– Что ты имеешь в виду?
Кон встал.
– Раманатан, слушай внимательно. Ты все нам выложишь, или я попрошу всех выйти и мы повторим наше представление. В библиотеке тебя никто не услышит, вокруг достаточно шума и музыки, и ты видишь, что недостатка в острых предметах здесь нет …
Кон небрежно указал на Ноэлеву коллекцию керисов. Я впервые услышал, каким твердым и жестоким может быть голос Кона, и вспомнил, как торговец супом назвал его Белым Тигром.
– Мне нужны деньги, – сказал Раманатан. – Когда они увидят, что бомба не взорвалась, то поймут, что я заговорил. Они меня выследят. Мне нужны деньги и безопасная переправа в Мадрас.
– Хорошо, – ответил отец. – Я тебе заплачу. И уверен, что Таукей Ийп сможет организовать твой отъезд.
– Кто приказал заложить бомбу? – спросил Кон.
– А ты как думаешь? – Раматан указал пальцем на меня. – Твои друзья, твои японские друзья.
Я оттолкнул отца.
– Кто именно? Какие друзья? – Мне удалось удержать голос, чтобы тот не задрожал.
– Вы просто идиоты, вы все, – покачал головой Раманатан. – Они скоро придут и вышвырнут вас, европейцев, вон.
– Так ты веришь их пропаганде? Что японцы хотят выгнать колонизаторов и вернуть страну их законным владельцам – народу? Что они хотят создать так называемую Азиатскую сферу взаимного процветания[71], чтобы распределить благосостояние по всему региону? Они хотят захватить все сами, а не делиться властью и богатством с теми народами, которых превратят в собственный скот, – устало сказал отец.
– Вы ошибаетесь. Они освободят нас от вас, европейцев. Они вырежут вас всех до единого.
– Кто отдавал приказ? Его имя? – спросил я.
– Не знаю, – Раманатан улыбнулся мне самодовольной, почти соболезнующей улыбкой. – Они же твои друзья, сам у них спроси.
На этот раз пришла очередь отца удерживать меня, чтобы я не врезал ухмылявшемуся официанту.
У двери библиотеки нас встретил Уильям.
– Куда вы пропали? Вас все ищут. Отец, Изабель хочет кое с кем тебя познакомить. И тебя тоже, – сказал он, поймав меня за руку, когда я уже начал двигаться в сторону.
В толпе гостей мы увидели Таукея Ийпа. Он кивнул головой в знак того, что обо всем позаботился. И тут из толчеи вынырнула Изабель, и я понял, что следовавший за ней мужчина и есть тот гость, кого она просила включить в список.
Когда Питер Макаллистер пожал ему руку, у отца под скулами заходили желваки. Он был высокий и широкоплечий, с наметившимся брюшком. Рядом с ним Изабель казалась маленькой девочкой. Она казалась напряженной, что не исправила даже обращенная к ней отцовская улыбка; но мы все знали, что отец никогда не поставит семью в неловкое положение на публике. Сейчас он держался с Макаллистером с подчеркнутым обаянием. Суровые слова должны были последовать после приема, но мне почему-то показалось, что на этот раз Изабель их не боялась.
Я ушел. Меня не отпускал вопрос, был ли Эндо-сан замешан в покушении на жизнь отца. Он стоял в одиночестве на краю газона под казуариной и смотрел на свой остров. Я отказывался поверить, что он хоть что-нибудь об этом знал. Это было так просто.
– Твой отец – хороший человек, – заметил он, когда я подошел к нему.
Мы подошли к краю бассейна. Я запустил в воду сотни масляных ламп, установленных на искусственных водяных лилиях, и их блеск переливался на поверхности воды. По всему парку статуи из отцовской коллекции были уставлены свечами, отчего казалось, что они двигаются как живые в бьющихся на ветру язычках пламени.
Выкатившаяся луна заставила звезды побледнеть. В миле от Истаны маяк резал лучом бескрайнее море. Я решил не говорить Эндо-сану про откровения Раманатана. С помощью дзадзэн я слой за слоем отфильтровывал шум вечеринки, представляя, что, кроме нас двоих, вокруг никого не было.
– Филип-сан, – раздался голос сзади.
Это был Танака, учитель Кона. Я поклонился.
– Конбанва[72], Танака-сан.
Он вернул мне приветствие и обратился к Эндо-сану.
– Как твои дела? Столько времени прошло, правда?
– У меня все хорошо. Да, времени прошло немало. Как поживает Уэсиба-сэнсэй?
– Боюсь, у меня нет от него новостей. Последний раз я получил от него письмо накануне его переезда на Хоккайдо.
– Хоккайдо?
– Он хотел оказаться подальше от войны, от генералов и министров, которые каждый день докучали ему, чтобы он начал обучать армейских новобранцев. Он передал мне сообщение для тебя, на случай, если мы с тобой встретимся.
Эндо-сан вздохнул, словно ожидал этого.
– Он сказал, что понимает твои действия, но это не значит, что он их одобряет. У тебя есть долг перед семьей, но ты не должен отклоняться от пути, на который он тебя наставил. Еще он сказал, что всегда будет считать тебя своим учеником.
Эндо-сан оставался бесстрастным.
– Как дела у твоего ото-сана? – продолжал Танака.
Я прислушался, стараясь не упустить ни единого слова. Эндо-сан никогда не распространялся о своем отце.
– Он выздоравливает от недавней болезни. Правительство обращается с ним хорошо, ему дают нужные лекарства. Спасибо за твою заботу.
Тон Эндо-сана ясно показывал, что тема отца закрыта, но Танака не обратил на это внимания.
– Нашему императору не следовало слушаться генералов, – сказал он. – Твой отец был прав, что твердо заявил о своих убеждениях, несмотря на цену, которую ему пришлось заплатить. Столько страданий. Скоро ли закончится война в Китае?
– Не знаю. Надеюсь, что да.
– Тебе нужно вернуться домой, друг мой.
– Я заключил договор с правительством, и я буду его выполнять, пока отец не выйдет на свободу. Скажи моей семье, что мне не нужен надзиратель в твоем лице.
– Я делаю это не только ради них. Мы все о тебе беспокоимся, даже те, кто не принадлежит к твоей семье.
Эндо-сан не нашелся с ответом, и стало ясно, что разговор подошел к концу. Они обменялись поклонами, и Танака-сан ушел, смешавшись с толпой.
– Вы никогда не рассказывали мне ни о своей семье, ни об отце.
– Когда-нибудь расскажу, – ответил он, отводя взгляд от удалявшегося Танаки. Он собрался с мыслями, вздохнул, посмотрел на часы и сказал:
– Скоро нам с Хироси-саном придется уйти.
– Вы пропустите отцовскую речь. Вы должны на нее остаться, его речи славятся остроумием, – сказал я, внимательно наблюдая за его лицом.
Внезапно меня затошнило, потому что, как я этому ни противился, в голове снова всплыла мысль, что ему известно о бомбе.
Он покачал головой.
– Нам завтра рано вставать. Но спасибо за приглашение.
– Я думал, что Хироси-сан его не примет.
– Почему нет?
– Я его как-то раз оскорбил.
Я вкратце передал ему наш разговор в доме Генри Кросса.
Эндо-сан недобро рассмеялся.
– Это было очень дурно с твоей стороны.
– Япония захватит Малайю? – Настала моя очередь задавать вопросы.
Учитель не колебался.
– Да.
Одно это слово изменило весь мир. Никакой попытки напустить туману и вплести правду в что-то удобоваримое вроде Азиатской сферы взаимного процветания, в которую верил Раманатан.
– Когда?
– Я не знаю. Но это произойдет очень быстро. – Он отвернулся к морю. – Тебе не о чем беспокоиться. Я обеспечу твою безопасность и безопасность твоей семьи. Но вы все должны будете с нами сотрудничать.
– Вы всегда это знали, да? – спросил я, пытаясь не выказать ярость.
Его глаза врезались взглядом в мои, и я шагнул назад.
– Где все те идеалы, которым вы меня учили, идеалы вашего сэнсэя? Любовь, мир, гармония? Где они?
Он не ответил.
– Твой дед… – Он запнулся, но потом продолжил: – Я как-то говорил тебе, что у нас всех были прошлые жизни. Помнишь?
Я помнил. Тогда, вернувшись из Храма змей, мы пошли по пляжу, только что отмытому дочиста наступившим отливом, и по безукоризненно гладкому песку за нами тянулась цепочка следов. Эндо-сан спросил меня:
– Что ты почувствовал, когда мы впервые встретились?
– Как будто я уже знал вас раньше. Возможно, мы встречались на каком-нибудь приеме.
Но я знал, что это было не так. Нет, ощущение было совсем другим. Будто время сложилось как телескоп.
– Верно, мы познакомились очень-очень давно, много жизней назад. И мы знали друг друга в течение многих жизней.
Он остановился, повернулся и указал на цепочки следов.
– Мы стоим в настоящем, а там – прожитые нами жизни. Видишь, как наши следы иногда пересекаются? – Он повернулся в другую сторону и указал на бескрайнюю полосу незапятнанного песка. – А вон там – жизни, которые нам предстоит прожить. И наши следы снова пересекутся.
– Откуда вы знаете, как вы можете быть в этом уверены?
– Это открывается мне, когда я медитирую. Проблесками и вспышками, уколами, иногда острыми, как катана, иногда едва уловимыми.
– Как заканчивались наши жизни? – спросил я, уступив любопытству.
Он посмотрел на море. Там, балансируя на канате горизонта, качалась парусная яхта.
