Ознакомительная версия.
Зазвонил телефон. Райнер. «Соскучился?» «Не без этого. Но я хочу тебе сообщить, что по мне тоже соскучились. Твоя мама звонила. Пригласила с визитом. Без тебя. Тебе никто не звонил, я правильно понимаю?» «Мне никто не звонил. Меня для них нет». «Неправильный вывод, если для них есть я, ты для них тоже существуешь, даже не сомневайся и не спеши радоваться или жаловаться на свое сиротство. Какие цветы любит мама?» «Я бы на твоем месте ничего ей не дарила. С ней никогда ничего не знаешь наперед». «Я подумаю. Я тебе позвоню. Не грусти».
Несколько дней меня мариновали. Узнаю почерк отца. Думаю, что он копил претензии ко мне после получения копии моего письма Оскару. Хотя, зная Оскара, можно предположить, что письма он не отправлял, а просто позвонил отцу, сказал, что беспокоится обо мне, потому что ему кажется, я начала пить. А также сообщил, что я просила передать о своем отъезде в Украину.
С отцом я давно не общалась. Чаще можно встретить прочерк напротив графы «отец», чем прочерк напротив графы «дочь», но кто сказал, что папа не претендует на оригинальность? Мама послушно выполняла все его прихоти. Поэтому они держатся вместе, это слаженная пара. Он делает вид, что очень чистый и соблюдает все правила и законы, еще бы! По-другому и быть не может у господина судьи. Зато мать всегда была немного сумасбродной и способной на эмоциональные поступки. Папа же уважал ее свободу, потому что он любил ее, понимал и ценил как личность, и поэтому провоцировал на нужные ему поступки, а потом мягко укорял ее.
Мне пришло новое письмо. Интересно, от кого это? Непонятно. «Не спеши сближаться, дружить, от этой спешки можешь завыть:)». Подписи нет. Письмо-предупреждение, как в китайском печенье? Может, это какая-то брошенная Райнером подружка шутит таким образом, запугивает меня?
Мне снова звонили. На этот раз Дора Тотер-Габор. Неожиданно, неужели поступила новая информация о деде? Я механически перенесла письмо-предупреждение в папку «личное». «Добрый день, Марта. Ты вернулась из Украины, как съездила?» Ну ничего себе. Они оба, словно две команды саперов, держали временнýю дистанцию, чтобы в один прекрасный день взорвать меня одновременно. Как быстро она перешла на «ты», чтобы мгновенно приблизиться. Кобра. «Вы следите за мной?» «Нет, отслеживается только твоя фамилия. То есть фамилия господина Отто».
«Я должна перед вами отчитываться?» «Марта, ты меня неправильно поняла. Это дело не пустой звук для меня. Я хочу докопаться до истины. Думаешь, это просто? Ты уже поняла, что это не просто. Я трижды гадала на картах Таро, загадывала, узнаешь ли ты что-то там, на месте, или нет». «Новая методика Министерства юстиции? Я познакомилась с несколькими людьми, которые могли бы вам пригодиться».
«Правда? С ними можно связаться?» «Можно. У них есть мобильные телефоны, и они прекрасно ориентируются в народных приметах. Например, я упала и сломала руку не потому, что поскользнулась на влажных ступеньках, а потому, что подобрала и занесла в дом чужие ножницы». «Марта?» «Я слушаю». «Марта, у тебя все в порядке?» «С рукой – да. Хотя собирал мне ее врач, который демонстрировал ход операции на игрушечном шимпанзе. Слушай, Дора, я не хочу морочить тебе голову, про деда я ничего нового не узнала. Да и не нового тоже. Постояла у пустой могилы, пообщалась с местными и отправилась домой. А что показали Таро?»
«Я не разбираюсь в этом, просмотрела, как картинки. Жаль, что ты ничего не узнала. Четвертое письмо не нашлось?» «А вы его искали?» «У тебя такой тон, что лучше нам закончить этот разговор. Пока. Не забывай держать нас в курсе. Всего хорошего! Официальный запрос по поводу твоего визита в Украину ты получишь в ближайшее время».
Я снова принялась за работу. Еще несколько раз пришлось отвлечься на телефонные звонки, Наташа поблагодарила за макет костела, сказала, что это лучший из подарков, который она только могла себе представить. Мы еще немного поговорили на тему социальной адвокатуры. Наташа хотела зарегистрировать бюро адвокатов, которые бы бесплатно помогали легальным мигрантам. И очень надеялась, что возглавит его Дерек. Я традиционно сомневалась, вдруг почувствовала, что сама хочу попробовать. Решила пока ничего не говорить Наташе, потому что не могла разобраться с тем, настоящим ли было мое желание и откуда оно всплыло. Потом звонила фрау Фоль, передавала привет от Лилии, интересовалась делами, договорились попить вместе кофе. Я со страхом ждала возвращения Райнера. Не то чтобы я была в нем не уверена или боялась за него, я не могла понять, что хочет довести до его сведения отец.
Наконец он вернулся. Я напоминала себе Тролля или тетю Олю, которая увидела Марата, я наматывала круги, дергала его и твердила одно и то же: «Ну что? Ну что?» Райнер поцеловал меня и спросил, может ли он раздеться. Я позволила. Отпустила рукав его куртки, чтобы крепко вцепиться в запястье.
Мы сидели за столом, когда Райнер начал свой рассказ. «Внешность у твоей матери такая безупречная, не представляю, как твой отец касается ее руками. Раньше я видел комнаты подобной красоты, а не людей, наверное, он всякий раз закрывает глаза, а то как же иначе поверить в то, что это твоя жена?» Я вскипела. Неужели он думает, что я не наслушалась этих дифирамбов, посвященных матери, за всю свою не столь уж короткую жизнь? «Марта, я просто стараюсь быть откровенным, остынь, ладно?» Он мягко коснулся моей ладони, развернул ее к себе, погрел об нее нос.
«Там были мать, отец, который появился позже и очень эффектно: торжественно проплыл по комнате, неся в руках судейскую мантию, чтобы прилюдно, т. е. в присутствии непосвященных, в данном случае меня, повесить ее в шкаф. Это все было похоже на то, будто он говорит: я здесь со своей семьей, отец и муж, и уж никак не судья. Убедительно, должен признать». «Да, мать несказанно красива, отец – извечно убедителен, именно так оно и есть». «Еще был Манфред, Бриг и Тролль. Манфреду я обрадовался больше, чем остальным, мне же порадовался за всех Тролль, мои амбиции получили чуточку витаминов». «А чего это ты так обрадовался Манфреду, что-то я не поняла, если честно. Нет, я ему тоже радуюсь, но это мой брат, у тебя нет в отношении него таких обязательств». «Ты – злюка. Обо всем узнаешь».
«Они сразу стали тебя обрабатывать? Ты рассказал им о своем деде?» «Знаешь, они предпочли говорить о тебе и твоем деде. Они возложили на меня почетную миссию по твоей реабилитации. Чтобы ты занялась работой, чтобы ты занялась своей личной жизнью, чтобы не задалбывала ни себя, ни свою семью дедом, который отошел в мир иной».
«Замечательно. А ты?» «Знаешь, сначала я предстал настоящим романтиком. Чуть занудным, но лирическим». «Это как?» «О, ты бы слышала мою речь. О нашей встрече и любви. Я сказал, что если долго тянется холодная весна, деревья держат свои почки в себе, они вырастают под корой, как опухоли, и не могут выйти наружу, деревья болеют, но когда немного теплеет, то деревья бросаются всеми ростками навстречу этому теплу, так и у людей с любовью. Так и мы с тобой. Душевно?»
«Душевно. Наверное, это понравилось отцу. Потому что звучит и выглядит, как сцена выяснения отношений между женихом и строгим отцом невесты из бедной, но независимой семьи в какой-нибудь социальной пьесе, классической, конечно, не авангардной. Он пылкий поклонник такой драматургии. А если бы в конце кто-то еще оказался предателем или кого-то отравили, он бы непременно записался на твои лекции». «Думаешь?» «Конечно. Ты их очаровал». «Не могу с тобой не согласиться, меня даже сделали поверенным в сердечных делах Манфреда. Рассказали о его конфузном романе с русской аристократкой. Ты ведь знаешь, как меня привлекает тема псевдогероев и героинь». «Бедная девочка. Она звалась Ее Светлость Анастасия Глинская». «Какая у тебя память! Я только обратил внимание на то, что это была распространенная княжеская фамилия, которую не запоминаешь еще и потому, что сразу же сомневаешься в ее достоверности». «Бедная девочка. Она хотела, чтобы в нее верили, более того, чтобы ее любили. В себя гораздо труднее верить, чем в Бога, хотя себя ты, по крайней мере, можешь увидеть в зеркале».
«Марта, ты меня каждый раз удивляешь. Ты умеешь формулировать, хотя не знаешь ни одной формулы!» «А ты умеешь очаровывать, до сих пор удивляюсь, как легко тебе это удалось». «Это только звучит легко. Как музыка Моцарта, ведь никто не знает, сколько он сил приложил? Твои хотели быть более уверенными во мне. Манфред подсмеивался и вмешивался в разговор, но я на него возлагал большие надежды, потому что у меня был план». «Ого». «Не забывай, нас учили логике не так, как вас. Вас учили плавать, а мы овладевали еще и дайвингом. Я предложил твоей матери и Манфреду сделать памятник. Мемориал». «Господи, понятно, что ты подкупил Манфреда, но почему ты решил, что это будет интересно маме?» «Смотри. Они просили, чтобы я переключил тебя с темы деда. Я сказал, что я, собственно, отличный парень и попробую переключить тебя на себя. Кстати, не удивлюсь, если у твоего отца есть досье на меня». «Не думаю, что он дошел до такого. Но он мог подстроить так, что при случае оно к нему попало, конечно, это произошло случайно, вот он его и пролистал. Как шахматный слон. Прошелся диагонально слоновьими ногами».
Ознакомительная версия.
