Игорь Сапожков - Золотое Дѣло

Коммерческое предприятие «Золотое Дѣло», Давид Пандир основал, когда был ещё достаточно молодым человеком, в самом начале двадцатого века. Он обладал цепкой памятью, богатым, ярким воображением, чрезвычайно высокой работоспособностью и удивительным даром подмечать и понимать прекрасное. Мечта о славе и признании таланта, подстёгивала его к полной самоотдаче. Поиск новых форм и нетрадиционных решений, создание собственного, узнаваемого стиля, возбуждал творческие фантазии. Много времени уходило на утончённые детали украшений, которым ювелир придавал особое значения, доводя их до совершенства. Он сутками пропадал в мастерской примыкавшей к маленькому магазину, много и напряжённо работал, молодую жену и новорожденного сына видел только по субботам и праздникам. Необыкновенной красоты изделия, выполненные молодым мастером в духе слияния восточной изысканности и европейского шарма, не могли остаться не замеченными. Со временем ими заинтересовались не только обычные покупатели, но и квалифицированные эксперты. По мнению опытных специалистов талантливого ювелира ожидало большое будущее. Их прогнозы вскоре оправдались. В день открытия международной ювелирной выставки-биржи в Амстердаме, были выкуплены все представленные Пандиром изделия. После такого триумфа его работы стали появляться в модных магазинах и популярных салонах. Успех воодушевил творческий подъём, вскоре ювелирные украшения от «Золотого Дѣла» стали пользоваться безупречным реноме, самые достойные попадали на модные аукционы и глянцевые страницы роскошных каталогов европейских торговых домов. Сам же Давид Пандир, удостоился репутации незаурядного мастера, сочетающего в своих произведениях прогрессивные эстетические принципы и аристократическую харизму.

Повышенный интерес к изделиям Пандира в Российской Империи и за границей, привёл к тому, что предприятие пришлось расширять, магазин «Золотое Дѣло» появился в Санкт Петербурге на Большой Морской и в Одесском «Пассаже» братьев Менделевичей, на углу Дерибасовской и Преображенской. Коммерческие заказы поступали из престижных европейских и американских домов, в мастерской к тому времени, работали семь ювелиров и четыре ученика, самым младшим и способным был сын Давида, Михаил.

Но в жизнь вмешалась Революция, к власти пришли большевики. Людям больше не нужны были украшения, в моду быстро вошли морские бушлаты, перетянутые накрест пулемётными лентами и кумачовые лозунги, призывающие грабить награбленное и экспроприировать экспроприаторов. Магазины Давида Пандира были разбиты и разграблены, работу предприятия свернули. Друзья предлагали ювелиру переехать в Америку, но он не мог оставить больных престарелых родителей, а длительный океанский вояж, они могли не перенесли. Революционные преобразования они, кстати тоже не перенесли, умерли один за другим, как только двери местной синагоги, заколотили деревянными щитами, а раввина Зимберга расстреляли пьяные красногвардейцы, когда тот пытался вынести из здания, завёрнутую в таллес Тору. Священные свитки потом спас его сын, а вот книги спасти не удалось, солдаты свалили их в кучу, облили керосином и подожгли. В тот же день сожгли все книги и рукописи из читальни костёла. А когда стемнело, под дружный хохот невесть откуда взявшихся революционных матросов, на Ратушной площади, освещаемой отблесками гигантского костра, бывший рабочий кирпичного завода, а ныне председатель партийной ячейки Роман Пацюк, окончательно и бесповоротно отменил царя и Бога. Тут же вербовали записываться в большевики, веру предлагали заменить на пролетарскую совесть и классовое сознание.

Первые годы Советской Власти, страна ничего, кроме декретов, лозунгов и транспарантов, не производила. Национализированное народное хозяйство и промышленность, медленно приходили в упадок. Отобранные у капиталистов заводы и фабрики стояли, полученная крестьянами земля не плодоносила. Пытаясь спасти положение, власти сменили политику военного коммунизма, НЭПом! Частные предприниматели бросились в наркомат внутренней торговли, регистрировать потребительские и промысловые товарищества. Вскоре в стране появились коммерческие рестораны и торговые кооперативы. Артель «Золотое Дѣло. Давид Пандир и сын», появилась сразу после денежной реформы. Трудились в артели всего два человека — Давид и его уже взрослый сын Михаил. Кроме того, докучая вопросами, под ногами крутился внук ювелира, пытливый и сообразительный Захарка. Пять лет, пока большевики не свернули экономические реформы, артельщиков никто, кроме редких гастролёров-налётчиков, не тревожил К слову, в свете реформ, синагогу опять открыли, хотя и заштукатурили Звезду Давида, красовавшуюся над входной дверью. В 30х годах, неожиданно вспомнив о «революционной бдительности», гайки поджали, кооператоров стали клеймить в прессе и по радио, постепенно сворачивались временные свободы. Нескольких успешных коммерсантов посадили, дюжину лишили гражданства и выслали за границу. Но на «Золотое Дѣло» смотрели сквозь пальцы и артель продолжала работать.

С раннего детства, Захар постигал азы семейного дела. Артельщики в основном изготавливали на заказ золотые обручальные кольца, реставрировали украшения — серьги, цепочки с кулонами да брошки, иногда ремонтировали настенные ходики с шишками и кукушками, будильники, реже ручные и карманные часы. Именно часы, больше всего привлекали маленького Захара. Его завораживали затейливые хитросплетение шестерёнок, движение всевозможных пружинок, скачки капризных маятников, фантастический блеск полированных частей механизма, волшебный танец стрелок. Мальчик был уверен, что они живые, поскольку отец, а именно он всегда занимался часами, разговаривал с ними, как с одушевлёнными существами. Быстро справившись со школьными уроками, Захар оставшееся время дня, просиживал возле отца, внимательно вглядываясь в мудрёные манипуляции с крошечными инструментами.

— У швейцарцев есть один страх, — терпеливо поучал его отец, — они боятся влаги, поэтому…

Отец мастерил специальные прокладки из прорезиненных ниток и взамен износившихся, аккуратно вставлял их в паз между корпусом и крышкой. Он был настоящим знатоком наручных часов и мастером своего дела. Однажды, Захар был свидетелем разговора, между отцом и заместителя начальника местной милиции Василием Цыбуленко, который уже не в первый раз, приносил в ремонт свои наградные, карманные часы:

— Послушайте, Буцыленко, умолял его отец, открывая воронённую «луковицу», ради Бога, перестаньте заводить их до упора!

На внутренней, защитной крышке механизма, была пробита марка часов «Павелъ Буре, Поставщикъ Высочайшаго Двора».

— Во-первых Цыбуленко, а во-вторых, — милиционер набрал полные лёгкие воздуха, его глаза округлились и стали похожи на два циферблата, усы напряглись и замерли как стрелки, на без десяти два, — во-вторых Бог, есть пережиток, и я не дозволю…

— Не надо шуметь, уважаемый… Ведь я вам уже рекомендовал заводить часы не больше пятнадцати оборотов, — мягко продолжал отец, не обращая внимание на реплику, — поймите, что при достижении усилия больше полного завода пружины, фрикцион начинает проскальзывать по внутренней стенке барабана. Теперь посмотрите вот здесь, у вас же сплошной износ пружины. А вы крутите заводную головку, будто это уши уличных босяков…

Мастер с укором посмотрел на чекиста, тот виновато опустил глаза и усы, затем тихим голосом спросил:

— Возьмётесь, Мыхайло Давыдович? Меня же ими сам Котовский наградил! Григорий Иванович, рассказывали, что котлы у буржуя царских кровей, ещё в Крыму экспроприировали…

На тяжёлой крышке карманных часов, Захар успел прочитать глубокую гравировку: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией. Красный командир Г.И.Котовский! 1924 г.»

— Всем по «маузеру», а мне вот котлы… — разочарованно добавил товарищ Цыбуленко.

Когда попадался сложный ремонт, к нему подключался дедушка Давид. Он ворчал, жаловался на зрение и радикулит, потом завязывал на затылке в узел длинные, светлые, едва тронутые сединой волосы и в конце концов приспосабливался у стола. Затем он приставлял часы задней крышкой к уху и долго слушал, после чего внимательно изучал механизм в увеличительный глазок, иногда что-то записывал или чертил какие-то схемки. Дед брюзжал, что лишние детали снижают надёжность, затем всегда советовался с сыном и через день-два часы уже весело тикали на полке, в ожидании своего хозяина. А дедушка прислушиваясь к равномерному ходу механизма, едва заметно кивая головой в такт хода стрелок и пряча улыбку в бороду, говорил: