Ознакомительная версия.
“А чего ты ждал?” – думал он.
Что-то тяжелое давило ему на веки. Он ощутил в них дрожь, а затем смог открыть глаза. Это был свет, яркий дневной свет, он-то его и потревожил. Он моргнул и бесстрастно посмотрел в окно на голубое небо и сияющее солнце. Он решил, что и то и другое реально. Поднял руку, и от этого движения в нем, точно влившись из воздуха, возникла странная сила. Он сделал глубокий вдох; боли не было.
С каждым новым вдохом сил, казалось ему, прибавлялось; кожу покалывало, и он ощущал на лице нежный перемежающийся вес света и тени. Он приподнялся в кровати и теперь полусидел, прислонясь спиной к стене комнаты. Сейчас ему хорошо было видно, что делается снаружи.
Он чувствовал, что пробудился от долгого сна и пробудился освеженным. Был конец весны или начало лета – скорее, судя по всему, начало лета. Пышная, густая листва огромного вяза на заднем дворе давала знакомую ему прохладную, глубокую тень. Воздух был насыщен сладким смешанным запахом травы, листьев и цветов. Он еще раз вдохнул всей грудью, и под хрип затрудненного дыхания легкие наполнились летней сладостью.
А еще он почувствовал после этого вдоха какое-то смещение глубоко внутри, и что-то в нем из-за этого смещения остановилось, прекратилось, так что он не мог пошевелить головой. Потом все стало почти как прежде, и он подумал: “Вот, значит, как это происходит”.
В голове мелькнуло, что стоит, может быть, позвать Эдит, но он знал, что не позовет. Умирающие эгоистичны, подумалось ему; они, как дети, не хотят ни с кем делиться дарами минуты.
Он снова дышал, но что-то, чего он не мог назвать, в нем изменилось. Появилось ощущение, что он ждет чего-то, какого-то знания; но ему казалось при этом, что времени у него предостаточно.
На отдалении послышался смех, и он повернул голову в ту сторону. Лужайку за домом пересекла группа студентов; они куда-то спешили. Он отчетливо их увидел – там было три пары. Три стройные грациозные девушки в легких летних платьях, с ними юноши, смотревшие на них радостно и завороженно. Они легко шли по траве, едва касаясь ее, не оставляя ни единого следа позади. Он смотрел на них, пока они не скрылись из виду; и долго еще после этого до него долетал их смех, дальний смех неведения посреди тишины летнего дня.
“А чего ты ждал?” – подумалось ему еще раз.
Некая радость пришла к нему, словно принесенная летним ветерком. Ему смутно вспомнились мысли о том, что жизнь не удалась, – но разве это имеет значение? Теперь подобные мысли казались ему мелкими, недостойными прожитой жизни. На краю сознания угадывались смутные фигуры; он их не видел, но знал об их присутствии, знал, что они накапливают силы для осязаемости, для доступности помимо зрения и слуха. Он знал, что приближается к ним; но спешить не было нужды. Он мог, если хотел, не обращать на них внимания; времени у него было вдоволь.
Его окутывала какая-то мягкость, по рукам и ногам разлилась ленивая истома. Вдруг с неожиданной силой в нем окрепло ощущение собственной личности. Он был собой и знал, что он такое.
Его голова повернулась. На прикроватном столике громоздились книги, которых он давно не трогал. Он позволил руке погладить их, поиграть с ними; он подивился тому, какие тонкие у него пальцы, как хитро они устроены, как изощренно сочленены фаланги. Он почувствовал в пальцах силу и позволил им вытянуть из стопки один томик. Это была книга, написанная им, ее-то он и искал, и, взяв ее, он улыбнулся при виде знакомой красной обложки, которая за долгие годы выцвела и истерлась.
Да, книга была позабыта и мало кому пригодилась, но какая разница? Вопрос о ее былой или нынешней значимости казался пустым. Он не питал иллюзии, что найдет здесь, в этих потускневших буквах, всего себя; и все же он знал с несомненностью, что некая малая часть его личности тут есть и что она останется.
Он открыл книгу; и когда он это сделал, она перестала быть его книгой. Он позволил пальцам пробежаться по страницам и ощутил в этих страницах трепет, словно они были живые. Этот трепет передался его пальцам, а через них вошел в его плоть и кости; он сознавал происходящее во всех подробностях и ждал, чтобы трепет охватил его целиком, чтобы былое волнение, которое сродни ужасу, приковало его к месту. Солнце светило через окно на страницу, и он не мог разобрать, что на ней напечатано.
Пальцы разжались, и книга сначала медленно, а потом быстро заскользила поперек неподвижного тела и канула в тишину комнаты.
Перевод С. Маршака. (Здесь и далее – прим. перев.)
Среднеанглийский язык и литература на нем – язык и литература Англии с конца XI до конца XV века.
Элий Донат – римский писатель и ритор IV века н. э., автор учебника “Искусство грамматики”.
Видоизмененная цитата из 1-го послания апостола Павла к Коринфянам (гл. 13, стих 1).
Цитата из “Элегии, написанной на сельском кладбище” Т. Грея. Перевод В. Жуковского.
Здесь и ниже поэма Перси Биши Шелли “Адонаис” цитируется в переводе В. Микушевича.
Из “Оды к греческой вазе” Джона Китса. Перевод В. Микушевича.
“Мощный стих” – слова из отзыва английского драматурга Бена Джонсона (1572/3–1637) о драматургии Кристофера Марло (1564–1593).
Уокер ошибается и в датировке (пьеса Марло “Мальтийский еврей” написана в 1589 или 1590 году), и в трактовке авторской позиции: главный герой пьесы еврей Варавва изображен в ней злодеем из злодеев.
Речь идет о сатирической поэме Дж. Байрона, написанной в 1809 году.
Ознакомительная версия.
