Я парился до тех пор, пока мои руки не стали красноватого цвета, словно словесный кал У. Одена. Лежать в ванне было настоящим кайфом, но еще мне не хотелось спускаться вниз и лицезреть Сару: устроенного мне экзамена было вполне достаточно на сегодня. Она не вела себя настырно, просто хотела выяснить те моменты, которые не поняла, потому что иногда я нес абсолютный бред. Вы, конечно, можете себе представить, в каком я оказался положении? Импровизации под пулеметным огнем.
Но пародоксально, когда я наконец набрался смелости и решился спуститься вниз, Сара более не педалировала вопрос. Мы немного поели, посмотрели телевизор, она спросила, как дела с книгой, и мы поболтали о том о сем. Все было очень мирно. И уютно. С Джорджи было просто фантастично, но с Сарой было очень приятно ощущать домашний комфорт. Сидеть на диване и есть чипсы, пока она просматривает каталог магазина «Арго» в поисках нового фена для волос. Когда мы лежали в постели, ее голова у меня на животе, и я закончил читать статью, то почувствовал настоящее блаженство.
– Почему ты не рассказал мне о вечеринке? – спросила она.
– А?… – ответил я рассеянно. Сделал вид, что увлечен журналом и не расслышал, что она сказала, но на самом деле я все прекрасно слышал и содрогаясь подумал: «Вот дерьмо».
– Я говорю, почему ты не рассказал мне о вечеринке?
– Хммм…? – попытался я еще раз, чтобы подчеркнуть, насколько пустячным казался мне ее вопрос, – …какой вечеринке?
– Той, которую устраивает издательство, чтобы отметить удачные продажи книги.
Каким-то образом я умудрился притормозить и ответил:
– А, о той самой. – Я перевернул страницу в журнале (для вида, я не то что не читал, даже не представлял, что передо мной за строчки) и потом ответил небрежно: – А зачем мне о ней упоминать? Это всего лишь пустяшное мероприятие отдела паблисити.
– Потому что ты знаешь, что я хотела познакомиться с Джорджиной Най, и я могу это сделать на вечеринке.
– Не уверен, что тебя пропустят. Она для журналистов. И знаешь что…
– Нет, мне можно пойти, – в ее голосе была грустная уверенность.
– Правда? – сказал я, делая вид, что еще больше погружаюсь в журнальную статью. Мое притворство было столь рьяным, что я действительно кое-что прочел на странице. Потом быстро перевернул страницу и открыл следующую, испугавшись, что слишком долго рассматривал, как выяснилось, рекламу крема против молочницы.
– Да. Я заходила к Хью и Мэри, пока тебя не было, чтобы забрать видео «Международного гран-при», которое они для меня записали…
– А… Только я уйду вечером из дома, так ты садишься за видеокассету с велосипедистами…
– Нет, я не… просто… – Сара не собиралась отвлекаться от темы. – Послушай, неважно. Суть в том, что, когда я была у них в гостях, они упомянули о вечеринке. Я точно могу пойти, если захочу. Они, кстати, решили, что мне обязательно надо там быть.
– А, понятно. – «Ох, черт!» – Хорошо. – «Вот дерьмо». – Я просто не подумал. Как я уже говорил, это просто скучное мероприятие для прессы. Я сам не думал туда идти.
– Я пойду, даже если ты не пойдешь.
Хорошо сказано – прямо в точку.
– Сначала не собирался идти… но потом подумал, что мне придется, иначе я буду выглядеть зазнайкой. К тому же, может быть, обзаведусь там новыми связями.
– А разве там не будет Эми? Она же обычно делает это вместо тебя.
– Думаю, что будет, но…
– А, да, она точно будет. Я звонила ей вчера вечером, чтобы спросить, пойдет она или нет.
К этому моменту мой желудок съежился до размера лесного ореха. Меня совсем не радовала перспектива того, что мы втроем: я, Джорджи и Сара – будем в одном помещении. Но мне казалось невероятным представить Сару и Джорджи вдвоем, пока я сижу дома и кусаю локти. Если Сара собиралась познакомиться с Джорджи, мне просто необходимо быть рядом, чтобы контролировать ситуацию. А вдруг Джорджи что-то случайно обронит? Было бы лучше, если я буду поблизости, чтобы держать оборону. Но линия развития сюжета на вечеринке казалось просто милой игрой по сравнению с новой вестью, что вчера Сара звонила Эми. Я вполне мог себе представить начало их беседы:
Сара. Эми, пока Том в Лондоне подписывает тот контракт…
Эми. Ты что несешь, мать родная?
– Ты бы могла позвонить мне, – сказал я. Я подумал, что стоит добавить, – потому что Эми последнее время страдает шизофренией, галлюцинациями, потерей памяти, патологической ложью, и все такое. – Но я был в замешательстве, стоит ли самому об этом сообщить или подождать, пока Сара спросит, почему Эми ничего не знает ни о каких контрактах и моей поездке в Лондон, и объявить правду о болезни Эми поникшим голосом.
– Ну, я не хотела тебя беспокоить, к тому же мне показалось вполне естественным спросить Эми о ее делах, а не спрашивать об этом тебя. Ты же не знаешь о ней всего, верно? Она всего лишь твой агент.
– Верно.
– И знаешь, что меня поразило, если хочешь знать… она очень скрытная… а может быть, она более сдержанная со мной, чем с тобой…
– Скрытная?
– Я разговаривала с ней по телефону десять минут, и за это время она не дала мне ни одного определенного ответа, кроме того, что она идет на вечеринку… Вообще-то не знаю, стоит ли назвать ее «скрытной» или «уклончивой». Эми, похоже, говорила намеками, чем меня просто поразила.
– Она же мой агент.
– Я знаю, что не часто с ней общаюсь, но Эми всегда сторонится меня, так ведь? Но я никогда не замечала, чтобы это было так явно.
Я пожал плечами. Я не мог придумать более вразумительного жеста.
– В общем, – продолжила Сара, – по крайней мере, она сообщила мне, что идет на вечеринку. Ты даже не сказал мне об этом мероприятии. Весь вечер я расспрашивала тебя о книге и как идут дела, и ты ни разу даже не затронул эту тему. Словно ты что-то скрываешь от меня.
– Скрываю? Скрываю что? Я не знал, что меня проверяют, как на допросе. Я просто думал, что мы болтаем, и даже в голове не держал, что стоит упоминать какую-то дурацкую вечеринку отдела паблисити. Если бы ты меня спросила, я бы все тебе рассказал.
– Но как я могла спросить тебя, если я не знала о ней?
– Но ты же знала.
– Но ты не знал, что я знала.
Меня явно атаковали. Я эвакуировал войска под прикрытием долгого театрально вымученного вздоха. Мы перестроились и напали с тыла в надежде, что он будет менее защищен.
– Господи, Сара, у меня был такой жуткий день: я носился туда-сюда, споткнулся о бомжа, упал и еще масса всего, и вот я возвращаюсь домой, и ты туда же! Причем неизвестно, по какому поводу. Из-за того, что я не сказал тебе о том, что это не очень-то и важно и о чем ты и так знала.
Я действительно чувствовал себя ущемленным, а не просто наигрывал, чтобы произвести впечатление. Я чувствовал себя обманутым и использованным. Господи, словно я не был и так в кошмарном напряжении оттого, что мне приходилось жонглировать разными выдумками, связанными с моим любовным романчиком, неужели моей девушке было обязательно осложнять этот и без того нелегкий процесс?! Бутерброд явно падал маслом вниз.
Сара смотрела мне прямо в глаза так долго, что мне стало неуютно. Беспредельно долго, так что от моей гримасы, изображающей раненые чувства, начали побаливать мышцы век. Наконец она вздохнула и опустила голову мне на грудь.
– Прости, Том. Просто я…
Она не закончила фразу «Просто я…», приглашая меня продолжить беседу вопросом: «Просто что?», как мне показалось. Но я не собирался этого делать. О нет, господи помилуй! Я бы хотел похоронить этот вопрос и закрыть его раз и навсегда, но у меня не было готовых ответов, так что фраза повисла в воздухе. Изо всех возможных вариантов этот был самым приемлемым.
Немного позже я начал поглаживать ее волосы. Я гладил их некоторое время, притворяясь, что снова погрузился в чтение. Ее голова лежала так, что глаза были не видны, но явно открыты: взгляд Сары был настолько пронизывающим, что я видел, что она вглядывается куда-то, даже не видя ее глаз. Я не подал виду, что чувствую, что глаза ее все еще смотрят в глубь спальни, потому что тогда мне пришлось бы спросить: «О чем ты думаешь?», что было явно опасным направлением. Хотя это слишком ясно, что я не спрашиваю, о чем она думает, словно признаю собственную вину. Вместо этого я старался проводить по ее волосам так, как гладят голову человека с закрытыми глазами. Ситуация, как вы видите, дошла до высочайшего уровня напряжения. Я хотел подвинуться в кровати, потому что у меня заболел синяк, но не осмеливался. Ситуация была настолько непредсказуемой, что любое внезапное движение, шум или даже малейшее перемещение попки могли вызвать пламенную дискуссию. Я продолжал гладить ее по голове, пока не решил, что можно позволить себе тихо-тихо зевнуть, сигнализируя, что пора спать, и медленно выключить свет.
Темнота была озвучена тишиной. А потом Сара, не двигаясь, прошептала:
– Ты любишь меня?
