Обычно кумушки – как, впрочем, и все селяне – сперва затевают с Одо оживленный разговор. Потом, походя ближе, они переходят на простейший, самый что ни на есть детский язык, повышая голос, нарочито меняя выражения лица и размахивая руками, будто перед ними деревенский дурачок. Ведь он не fala[94] по-португальски.
Дона Амелия становится любимейшей товаркой Одо. Вскоре Питеру с Одо уже нет никакой нужды выходить вместе из дому, когда она приходит убираться. Как раз напротив: в ее еженедельные приходы Одо с радостью остается дома, и Питер может со спокойной душой отправиться по своим делам. Едва дона Амелия успевает появиться, как обезьяна мигом прилипает к ней и не оставляет ни на минуту, покуда добрая женщина делает в доме приборку, которая все больше затягивается по времени, хотя не стоит Питеру ни одного лишнего эскудо. У него самый чистый, хоть и почти пустой дом в Тизелу, поскольку там царит безупречный порядок, благо дона Амелия быстро свыкается с чу́дными представлениями обезьяны об опрятности. Во время работы она без умолку болтает с Одо на сладкозвучном португальском наречии.
А Питеру она сообщает, что Одо – «um verdadeiro presente para a aldeia», настоящий подарок для деревни.
Питер составляет собственные представления о деревне. Самый богатый из селян – сеньор Алвару: у него самый большой доход, поскольку он держит лавку. Дальше идут селяне – землевладельцы, они же земледельцы. За ними следуют пастухи, у которых есть свои стада. И наконец – работники, у которых нет ничего, кроме собственных домов, и которые работают на тех, кто может дать им работу. Они самые бедные в деревне и при том самые свободные. К числу местного населения каждого уровня означенной иерархии относятся и домочадцы, молодые и старые, – все они тоже трудятся в той или иной степени, по мере сил. Священник, симпатичный человек по имени отец Элой, стоит в стороне, поскольку все, чем он владеет, – это возможностью общаться с каждым. Он вхож на все уровни. В общем, в денежном отношении обитатели Тизелу народ бедный, хотя сразу не скажешь. Экономически они большей частью живут обособленно – сами добывают себе пищу, как животную, так и растительную, а также сами же шьют себе одежду и делают мебель. Здесь по-прежнему в ходу обмен – товарами и услугами.
Питер замечает здесь престранный обычай – такого он больше нигде не видел. Впервые он обращает на него внимание во время похорон, когда траурная процессия следует по деревне в церковь: часть плакальщиков идет спиной вперед. Вероятно, таким образом они выражают свое горе. Они бредут вот так, задом наперед, по улице, через площадь и поднимаются по лестнице, опустив печальные лица низко-низко, словно вглядываясь в самую глубину своей скорби. Время от времени они поворачивают головы и смотрят себе через плечо, чтобы идти ровнее, хотя остальные тоже направляют их, подталкивая руками. Этот обычай вызывает у Питера любопытство, и он пытается выяснить связанные с ним подробности. Однако ни дона Амелия, ни кто-либо другой, похоже, не в курсе, откуда это повелось и что в точности означает.
У обезьяны излюбленное место в деревне – кафе. Деревенские уже привыкли к тому, что они вдвоем сидят себе посиживают за столиком на открытом воздухе, с удовольствием потягивая cafés com muito leite[95].
Как-то раз дождливым днем Питер с Одо останавливаются перед кафе. Они только что вернулись после долгой прогулки. Им обоим холодно. Столики и стулья снаружи залиты дождем. Питер медлит. За стойкой стоит сеньор Алвару. Заметив их, он поднимает руку и жестом приглашает зайти.
Они располагаются в углу помещения. Это типичное в своем роде заведение. Стойка заставлена блюдцами – с ложечкой и пакетиком сахара на каждом, – которые остается только дополнить чашечками с кофе. За стойкой – стеллаж, загроможденный рядами бутылок с вином и ликером. Перед стойкой – круглые столики с приставленными металлическими стульями. Внутреннее убранство венчает телевизор – он всегда включен, хотя звук его, к счастью, приглушен.
К удивлению Питера, Одо не очень интересуется телевизором. Он следит за маленькими человечками, гоняющими крохотный белый мяч, или, что лучше, за парочками, напряженно вглядывающимися друг в друга – обезьяна предпочитает спорту сериалы, – впрочем, наблюдает он за всем этим недолго. Его куда больше интересует само теплое помещение и находящиеся в нем живые люди. Телевизор забывается тотчас же, как только посетители переводят взгляд на Одо, и он сразу переводит взгляд на них. Между тем Питер и сеньор Алвару тоже обмениваются взглядами. И улыбаются. Питер поднимает два пальца, делая свой обычный заказ. Сеньор Алвару кивает… После этого Питер с Одо становятся завсегдатаями кафе, хотя оно расположено далековато от их дома.
Они с Одо нередко совершают долгие прогулки. Одо больше не просится к нему на руки, как это было однажды в Оклахоме. Теперь энергия бьет из обезьяны ключом, хотя Одо с неизменным постоянством ищет прибежища на деревьях и любит сидеть высоко на ветках, и Питеру ничего не остается, как терпеливо ждать внизу. В лесу, в этом царстве тишины, нарушаемой ими разве что на поросших губчатых мхом прогалинах, подходящих для веселой возни, – они встречают барсуков, выдр, ласк, ежей, генетт[96], кабанов, зайцев и кроликов, куропаток, сов, ворон, ибисов, соек, ласточек, горлиц с голубями и прочих птиц… Однажды им попалась даже пугливая рысь, а в другой раз – редкий иберийский волк. И всякий раз Питеру кажется, что Одо вот-вот пустится за ними в сокрушительную погоню, ломясь через подлески; но не тут-то было: он стоит как вкопанный и смотрит. Помимо леса, со всеми его очевидными богатствами, они любят бродить вдвоем по открытому плоскогорью.
Как-то вечером, возвращаясь с прогулки, они натыкаются у ручья, рядом с деревней, на двух собак. Собаки пьют. Одо наблюдает за ними с живым любопытством, без малейшего страха. Собаки с виду хоть и не больные, но тощие. Заметив человека и шимпанзе, они настораживаются. Одо, тихонько погукивая, подходит к ним. Собаки ощериваются и ощетиниваются. Питера охватывает тревога, но собаки не очень крупные, а уж сила обезьяны ему известна. Тем не менее жестокая стычка кажется неизбежной. Однако прежде чем что-либо успевает случиться, собаки разворачиваются и убегают прочь.
Спустя несколько дней, сидя на стуле на верхней лестничной площадке, Питер замечает за калиткой две морды. Старые знакомые псины. Одо, полеживающий рядом с Питером на верху стенки лестничной площадки, приподнимается на локте. Он тоже примечает собак. Одо мигом спускается во двор и кидается открывать калитку. Собаки отскакивают в сторону. Он тихонько погукивает и низко припадает к земле. В конце концов псины заходят во двор. Одо радуется. Когда под отрывистые гукания и завывания расстояние между шимпанзе и собаками мало-помалу сокращается, Одо запускает свою ручищу в шерсть на спине самой крупной псины – черной дворняги. И принимается ее обыскивать. Питер подозревает, что в шерсти обеих псин можно много чего отыскать: ведь всю свою жизнь они болтаются на улице. Черная псина вжимается в землю всем телом: она хоть и нервничает, но смиряется со своим положением, – а Одо знай себе старается: усердствует сторожко, начиная с основания хвоста.
Питер заходит в дом. И через несколько минут, снова выглянув во двор – на сей раз из кухонного окна, видит, как псина уже перевернулась навзничь и теперь подставляет брюхо. Одо, чуть приподнявшись, стоит над нею, при этом шерсть у него торчит дыбом, зубы ощерены, зажатая в кулак рука нависает над собачьим брюхом. Псина поскуливает и не сводит глаз с шерстистой руки. Питер встревожен. Одо, кажется, напуган. Что происходит? Всего-то мгновение назад Одо своими стараниями и дружеским обхождением утихомирил беспокойную псину. Вот она валяется на спине, выставив наружу свою мягкую нижнюю сторону, как бы показывая обезьяне всем своим видом, что ей так страшно, что она даже не смеет защищать свою жизнь. Питер переходит к окну в гостиной. Что же делать? Как быть? Он видит, как Одо потрошит воющую псину. Независимо от того, что чувствует псина, что скажут деревенские? Одно дело – визжать без умолку, бить чашки и лазать по крышам и совсем другое – потрошить собаку. Деревенские псы – это вам не изнеженные американские домашние собачонки, хотя и у них есть хозяева, которые скармливают им объедки и по случаю приглядывают за ними. Перейдя ко второму окну в гостиной, он видит, как псина дергает вскинутыми кверху задними лапами, в то время как ее саму корчит в судорогах на земле. Он бросается к двери и выскакивает на лестничную площадку с застывшим в горле окриком. Его взгляд привлекает нечто. Картина меняется. Он опускает простертую руку. Одо щекочет псину. Та вся трясется, радуясь по-своему – по-собачьи, а обезьяна меж тем широко улыбается.
После этого собак приходит все больше. В конце концов их собирается целая стая, числом не меньше дюжины. Питер никогда их не прикармливает; и все же каждое утро они прокрадываются во двор и тихонько ждут, не смея ни повыть, ни поскулить. Как только в окне или на лестничной площадке появляется Одо, они приходят в восторг и вместе с тем, как ни странно, успокаиваются. Иногда Одо составляет им компанию, а иной раз даже не замечает. Внимание с его стороны заставляет их остаться, а пренебрежение вынуждает убраться прочь, но лишь для того, чтобы на другое утро объявиться снова с выражением надежды на мордах.
