Сам Селфридж предпочитал клуб «Кит-Кэт». Это дорогое заведение открылось на улице Хеймаркет в начале 1925 года и предлагало посетителям не только послушать оркестр, но и полюбоваться на изумительных танцовщиц кабаре. В «Кит-Кэт» тоже пришли с рейдом, и вскоре клуб закрыли. Пытаясь обойти закон, его впоследствии открыли как «ресторан-кабаре». Чтобы отпраздновать это событие, председатель клуба сэр Чарлз Ротен пригласил выступить на открытии восхитительный танцевальный дуэт «Сестрички Долли». Среди гостей был и Гарри Гордон Селфридж. Этих девочек он видел в деле не впервые. В 1921 году они выступали на лондонской сцене в шоу Ч. Б. Кошрана «Лига мелочей», и Гарри скрупулезно внес в свой гроссбух потраченные на билет 28 пенсов. Увидев их шесть лет спустя в «Кит-Кэт», он закрутил роман с Дженни – а поговаривали, что и с обеими сестрами сразу, – который сошел на нет к 1933 году и стоил ему в прямом смысле миллионы долларов.
Дженни и ее сестра Рози были идентичными близнецами. Венгерки по происхождению – урожденные Джансей и Розика Дойч, – они родились в 1892 году. Семья переехала в Америку, где девочки выучились на танцовщиц и отправились в турне, когда им было всего по четырнадцать лет. Первый взлет сестричек Долли случился, когда Фло Зигфелд взял их в свое шоу в 1911 году. К тому времени как они добрались до Лондона, им было по двадцать девять – они уже вышли из возраста, когда принято играть инженю, но с ролью справлялись отлично.
Близняшки специализировались на синхронном танце в «тандеме», зеркально отражая друг друга, так что их движения, да и сами девушки, будто сливались воедино. Отличить их можно было только на слух – Дженни больше хихикала. Она успела недолго побывать замужем за создателем фокстрота Гарри Фоксом, а в послевоенном Париже исполняла весьма откровенные танцевальные номера с профессиональным партнером Клифтоном Уэббом, в то время как Рози специализировалась на особенно эротичной форме фламенко. В основном, однако, девушки танцевали – как они делали почти все – à deux[44]. За любовь к драгоценностям, страсть к азартным играм и слабость к богатым мужчинам их вскоре стали называть «куколками на миллион».
Особенно их выступления любили весельчаки и гомосексуалисты, а также секс-туристы, частые гости в ночных клубах Парижа, которые были и пороскошнее, и пораскованнее, чем в Лондоне. Во французской столице Эльза Максвелл, главный организатор вечеринок того периода, совместно с модельером капитаном Эдвардом Молино управляла ночным клубом «Акация». Там Дженни могла танцевать, каждую ночь появляясь на сцене в накидке из свежих гардений. Сестры, очевидно, считали Лондон слишком душным и предпочитали выступать в Париже и других уголках Франции. На самом деле их распутный образ жизни приводил к тому, что их не принимало общество города, где на артистов по-прежнему смотрели с легким содроганием. Назвать их не-сдержанными было бы преуменьшением. Юный репортер «Санди таймс» Чарлз Грейвз вспоминал, как брал у них интервью после их выступления в «Лиге мелочей»: «Я постучал в дверь, и они хором ответили: “Подождите минутку”. Я подождал. “Входите”, – крикнули они. Я зашел. Обе были совершенно голые».
Во время их первой попытки покорить Лондон за сестрами Долли вовсю ухаживал сэр Томас Липтон. На самом деле добрый сэр Томас, хотя и тратил много сил на то, чтобы поддерживать репутацию дамского угодника, женщинами не интересовался и каждый вечер возвращался к своему сожителю и преданному секретарю Джону Вествуду. Во время сезона «Кит-Кэт» сестры Долли нашли себе компаньонов, более заинтересованных в их чарах, и по-братски делили своих мужчин. Дочь лорда Бивербрука Джанет Айткен Кидд вспоминает в своих мемуарах: «Мой отец и его друг Гарри Селфридж перебрасывались Дженни и Рози, словно шариками для пинг-понга». Девушки имели бешеный успех. Их портрет писал художник Кес ван Донген, Эдуард Бодуан нанял их выступать на открытии своего божественно шикарного Морского клуба «Казино», созданного из старой деревянной хижины в Жуан-ле-Пене, а Сесил Битон нарисовал для «Вог» близняшек, играющих в «Ле-Туке» в девятку. Сестры Долли были первыми звездами, которые стали знамениты именно своей знаменитостью.
Слава много значила для Селфриджа, мода же его не особенно интересовала. Он не был частью «дизайнерского мира», его не приглашали на обеды к Конде Насту. Он тратил целое состояние на развлечения, но становился бережливым, когда дело касалось его одежды. Арнольд Беннет, заглянувший однажды между встречами в подвал магазина, встретил там Селфриджа «в весьма старом утреннем костюме и шелковой шляпе. Однажды он схватил меня и повел показывать новую часть – холодильное хранилище для мехов, лучшее в мире. Затем мы поднялись на частном лифте в офисную часть и в его кабинет, где мне пришлось алмазом нацарапать свой автограф на окне».
Окно для автографов, гордость и отрада Вождя, к тому времени стало настоящим справочником знаменитостей – на нем были росписи Чарли Чаплина, Фреда Астера, Дугласа Фэрбенкса-младшего, Сюзанны Ленглен[45] и Майкла Арлена. В рабочее время Селфридж по-прежнему был воплощением контроля и собранности и работал дольше, чем мужчины вдвое младше его. Но он не жалел сил и на развлечения, с восторгом демонстрируя свои новые трофеи. Он гулял по магазину с Сюзанной, или с Дженни, или с Фанни Уорд – как когда-то с Габи – и помогал им выбрать различные обновки, приказывая подчиненным «выслать счет наверх». Любопытно, что думали продавщицы, зарабатывавшие несколько фунтов в неделю, о том, что их пожилой, хотя и глубоко уважаемый, босс беспечно тратит сотни, а то и тысячи фунтов на своих знаменитых подруг. Восхищали ли их его связи со знаменитостями? Несомненно. Обсуждали ли они это по дороге домой? Однозначно. Огорчало ли их, что безрассудный старик трясется над довольно жадными женщинами? Почти наверняка.
Жизнь универмага шла быстрым темпом. В 1925 году, в неделю празднования шестнадцатилетия «Селфриджес», более миллиона человек переступили порог магазина. В честь радостного события Селфридж проспонсировал инновационную пятнадцатиминутную радиопередачу о модных коллекциях Парижа – ее вела актриса Ивонн Жорж с верхушки Эйфелевой башни. Инициатором этой ранней попытки коммерческого радио стал бывший военный летчик, радиоволшебник капитан Лео-нард Плагг. К несчастью для Селфриджа, когда была собрана статистика, оказалось, что передачу слушали всего три человека. Неунывающий капитан Плагг основал станцию «Радио Нормандия» и к тому же сколотил состояние на создании первого радио для автомобилей.
Тем временем некоторые посетители универмага своими глазами видели, как делается история: молодой Джон Бэрд продемонстрировал покупателям свой «телевизор». Бэрд долго и упорно работал над тем, чтобы получить признание. Он зашел в редакцию «Дейли экспресс», наде-ясь объяснить принципы телевидения научному редактору, и в ответ получил: «Ради бога, кто-нибудь, спуститесь в приемную и избавьтесь от этого психа. Он говорит, что у него есть машина, которая передает изображения по радио. Осторожно – у него может быть нож!» В более просвещенном «Селфриджес» Брэду заплатили двадцать пять фунтов за демонстрацию его аппарата в течение недели по три раза в день. У него не было ни гроша в кармане, и эти деньги стали для него словно даром свыше.
Время перемен наступило не только вокруг, но и в самом бизнесе. Сотрудники покидали компанию. Получив отличное обучение и опыт, они теперь могли рассчитывать на высокую зарплату в других местах. Перси Бест перешел в традиционный дом тканей «Скулбедс», а трое американцев отправились на родину, дизайнер по витринам Эдвард Голдсмен вернулся в «Маршалл Филд», хотя раз в год он за солидное вознаграждение приезжал в Лондон, чтобы отвечать за рождественское оформление витрин «Селфриджес». В противоположном направлении через Атлантику отправился молодой Ральф Исидор Штраус из тогда семейной фирмы «Мейсис» в Нью-Йорке: он получал степень магистра делового администрирования в Гарварде и на лето стал трудолюбивым стажером в лондонском универмаге. Эрик Данстен ушел с работы ради Сири Моэм, которая теперь жила на Гавернер-стрит. Счастья эта перемена не принесла. Данстен вскоре съехал со словами: «Меня мало волновало ее декораторское искусство и еще меньше – она сама». Его место во внутреннем кабинете Селфриджа занял капитан Лесли Уинтерботтом, один из последних гусар, который оставался с Вождем до 1939 года.
В 1925 году канцлер казначейства Уинстон Черчилль инициировал возвращение золотого стандарта. По аристократии тяжело ударили налоги на наследство – после смерти герцога Рутлендского герцогине пришлось выставить на продажу свой особняк на Арлингтон-стрит, – а нувориши купались в деньгах. Тех, у кого был наметан глаз на слияния, поглощения и реструктуризацию государственного долга, ждали золотые горы. Селфридж вскоре вольется в этот поток и разбогатеет так, как даже и не мечтал. Но как он распорядится этими деньгами?
