах, во рту и в ноздрях. Человеческий пот вызывает у них оргазмическую реакцию, а распылитель от насекомых лишь усугубляет ситуацию. Эта вредная живность особенно назойлива, когда вы останавливаетесь, чтобы отдохнуть или попить воды, причем настолько назойлива, что в какой-то момент вы решаете больше не останавливаться и пьете на ходу, а затем отплевываетесь от них. Это был сущий ад на земле. Так что я ощутил невероятное облегчение, когда в полдень вышел из леса к солнечному и сонному маленькому городу Чешир.
В церкви Чешира, расположенной на главной улице, был бесплатный мотель для туристов. Как оказалось, жители Массачусетса много чего делали для своих путешественников. К примеру, я видел дома с объявлениями, приглашавшими людей выпить глоток воды или сорвать несколько яблок с деревьев. Но мне не хотелось провести целый день в двухэтажной кровати, плюя в потолок, так что я направился дальше в Адамс, который находился в семи километрах, которые нужно было прошагать по раскаленной асфальтированной дороге. Но, по крайней мере, там я мог провести ночь в мотеле и выбрать ресторан по душе.
В Адамсе оказался только один мотель. Это было весьма грязненькое местечко на окраине города. Я снял комнату и провел вторую половину дня, прогуливаясь по городу, лениво поглядывая на витрины магазинов и копаясь в коробках со старыми книгами в магазине старья, хотя, естественно, не нашел там ничего, кроме выпусков Reader’s Digest и тех странных книжонок, которые можно встретить исключительно на развалах, с такими названиями, как: «Энциклопедия домашней канализационной системы. Том 1», «Кивни, если слышишь меня: жизнь с человеком-овощем». Затем я прогулялся по пригороду, чтобы взглянуть на гору Грейлок, к которой должен был двинуться на следующий день. Грейлок является самым высоким пиком Массачусетса и первым холмом, превышающим километр, который встречают путники, идущие на север от Вирджинии. Он поднимается лишь на 1100 м в высоту, но выглядит намного выше, так как окружен более мелкими холмами. В любом случае он обладает какой-то своей особенной привлекательной статью. Я с нетерпением ждал, когда же на него заберусь.
Итак, ранним утром следующего дня, прежде чем меня настигла дневная жара, а прогноз погоды предвещал настоящую парилку, я остановился в городе, чтобы выпить банку газировки и съесть на обед сандвич. Затем я отправился по петляющей грязной дороге к «Пути Гульд» – боковой тропе, которая круто поднималась к Аппалачской тропе и дальше к горе Грейлок.
Грейлок и впрямь является одной из самых литературных гор в цепи Аппалачи. Герман Мелвилл, проживавший на ферме под названием Эрроухед на западной стороне горы, глядел на нее из окна своего кабинета, пока писал своего знаменитого «Моби Дика», и, по словам Мэгги Стьер и Рона МакЭдоу, написавших замечательную книгу «В горах» об истории вершин Новой Англии, именно ее профиль напоминал писателю о белом ките. Когда книга была завершена, он поднялся на гору с группой друзей и праздновал там окончание написания романа до самого рассвета. Классик американской литературы Натаниель Готорн и известная писательница Эдит Уортон тоже жили неподалеку и описывали эти места в своих произведениях. Практически нет писателей, творивших в Новой Англии в период с середины XIX века по двадцатые годы XX века, которые не поднимались бы сюда, чтобы полюбоваться открывающимся видом.
По иронии судьбы на самом пике своей славы Грейлок потерял весь свой зеленеющий ковер, которым он так гордится сегодня. Его бока покрылись проплешинами из-за перетаскивания дров, а нижние склоны были изрыты работниками сланцевых и мрамородобывающих шахт. Но позже он излечился и вновь порос травой, а уже в шестидесятые при активной поддержке правительства Бостона был создан план по превращению Грейлока в лыжный курорт с фуникулером, сетью подъемников и комплексом, состоящим из отеля, магазинов и ресторанов, прямо на вершине горы. И все это в стиле популярного в те времена мультфильма «Джетсоны». Но к счастью, этот план не состоялся. И по сей день Грейлок находится на 11 600 акрах нетронутой земли. И это просто прекрасно.
Дорога наверх была крутой, жаркой и, как казалось, бесконечной, но мои труды окупились сполна. Открытая, залитая солнцем и полная свежего воздуха вершина Грейлок увенчана большим и весьма симпатичным каменным зданием под названием «Хижина Баском», которое было построено в тридцатых годах прошлого века неустанными и вездесущими сотрудниками «Гражданского корпуса охраны окружающей среды». Теперь путники могут остановиться здесь на ночь или пообедать в ресторане. Также на вершине находится чудесный, абсолютно несовместимый с местностью маяк (Грейлок находится в 225 км от моря), который является мемориалом в честь солдат, павших в Первой мировой войне. Изначально его планировали установить в заливе Бостона, но по какой-то причине он оказался здесь.
Я пообедал, сходил в кустики и помылся в хижине, затем поспешил дальше, так как меня ожидали еще восемь миль и встреча с моей женой в четыре часа в Уильямстауне. Следующие три мили я шел по большей части по высокому хребту, соединяющему Грейлок с горой Уильямс. Вид отсюда открывался бесподобный. Я мог наблюдать за тем, что происходило на огромном пространстве, простиравшемся на десятки миль на запад за небольшими холмами, да еще и горный хребет Адирондак, но наверху было очень жарко, а воздух был тяжелым и стоячим. А затем я вышел к очень крутому спуску: километр футов всего за километр пути. Он проходил через густой и прохладный лес до дороги, которая вела через изумительно красивую пригородную местность.
Стояла изнуряющая жара. Три километра по дороге без единой тени поджарили меня настолько, что я чувствовал, как нагреваются подошвы моих ботинок. Когда я наконец достиг Уильямстауна, термометр на стене банка показывал 36 °С по Цельсию. Неудивительно, что мне было душновато. Я пересек дорогу и зашел в «Бургер-Кинг», где мы с женой договорились встретиться. Если и есть за что быть благодарным двадцатому столетию, так это за радость войти из испепеляющего воздуха горячего летнего дня в прохладную, хирургически чистую атмосферу помещения с кондиционером.
Я купил стакан колы размером с ведро и, прекрасно себя ощущая, уселся на стуле около окна. Я прошел 27 км по довольно сложному горному пути в жаркую погоду. Я был грязным, потным, выбившимся из сил и вонял достаточно сильно, чтобы люди от меня отворачивались. Я снова был в дороге.
В 1850 году 70 % территории Новой Англии занимали фермерские угодья, а остальное – леса. Сегодня пропорция была обратной. Возможно, что ни одна другая местность в мире не изменилась так сильно всего за одно столетие, по крайней мере, не в противоположном от развития прогресса направлении.
Если бы вы захотели сегодня стать фермером, вам вряд ли удалось бы найти для этого место хуже, чем Новая Англия (ну, в центре озера Эйр, возможно, но вы понимаете, о чем я говорю). Почва здесь каменистая, земля идет под уклон, а вода настолько плохая, что местные жители даже гордятся ею. Если верить старой поговорке, год в Вермонте – это «девять месяцев зимы, за которой следуют три месяца очень плохой езды на санях».
Но вплоть до середины XIX века фермеры выживали и в Новой Англии, потому что их угодья находились вблизи прибрежных городов, таких как Бостон и Портленд, а еще потому, как я предполагаю, что они не могли найти себе занятия получше. Затем произошло два события: была изобретена жатвенная машина МакКормика, которая идеально подходила для больших, зеленеющих ферм Среднего Запада, но была совсем плоха на тесных каменистых полях Новой Англии; вторым событием стало развитие железных дорог, которые позволили фермерам со Среднего Запада вовремя привозить свою продукцию жителям востока. Фермеры Новой Англии не могли тягаться с такими соперниками, так что они тоже стали фермерами Среднего Запада. К 1860 году почти половина населения Вермонта, а именно 200 тысяч человек из 450 тысяч, жили не на родных землях.
