Легко всухомятку поужинав и ещё раз проверив оружие, отряд отправился на задание. Часть дороги они ехали на дрезине, оставшуюся до линии фронта — бегом. В заданный квадрат, как и планировалось отряд вышел когда настали сумерки. Без шума устроившись в глубоком окопе, солдаты в ожидании условного сигнала, внимательно вслушивались в тишину. До встречи оставалось меньше часа. Темноту ночи, постоянно резал яркий свет прожектора с немецкой стороны. Луч медленно, метр за метром ощупывал землю, выхватывая из темноты столбы с колючей проволокой, брошенную технику, бездонные воронки от тяжёлых авиабомб.
— Они здесь, — неожиданно громко сказал старший группы, младший лейтенант Антонов, — всем внимание, начинаем отвлекающий манёвр.
В воздух одна за другой, взлетело две осветительные ракеты, а затем Зинчук поднял над головой ППШ и не глядя выпустил в сторону немцев, обойму трассирующих пуль. Смысл манёвра заключался в том, что бы отвлечь немцев на себя, тем самым ослабив их внимание, на участке прохода линии фронта разведгруппой.
— А теперь все на дно, быстро…
Тишину разорвал оглушительный свист и сразу за ним взрыв:
— Миномётами утюжат, зараза, — выругался Зинчук, — всем рассредоточится, Пандир ко мне!
Снаряды падали один за одним, иногда так близко, что солдат обдавало градом земли. Захар вдруг вспомнил ту самую бомбёжку, мгновенно оживший в нём ледяной страх вжал его спиной в холодную стену траншеи. В себя его привёл голос Антонова, офицер орал ему прямо в ухо, перекрикивая вой миномётных снарядов:
— … Помнишь я показывал на карте церковь…
Прогремел взрыв.
— … Не высовывайся из окопа, пригнись и беги туда, здесь сейчас будет жарко. Постарайтесь доставить «языка» к утру, это очень важно и планшет…
Теперь взрыв раздался совсем рядом и на их каски со звонам посыпались осколки камней и комья земли:
— … Планшет береги…
Взрывной волной Антонова прижало к Захару:
— … Понял, планшет срочно в руки Авдеева! Давай, — он хлопнул Захара ладонью по плечу, — не подведи, сынок!
Захар побежал. Он слышал, как затарахтели автоматы Авдеева и Зинчука, разведчики продолжали отвлекающий манёвр. Начал накрапывать колючий дождь.
Захар остановился немного отдышаться. Перестрелка осталась позади, один из снарядов поджёг заброшенный блиндаж и свет от огня немного растворил темноту. Захар узнал помеченную на карте разрушенную церковь и тут же услышал:
— Стой, кто идёт?!
— Куприянов… — громко ответил он фамилию старшего разведгруппой, которая так же служила паролем.
— Куприянов погиб, здесь сержант Заболотный…
Захар подошёл поближе, назвал своё имя и протянул руку, сержант её пожал. Захар коротко описал обстановку, Заболотный внимательно слушал и часто кивал. Захваченного майора он привязал к дереву, а сам отправился на встречу. Сейчас им предстоит вернуться, забрать «языка» и лишь тогда двигать за линию фронта.
— Майор Кёлер, — сержант указал подбородком на привязанного к дереву немецкого офицера, его голова криво свесилась набок, изо рта торчал грязный кляп. Заболотный присел на корточки, на минуту задумался, потом снял с головы пилотку, вытер ею пот со лба и не оглядываясь тихо сказал:
— Этот фриц и этот планшет сейчас важнее всего на свете, их необходимо как можно скорее доставить к Авдееву.
Они отвязали немца и торопливо двинулись к линии фронта. На выходе из лесопосадки, они оказались открытыми, как на ладони и хотя их скрывала темнота, да и дождь помогал, всё же как только в небе вспыхивала осветительная ракета им приходилось падать и неподвижно лежать, пока она не погаснет. Заболотный развязал Кёлеру руки, чтобы ему легче было бежать, но пригрозил автоматом, пообещав расстрелять в случае побега. Немец с пониманием закивал головой. На самом краю поля, когда до спасительных оврагов оставалось метров пятьдесят, на них напоролся луч прожектора. С немецких позиций открыли шквальный огонь, крупные пулемётные пули быстро вспахали землю вокруг воронки, где они укрылись.
— Они достанут нас миномётами… — уверенно произнёс сержант, — у нас от силы три минуты, — и тут же добавил для Кёлера, показав для пущей убедительности показал три пальца, — драй минутен, фирштейн…
Теперь в их сторону непрерывно светил мощный прожектор, а в небе над ними весело несколько осветительных ракет. Вдруг, с того участка, где остался отряд Антонова, послышалась беспорядочная стрельба, потом разорвались одна за другой две ручные гранаты.
— Это наши их отвлекают, — крикнул Заболотный, — за мной!
Он низко пригнувшись выскочил из воронки, потянув за собой немца. Добежав до края оврага, они покатились вниз по размокшему валу. Следом за ними, по крутому склону оврага, прижимая к груди автомат, скользил Захар. На самом дне Заболотный тихо застонал, пуля попала ему в правый бок чуть выше бедра. Схватив нож, он разрезал намокшую от крови ткань, затем выдернул из сапога портянку, скомкал её и прижал к ране. Свободной рукой он снял с ремня флягу, зубами открутил крышку и сделал два больших глотка, а затем обильно полил рану спиртом.
— Вроде ушли, — проговорил он чуть отдышавшись, протягивая флягу Захару, — будешь? — Захар отказался, тогда Заболотный предложил флягу Кёлеру, — шнапс…
— Больно? — спросил Захар.
— Жжёт немного, а так терпимо…
Захар увидел, как сквозь ткань и пальцы сержанта, начинала сочится кровь. Тем временем Кёлер вернул флягу Заболотному, тот сделал ещё один глоток и слабеющим голосом сказал, глядя Захару в глаза:
— Ах помирать не хочется, я с Финской на фронте, на животе пол Европы прополз…
— Я тебя не брошу…
— Знаю, что не бросишь, только вот что, — он сильно закашлялся, по гримасе исказившей его лицо было видно, как он страдает, — слушай меня внимательно, парень! Сам я не дойду, а ты меня не дотащишь, только хуже сделаешь. Я здесь полежу, ты мне вон тройку досок принеси и плащ-палатку оставь, что бы не на сырой земле… — он опять закашлялся, — и как только сдашь фрица Авдееву, сразу пусть пошлют за мной. Или может ещё по дороге наших встретишь, ориентир не забудь, видишь вон церковь.
Он оглянулся и быстро перекрестился:
— Планшет береги и за майором следи, он вроде тихий, да только хрен его знает…
Кёлер двигался впереди, за ним с автоматом наперевес шёл Захар. Чтобы планшет ему не мешал, он затолкал его под ремень и сдвинул на бок. Дождь прекратился, время от времени в небе появлялся узкий серп луны, свет от которой на короткое время рассеивал страх. Захар был уверен, что они двигаются в правильном направлении, он несколько раз узнавал метки, оставленные разведчиками. Вскоре они добрались до железной дороги, где их ждала дрезина, но у них не хватило сил поставить её на рельсы. Они так и шли всю ночь вдоль железнодорожной насыпи, грязный и еле волокущий ноги майор вермахта Эрик Кёлер, а за ним мальчик, ещё три месяца назад, сидевший за партой в тыловой школе. От непривычки и монотонной ходьбы, на Захара навалилась сонная усталость. Чтобы немного взбодриться, Захар достал из вещмешка четыре завёрнутые в газету, пшеничные галеты, две отдал немцу, две съел сам.
— Была моя очередь дежурить, остальные спали, завернувшись в мягкие, шерстяные одеяла, — глухую тишину ночи, нарушил твёрдый голос. Увидев рядом с собой дедушку, Захар зашагал уверенней. — На фоне звёздного неба, мистически раскачивались мохнатые верблюжьи горбы. Измученные дневным переходом животные, улеглись по кругу, спасая нас от пресмыкающихся, как ни странно, но змеи не переносят запаха верблюжьей шерсти. Мне кажется я начинаю понимать красоту, силу и величие пустыни! Это только на первый взгляд она скучна и однообразна, на самом деле утром она переливается миллионами алмазов, днём зеркалом отражает солнечные лучи, а вечером оживает и провожая за барханы утомлённое солнце, становится оранжевого цвета. Когда она волнуется, то поднимает в воздух тонны песка, когда отдыхает, то дразнит путников волшебными миражами. Она иногда плоская, как арабская лепёшка, иногда волнистая, будто штормовое море, она дышит сухим зноем днём и пробирает холодом до костей, ночью…
— Дед, а кто остальные, — Захар прервал монолог деда, — ну те которые спали?
— Это Яков и Ясмина…
— Ясмина?
— Любимая, но непутёвая дочь Гассана, — старик улыбнулся, — она была грациозна, как голубка, голос её напоминал звучание арфы, смех — журчание ручейка, а когда она смотрела на Якова, её глаза вспыхивали, как редчайшие изумруды!
Старик прервал рассказ, приподнялся на локте и достал из заплечной сумки, хлебную лепёшку с овечьим сыром, обёрнутую в тонкое полотенце с острым восточным узором…
Земля вдоль железной дороги была размыта долгими дождями, и хотя Захар знал, что это опасно, он всё же решил двигаться по шпалам. Опасность была в первую очередь связанна с тем, что насыпь легко простреливалось, а в лесу бродило множество попавших в окружение и пробирающихся к своим, гитлеровцев. Двигаться по железнодорожному полотну было намного легче, таким образом он быстрее мог доставить в штаб языка и планшет. Вскоре, показались редкие огни станции и они зашагали быстрее. Внезапно, Захар услышал резкие механические щелчки и уже в следующую секунду его ногу плотно зажало, переводной стрелкой. Громко вскрикнув от боли, он упал на колено и вдруг почувствовал, как мелкой дрожью вибрируют рельсы. Затем сквозь плотную густоту ночи, Захар увидел как вспыхнул вдали, тонкий луч. В себя его привёл голос Кёлера, он что-то кричал и размахивал руками, Захар попытался двинуть ногой, это было бесполезно, она была крепко зажата рельсой и стрелкой. Кёлер упал на колени и изо всех сил пытался освободить ногу мальчика, из стальной ловушки, но этим лишь причинял боль Захару. Тогда он решительно вскочил, осмотрелся, что-то сказал, указывая рукой на станцию и побежал, быстро растворяясь в темноте. Захар было вскинул автомат, но тут же его опустил. Рельсы дрожали всё сильнее, состав приближался, Захар уже чувствовал ветер, толкаемый поездом перед собой. Мальчик закрыл глаза…
