Диккенс Чарльз
Призракъ покойнаго мистера Джэмса Барбера
— Ты говоришь: «счастіе»; нѣтъ! вовсе не правда! Подобнаго ничего не существуетъ. Жизнь не есть игра случая; это не шахматная игра. Если ты теряешь, то пеняй на самаго себя…
Эти слова были сказаны молодымъ лейтенантомъ британскаго флота мичману среднихъ лѣтъ, а вдобавокъ его старшему брату.
— Не скажешь ли ты, что счастіе вовсе не участвовало при производствѣ въ лейтенанты джентльмена Боббина и при моей послѣдней неудачѣ? возразилъ мичманъ.
— Боббинъ хотя и денди, но онъ хорошій морякъ, а…. лейтенантъ взглянулъ въ сторону и замолчалъ.
— А я нехорошій, конечно ты прибавилъ бы, еслибъ только было у тебя побольше смѣлости. Но я тебѣ скажу, что въ этомъ отношеніи, я гораздо лучше Боббина.
— На практикѣ, можетъ быть, не спорю, потому что ты десятью годами раньше его въ службѣ. Я не говорю о практикѣ, но о теоріи, которая также въ своемъ родѣ дѣло важное, и въ которой отказался отъ экзамена, продолжалъ молодой офицеръ довольно серьёзно и съ видомъ печальнаго упрека. — Ты никогда не изучалъ теоріи.
— Однако, послушай, мастэръ Фердинандъ, сказалъ пожилой мичманъ, начиная обнаруживать свое неудовольствіе: — мнѣ кажется, что такой разговоръ вовсе не кстати между братьями послѣ пятилѣтней разлуки.
Молодой лейтенантъ взялъ за руку брата и просилъ его не принимать горячо къ сердцу словъ, сказанныхъ съ добрымъ намѣреніемъ.
— Ну, хорошо, хорошо, отвѣчалъ мичманъ съ принужденнымъ смѣхомъ. — Другой разъ будь поосторожнѣе, тѣмъ болѣе, что самъ никогда не былъ лучше того, кому дѣлаешь упреки.
— Я признаюсь въ этомъ съ сожалѣніемъ; но меня исправила несчастная кончина бѣднаго Барбера.
— Чья? спросилъ старшій братъ, откидываясь назадъ и отталкивая отъ себя стаканъ. — Ужь не Веселаго ли Джэмми, какъ мы звали его, — моего однокашника на бригѣ «Роллакъ»?
— Именно его.
— Какъ! неужели онъ умеръ?
— Умеръ.
— Да это былъ нашъ задушевный пріятель. Безъ Веселаго Джэмми никогда не совершались береговыя наши путешествія во время якорныхъ стоянокъ. Онъ понималъ жизнь отъ носы до кормы, отъ топика и до киля. Онъ зналъ всѣхъ и каждаго, начиная съ перваго лорда до послѣдняго человѣка въ мірѣ. Я самъ видѣлъ, какъ съ нимъ поздоровался дюкъ, а спустя минуту его поддѣлъ какой-то странствующій актеръ и по пріятельски угостилъ въ тавернѣ. Однажды онъ взялъ меня на балъ къ герцогинѣ Доррингтонъ, гдѣ всѣ его знали и онъ зналъ всѣхъ, а оттуда отправился въ Сидровые Погреба, гдѣ одинаково былъ на дружеской ногѣ со всѣми странными людьми. Онъ, былъ «братъ», «членъ», «благородный грандъ» и «президентъ» всѣхъ-возможныхъ обществъ. Зналъ все, что дѣлалось въ клубахъ и что говорилось въ фэшіонебельномъ свѣтѣ. Зналъ, что давалъ лучшіе обѣды, и всегда былъ приглашаемъ на лучшіе балы. Былъ чудесный знатокъ шампанскаго, и на скачкахъ каждый старался держать за него пари. Умѣлъ роспѣвать модные романсы: и былъ четвертымъ изъ тѣхъ, кто могъ танцовать польку при первомъ, ея появленіи. Портеръ, валлійскіе кролики, буртонскій эль были также коротко ему знакомы, какъ и римскій пуншъ, французская кухня и итальянскіе пѣвцы. На морѣ онъ всегда былъ что называется душою общества: устроивалъ театры, разсказывалъ анекдоты и пѣлъ комическія пѣсни, которые смѣшили даже коммиссара.
— Обширность и разнообразіе свѣдѣній, оказалъ лейтенантъ Фидъ: — совершенно испортили всю его карьеру. — Въ послѣднее время, какъ тебѣ извѣстно, онъ былъ отставленъ отъ службы за невоздержность и неспособность.
— Когда ты видѣлъ его въ послѣдній разъ?
— Въ-живыхъ? спросилъ Фердинандъ Фидъ, мѣняясь въ лицѣ.
— Безъ сомнѣнія! Ужь не хочешь ли ты увѣрить, что видѣлъ его призракъ?
Лейтенантъ молчалъ; а мичманъ вкусилъ длинный глотокъ своей любимой микстуры изъ равныхъ частей воды и рому и намекнулъ своему младшему брату, чтобъ тотъ разсказалъ призракъ матросамъ, потому что онъ рѣшительно не намѣренъ былъ ни слушать его разсказа, ни вѣрить ему. Вслѣдъ за тѣмъ сдѣлалъ другое предложеніе, которое состояло въ томъ, чтобы Фердинандъ выплеснулъ за бортъ «Корабля» (такъ называлась гостиница, въ которой сидѣли братья передъ открытымъ, полукруглымъ окномъ) безсильный свой напитокъ, и выпилъ бы что нибудь покрѣпче для очищенія своихъ умственныхъ способностей.
— Пускай смѣются надъ моимъ заблужденіемъ, если только можно назвать это заблужденіемъ, сказалъ младшій Фидъ: — но чрезъ него я очень много выигралъ по службѣ; и если только привидѣнія показываются, то я видѣлъ привидѣніе Джэмса Барбера. Тебѣ извѣстно, что я, точно также, какъ ты и Барберъ, едва ли не погибъ отъ пристрастія къ удовольствію и невоздержной жизни, какъ вдругъ Барберъ, или пожалуй считай его за кого хочешь, явился мнѣ на помощь.
— Дай послушать, что за чудеса: я вижу, что сегодня у меня есть расположеніе къ привидѣніямъ.
— Это было въ 18.. году, когда я возвратися въ отечество на «Стрѣлѣ», съ депешами отъ береговъ Африки; ты стоялъ тогда въ Тагѣ на кораблѣ «Бобстэй». Стоянка наша, какъ тебѣ извѣстно, была самая голодная; каждый, кто только бывалъ у невольничьихъ береговъ, непремѣнно возвращается въ отечество съ рѣшимостью «сняться съ дрейфа» при первой возможности. Моя рѣшимость была непреклонная. По прибытіи въ портъ, я тотчасъ же отправился отыскивать веселаго Джэмми………
— Что весьма легко было сдѣлать, еслибъ только ты зналъ, гдѣ нужно искать его.
— Я зналъ и отправился къ нему навѣрняка. Надобно сказать, что около того времени: всѣ его аристократическіе друзья крайне наскучили ему. Свѣтскость потеряла для него пріятную прелесть свою, и я нашелъ его присутствующимъ въ гостинницѣ «Гюйсъ». Онъ принялъ меня въ разверстыя объятія, и мы отправились въ «береговыя путешествія». Безъ содроганія я не могу вспомнить о томъ, какъ провели мы цѣлую недѣлю. Мы бросались съ бала въ трактиръ, изъ театра на ужинъ, изъ клуба въ погребъ. У насъ недоставало времени ходить пѣшкомъ, поэтому мы разъѣзжали въ кэбахъ. На четвертую ночь, когда я началъ чувствовать, что силы покидаютъ меня, когда тѣже самые романсы, тѣже кадрили, таже плохая виски, тотъ же удушливый табачный дымъ и по утрамъ тѣже мучительныя наказанія надоѣли мнѣ, - я замѣтилъ Джэмми, что надобно приписать особенному чуду, если онъ умѣетъ переносить все это въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ. Вѣроятно, ты почелъ бы наказаніемъ, прибавилъ я:- еслибъ былъ обязанъ проводить годъ за годомъ въ этомъ тяжкомъ положеніи.
— Что же онъ сказалъ на это? спросилъ Филинъ.
— Я никакъ не полагалъ, чтобы слова мои такъ сильно огорчили его. Онъ бросилъ на меня свирѣпый взглядъ и отвѣчалъ: «я и то обязанъ!»
— Какже это онъ объяснилъ тебѣ?
— Онъ до такой степени свыкся съ невоздержностью и до такой степени разстроилъ свое здоровье, что привычка обратилась для него въ другую натуру. Сильное ощущеніе служило для него главнымъ условіемъ жизни, такъ что отъ не смѣлъ быть совершенно трезвымъ, подъ опасеніемъ свалиться съ ногъ, какъ пушечное ядро въ воду.
Мичманъ держалъ въ рукѣ стаканъ, но не рѣшался пить его.
— Хорошо, сказалъ онъ; — что же дальше?
— Путешествія наши продолжались еще два вечера. Я не выдержалъ; да мнѣ кажется, что и самый чугунъ не выдержалъ бы этого. Я слегъ въ постель; горячка сильно развилась во мнѣ.
Фердинандъ былъ взволнованъ и выпилъ больной глотокъ лимонада
— Знаю, знаю: ни къ чему распространяться! отвѣчалъ старшій братъ, поднося къ губамъ стаканъ грогу. — Ты очень былъ нехорошъ; я слышалъ это отъ Сетона, который выбрилъ тебѣ голову.
— Едва только я поправился, какъ «Стрѣда» получила приказаніе отправиться назадъ, и я далъ клятву.
— И взялъ залогъ, можетъ быть! возразилъ мичманъ, слегка искрививъ свои губы.
— Нѣтъ! я рѣшился больше трудиться и меньше проводить время въ праздности. У насъ былъ славный морской наставникъ, и командиръ нашъ принадлежалъ къ числу рѣдкихъ морскихъ офицеровъ. Я предался наукамъ, и, какъ кажется, черезчуръ усердно, потому что снова слегъ въ постель. «Стрела», какъ тебѣ извѣстно, вполнѣ соотвѣтствовала своему названію, и мы черезъ пять недѣль были уже у береговъ Ямайки. Однажды вечеромъ, въ то время, какъ мы стояли на якорѣ въ Кингстонской бухтѣ, къ намъ явился Сетанъ, получившій степень доктора, и разсказалъ мнѣ то, чего долго не рѣшался открыть никому.
— Что же бы, напримѣръ?
— Что въ самый день моего отъѣзда изъ Лондона Джэмсъ Барберъ умеръ отъ ужаснаго припадка delirium tremens.
— Бѣдный Джэмми! печально сказалъ старшій Фидъ, прибѣгая для утѣшенія къ своему стакану. — Думалъ ли я, распѣвая твои веселыя пѣсни, что видѣлся съ тобой въ послѣдній разъ!
— Но я съ нимъ видѣлся не въ послѣдній разъ, возразилъ лейтенантъ съ трепетомъ.
Мичманъ принялъ безпокойный видъ:
— Продолжай, продолжай! сказалъ онъ.
