– Конечно. Но не прямо сейчас, ага?
– Ладно. Не прямо сейчас.
И Стивен ушел, пока она не передумала.
Ты же знаешь, что в конце концов мне придется уехать от тебя?
День был темный, давящий и цепеняще холодный. Небо выглядело побитым и обвисшим, у воздуха был металлический привкус, будто перед надвигающимся штормом или снегопадом. Идя по улице к магазинам, Стивен Маккуин был совершенно уверен в двух вещах: он любит Нору и необходимо сказать ей об этом при первой же возможности.
Он стоял в «Прайс£ейверс», оглядывая пустынные полки в поисках деликатесов, способных соблазнить Нору остаться или – когда ничего такого не нашлось – обладающих хоть какой-нибудь питательной ценностью. Он купил растворимый аспирин, молоко, буханку черного хлеба, газировку и два батончика «Марс». И всю дорогу домой гадал, что бы такое сделать, чтобы убедить Нору не уходить, чтобы она увидела нечто большее, нежели дерьмовая квартира и застопорившаяся карьера, – увидела потенциал, а не сырье. Чтобы взяла и променяла неверный успех на оглушительный провал.
Он должен произнести грандиозную речь.
В кино эта речь, конечно же, получилась бы совершенно естественной, гладкой, ненатужной, неотрепетированной. Страстные, красноречивые признания в любви были в фильмах таким же общим местом, как: «Ты отстранен от этого дела за слишком личное отношение», или «Не смей умирать на мне, слышишь?», или «Что бы это ни было, оно не человек». И даже сейчас все разнообразные общепринятые формулировки пролетали у Стивена в сознании, словно на быстрой перемотке, – случайные, слипшиеся слова и фразы: боготворю восхищаюсь с тех пор как мы познакомились больше самой жизни не могу без тебя жить мы созданы друг для друга думаю о тебе каждую секунду когда не сплю и во сне тоже ты моя опора и судьба моя полярная звезда воздух которым я дышу…
Было совершенно очевидно, что ничего из этого не сработало бы. И все же Стивен знал: если оставить все как есть, то он не выстоит против такого соперника – никаких шансов. Конечно же, время совершенно неподходящее, надо бы подождать, выбрать правильный момент, но если он не начнет незамедлительно действовать, не скажет чего-нибудь прямо сейчас, то она может встретиться с Джошем, и вернуться к нему, и даже, быть может, простить его. Не сразу, конечно, но рано или поздно. Для Стивена промедление смерти подобно: Нора должна увидеть другую, лучшую версию его, Стивена, – ту, с которой стоит быть вместе, по крайней мере до тех пор, пока его судьба не переменится. Нужно убедить ее, что он обладает качествами, намного, намного более желанными, чем деньги, успех, путешествия, статус, харизма, невообразимая уверенность в себе, обаяние, блеск, популярность, сексуальная изощренность и физическая красота. Такими качествами, как…
В первый момент на ум ничего не пришло, но что-нибудь обязательно придет. Он будет импровизировать, жить в текущем моменте, говорить от сердца, а не от головы. По крайней мере, стало ясно одно: это просто обязана быть эпохальная речь.
Ты же знаешь, что в конце концов мне придется уехать от тебя?
Но что, если Норы не окажется дома, когда он вернется?
Стивен сорвался на бег. Пар от дыхания повисал в воздухе, мешки с покупками колотили по икрам, а он прокручивал в уме вероятные фразы и слова, пытаясь найти такой способ высказаться, который не походил бы на дрянной диалог и не был совсем уж штампом или плагиатом: с тех самых пор как я встретил тебя больше чем просто добрые друзья ужасно хочу тебя поцеловать восхищаюсь тобой боготворю тебя мы созданы друг для друга ты меня дополняешь люблю тебя ты нужна мне хочу тебя и т. д., и т. д., и т. д., бла-бла-бла… Может, стоит сначала принять душ и почистить зубы, на случай если речь приведет к… Нет, пусть все будет спонтанно. Он протопал по лестнице вверх, копя в голове слова, готовясь торжественно выйти, то есть войти и выпустить наружу все, что он к ней чувствует. Он как раз вставлял ключ в замочную скважину, когда услышал звук, который во второй раз за эти двадцать четыре часа заставил его грудь панически сжаться.
Его собственный голос. Поющий.
«Колеса автобуса крутятся-крутятся, крутятся-крутятся, крутятся-крутятся…»
Стивен ощутил, как все его внутренние органы одновременно пытаются сбежать через рот. Он вставил ключ в замок и открыл дверь.
Нора, завернутая в одеяло, с зубной щеткой во рту, сидела на диване. На стене, восемь футов на шесть, Белка Сэмми пел любимые детские песенки. На коленях Нора держала «отрубленную» голову – награду Джоша как лучшего актера. Не отрываясь от экрана, Нора полезла в складки одеяла за пультом, на пару делений убавила звук, потом вытащила изо рта зубную щетку.
– Привет, – невыразительным тоном сказала она, не отрывая застывшего взора от стены.
– Привет, – ответил Стивен как мог спокойно, выйдя на линию ее взгляда в свет проектора. – Что ты делаешь?
– Учу числа, – ответила она, снова засовывая щетку в рот и глядя мимо него.
– Нет, правда, Нора, что ты делаешь? – повторил он, задержав взгляд на ее коленях и награде БАФТА с выгравированным именем ее мужа.
– О’кей, ладно, если ты действительно хочешь знать, то я просто сидела здесь, пытаясь понять, что более дико: то, что ты украл награду Джоша, или что ты выглядишь как огромная поющая и танцующая белка. Так вот, по-моему, украсть награду более дико. Но теперь я уже не так уверена…
Началась новая песня: «Если ты счастлив и знаешь это, кричи „Да!“…»
– Да, – тихо, сама себе повторила Нора, потом коротко улыбнулась Стивену. Он поставил мешки на пол и прошел мимо нее к проектору, чтобы выключить его. – Не смей! – огрызнулась она и отпихнула его руку наградой Джоша. Тогда Стивен просто сел рядом и уставился на собственное огромное красное глупое лицо, высвеченное на стене. – Вот это видок, – сказала она, не улыбнувшись.
– Что да, то да, – вяло согласился он.
«Если ты счастлив и знаешь это, топай ногами…»
Нора топнула ногой.
Стивен решил поэксплуатировать обиду и перевести стыд в негодование:
– Конечно, можно задать и другой вопрос: кто дал тебе право копаться в моих вещах?
– Эй, слушай, Сэмми, я все понимаю. Ты несчастлив, и я знаю это. Но я не шарила в твоих вещах. Просто мне стало холодно, и я поискала в твоем шкафу свитер, одеяло или еще что-нибудь и наткнулась… вот на это…
– Это все равно не дает тебе права…
– Я собиралась засунуть все обратно и притвориться, что ничего не видела, но, извини, некоторые вещи трудновато игнорировать, Стив.
«Если ты счастлив и знаешь это, кричи „Ура!“…»
– У большинства парней в глубине шкафа спрятана какая-нибудь порнуха.
– Это было бы лучше или хуже?
– Спорный вопрос, Стив. Очень спорный. Если бы это был DVD с тобой в костюме белки, занимающимся сексом с наградой моего мужа, – такое точно было бы хуже. Кстати, ты очень хорош, – тихо заметила она.
– Я рожден для этой роли, – сказал он.
Нора улыбнулась, совсем чуть-чуть:
– Думаю, это как раз тот момент, когда тебе пора говорить: «Всему этому есть совершенно рациональное объяснение».
– Есть.
– Я вся превратилась в слух. – Она снова повернулась к экрану. – Как и ты, конечно.
– Ну что ж, это, – кивнул он на собственное огромное лопочущее лицо на стене, – это я делаю не только из-за денег, но и потому, что мне нравится…
– Делаешь?
– Извини?
– Ты сказал «делаю», а не «делал».
– Я снимаюсь в продолжении.
– Это там ты был вчера?
– Угу.
– Мне казалось, ты говорил, что это крутой независимый криминальный триллер.
– Происходящий в Лесной стране.
Нора рассмеялась, и Стивен попытался воспользоваться моментом, чтобы выхватить пульт, но она стукнула его по руке щеткой и спрятала пульт под одеяло. Белка Сэмми милосердно перестал петь и теперь мучительно объяснял Медведю Брайану разницу между сложением и вычитанием.
– В свою защиту скажу: я и правда думаю, что в этом фильме очень хорош.
– Согласна. Но нет ли тут проблем с соотношением размеров? – спросила она.
– Именно это я и говорил режиссеру.
– Это какой-то тупой медведь.
– Что правда, то правда.
– …Четыре ореха! Ты должен ему четыре ореха, идиот…
– Нора, ты меня слушаешь?
– Извини, но я не могу оторваться.
– Ну попробуй, Нора? Пожалуйста! Мне и так не просто.
– А я и не собираюсь облегчать тебе жизнь. – Она повернулась к нему, снова улыбнувшись, но лишь чуть-чуть. – Стивен… – кивнула она на экран, – это отлично. И меня это не заботит. На самом деле это почти даже обалденно, в своем… жутковатом роде. Честно говоря, меня несколько больше беспокоит… вот это. – Вытащив из-под одеяла награду, Нора водрузила ее на кофейный столик. Бронзовое лицо уставилось на них единственным глазом. – Я имею в виду, было бы не так ужасно, если бы ты украл, ну, не знаю, деньги или еще что-нибудь.
